Содержание
Оглавление
Введение3
1. Объективные предпосылки возрастания научного знания к системе управления4
2. Понятие социологии управления7
2.1. Теория научных методов управления9
2.2. Теория человеческих отношений10
3. Современная структура социологии управления12
Заключение17
Литература19
Выдержка из текста работы
Зарождение и развитие русской научной социологии было обусловлено многочисленными причинами и факторами. К середине XIX века, когда русская социология, исходя из сложившегося мнения, начала своё формирование, западная социологическая мысль уже нашла своё воплощение в трудах О. Конта, Сен-Симона, Г. Спенсера и других обществоведов того времени. Бесспорно, на процесс зарождения социологии в России известное влияние оказали социологические воззрения западных школ и их представителей.
Предыстория русской социологии связана с деятельностью радикальных публицистов, группировавшихся вокруг журнала «Русское слово». В журнале впервые появились статьи, знакомившие русского читателя с позитивизмом Огюста Конта. Радикальная философская мысль шестидесятников имела предшественников в восемнадцатом веке, находившихся под влиянием социальной философии Монтескьё.
Широкий интерес к социальной проблематике стал характерен для русского образованного общества в связи с реформами Александра II. Неслучайно в этот период происходит знакомство русской интеллигенции с творчеством О. Конта, Г. Спенсера, Дж. Ст. Милля и других мыслителей, в чьих трудах были заложены основы социологической науки.
Бурное развитие социальных отношений в послереформенной России заставляли анализировать складывающиеся отношения в социуме. В этот период начались поиски неизвестных ранее подходов в социальной сфере. Формирование социологии как науки происходило сразу в нескольких направлениях.
Развитие социологии в России.
Социологическая мысль в России развивается как часть общемировой социологической науки. Испытывая влияние со стороны различных течений западной социологии, она вместе с тем выдвигает оригинальные теории, в которых отражается своеобразие развития российского общества. В развитии социологической мысли в России исследователи выделяют три основных этапа.
Первый этап — с середины XIX века до 1918 года XX века;
Второй — с начала 20-х годов до конца 50-х годов;
Третий — с начала 60-х до наших дней.
Первый этап, прежде всего, связан с творчеством таких крупных социальных мыслителей, как П. Л. Лавров (1829 — 1900) и Н. К. Михайловский (1822 -1904). Развиваемое ими направление социальной мысли получило название субъективной социологии. Основополагающие идеи этого направления были впервые сформулированы в знаменитых «Исторических письмах» П. Л. Лаврова (1870). Как и у других классиков теоретической социологии — О. Конта, Г. Спенсера, Э. Дюркгейма, в центре внимания субъективной социологии стояли разработка учения об обществе в целом, выявление закономерностей и направленности его развития. Значительное внимание представители субъективной социологии уделяли разработке теории общественного прогресса. Сущность общественного развития, по Лаврову, состоит в переработке культуры, а именно: в переработке традиционных, склонных к застою общественных форм в цивилизацию, характеризующуюся гибкими, динамичными структурами и отношениями. Цивилизация истолковывается субъективными социологами как сознательное историческое движение. Это движение осуществляется, прежде всего, критической мыслью. Но поскольку мысль реально появляется только через действия личности, постольку, рассуждают они, главной движущей силой общественного развития выступают критически мыслящие личности, передовая интеллигенция.
Наряду с субъективной социологией, заметное место в социальной науке того периода занимают работы М.М. Ковалевского 1851-1916 гг. М.М. Ковалевский был последним представителем классического позитивизма. Ведущую роль в своей социологической теории М.М. Ковалевский отводит учению о социальном прогрессе.
Параллельно с субъективной социологией и позитивизмом М.М. Ковалевского, в борьбе с ними в России развивалась социология марксизма, представленная двумя основными теориями: ортодоксальным марксизмом, во главе с В. Плехановым и В. И. Лениным, и так называемым легальным марксизмом, представителями которого являются П.Б. Струве, М.И. Туган-Барановский, Н.А. Бердяев.
Второй период развития социологической мысли в России характеризуется нарастанием процесса институционализации, приобретением социологической наукой статуса социального института. В 1920 г. в Петроградском университете при факультете общественных наук было создано социологическое отделение, во главе которого стал Питирим Александрович Сорокин (1889 — 1968) — крупный ученый и общественный деятель, внесший существенный вклад в развитие отечественной и мировой социологии. П.А. Сорокин один из родоначальников теории социальной стратификации и социальной мобильности. В сталинские времена социология подвергается идеалогизации и как солидный институт полностью прекращает свое существование.
Возрождение социологии как науки начинается в конце 50-х-начале-60-х годов, на волне «хрущевской оттепели». Это время принято считать началом третьего этапа развития социологии в России. В 60-х годах социология вновь восстанавливает статус социального института. В середине 1960 года было создано первое социологическое учреждение — отдел социологических исследований в институте философии АН СССР и лаборатория социологических исследований при Ленинградском госуниверситете. С 1974 года начал выходить специализированный журнал «Социологические исследования». В настоящее время существует ряд коммерческих, вузовских и независимых социологических центров, ведущие широкие эмпирические и теоретические исследования в различных областях общественной жизни.
НОВЕЙШАЯ СОЦИОЛОГИЯ
В 60-е годы мир переживал острейшие социально-политические и экономические потрясения: угроза ядерной войны (Карибский кризис — Куба, 1963 г., война США во Вьетнаме, арабо-израильские войны, ввод советских войск в Чехословакию, 1968 г., и др.)» расовая дискриминация, экология, бюрократизация, масс-скультура. Возник исторический парадокс — продвижение человека на пути развития познания и технического могущества сопровождалось повышением мощи разрушительных сил, расширением масштабов грозящей человечеству катастрофы. Формируется убеждение, что нельзя построить «общество всеобщего благоденствия» в условиях угрозы уничтожения Земли в глобальном масштабе. На этом фоне «оптимистическая» позиция теоретиков индустриального развития выглядит странно и неадекватно: обнаруживается резкий контраст между их претензией объяснить все и неспособностью отвечать на реальные проблемы современности. Индустриализм, оказавшийся доминантой событий, повлек за собой последствия («сюрпризы на дне ящика Пандоры»), которые не могли предусмотреть его апологеты.
Противоречивость множественной, разнокачественной и динамической действительности достигла такого уровня, когда даже самая изощренная теория не в состоянии была придать ей концептуальное единство. В конце 60-х годов гегемония структурного функционализма была разрушена под волной критики, имевшей как теоретический, так и политический характер. Она шла по нескольким направлениям.
Во-первых, подверглась сомнению имплицитная посылка Парсонса, что все виды социального действия (поведения) можно уложить в логическую структуру «социальной системы» («прокрустово ложе»). Есть такие виды деятельности, которые в неё не укладываются, в частности «эксцентричное» научное поведение. В деятельности ученого помимо жесткого набора процедур, чтобы прояснить концепцию в его аналитической работе, используются интуиция и воображение. В этой ситуации исследователь не скован правилами и методом — они отступают на задний план. Да и развитие общества — это творческий процесс порождения нового, в котором присутствует «фактор X», — то неизвестное, которое обусловливает неожиданные повороты, и предусмотреть их невозможно. Поэтому управление сложной социальной действительностью нельзя свести к жесткому программированию.
Парсоновские функциональные императивы заключали в себе форму ограничений количества, полезности функций и их структурно-институционального обеспечения. Это проявилось в том, что предложенная им схема структурно-функционального анализа оказалась нечувствительной к негативным сторонам современности — проявлениям в ней дисфункций, дестабилизирующих социальный мир и ведущих к распаду систем. Уже в мертоновской концепции введение понятий эуфункция и дисфункция, чуждых подходу Парсонса, заметно расширяло идею функциональности и поле исследовательских проблем. Влиянием данных характеристик нарушения равновесия объяснялось всякое отклонение в социальных действиях людей от господствующей в обществе системы норм и ценностей (преступность, рассовые волнения, революционные выступления и т. п.), являющееся источником напряженности в обществе.
Кроме того, в рамках данной схемы поведение человека интерпретировалось под определяющим воздействием социальных институтов и всеобъемлющего нормативизма, которые налагали ограничения на свободу выбора в человеческой деятельности. Но человек несет ответственность перед совестью за свои деяния: их можно совершить или не совершить, т. е. они лежат в полосе свободы.
Во-вторых, естественнонаучная и универсалистская ориентация структурного функционализма в качестве идеала акцентирует функции и цели, а не людей с их практическими и субъективными аспектами в повседневной жизни. Однако социальные изменения предстают как замена одних социальных структур другими, смена одних образов жизни, ценностей другими и т. д. При этом человек выступает как творец мира, способный его изменить.
Социология — это наука о людях и для людей. Поэтому она должна повернуться к человеку и связанному с ним «субъективному смыслу» — мотивационно-смысловой сфере человеческой деятельности. Движение маятника началось в обратном направлении — к идеалам гуманизма и герменевтическим традициям. Главный лозунг данного этапа: «Вернуть в социологию человека».
В-третьих, в действительности нормой выступает наличие альтернативных, конкурирующих социальных явлений — религии, политических идеологий, моральных представлений и т. п. Поэтому, помимо равновесия, имеют место столкновения культур, социальные изменения, конфликты ценностей, которые являются типичными и неизбежными для современного дифференцированного и стратифицированного общества. Снятие с них обвинения в аномальности превращало теорию равновесия в догму и способствовало проникновению в социологию теории организации. Последняя разрабатывает «рациональное регулирование» социальных конфликтов по определенным правилам игры, приемлемым для обеих спорящих сторон и приводящим их к «общему знаменателю».
Эти и другие доводы использовали критики структурного функционализма для раскрытия несостоятельности его линии на создание «большой теории» и неспособности охватить всю социальную реальность. Данная концепция была дискредитирована и перестала быть единой теоретической платформой в социологии: начался процесс её сатурации (затухания). Западная социология начала новый этап своего развития.
Критика структурного функционализма и связанные с этим изменения духовного климата в «академической» социологии, обеспечили в 60-е годы почву для осуществления модификаций «большой теории» социологии и «теоретического взрыва». Он был связан с развитием и обогащением критикуемых идей, переработкой ключевых вопросов проблемы сценариев развития настоящего, способного принять вызов будущего. Никто не хочет жить по-старому, и все стремятся к прорыву в новое качество социальной жизни. За всем этим стоит потребность иметь как можно более точное знание о том, что и как должно подвергаться регулирующему воздействию и изменению, социальному контролю. Проблема состоит и в том, каким образом наиболее рационально сохранить плюральность социального мира — разнообразие, толерантность и свободу как общественный идеал.
В борьбе со структурным функционализмом формируется теоретический авангард в лице социологии «среднего значения», качественного стиля (символический интеракционизм, феноменология и т. п.), ведущих поиск путей и средств решения социальных проблем в рамках существующего статус-кво. Наряду с ними формируется критическая социология, ставящая под сомнение индустриалист-ские начала общества. Такое быстрое умножение вариантов теоретического поиска есть весьма обычный симптом кризиса науки: новые теории предстают как непосредственная реакция на данный кризис.
С утратой структурно-функциональным направлением своего престижа вновь встал вопрос о связи теорий и методов в социологии, о теоретической основе эмпирических исследований. В его решении в рамках трихотомии -методология—теория—метод» наметилось два принципиальных подхода. Сторонники одного стояли на позиции принципиального разрыва между философской методологией и теоретической системой в социологии. В частности, такой подход разрабатывался Р. Мертоном, защищавшим позитивистскую ориентацию социологии на «модель» естественнонаучного знания. Применительно к теориям «среднего ранга» разрабатывалась также методика и техника социологического исследования, технология внедрения его результатов. Все это соответствовало сознательно выдвигаемой установке построения единой методической методологии и её сближения с принципами гуманитарного знания.
Сторонники другого, наоборот, стояли на позиции обязательного философско-методологического обоснования теоретических проблем социологии и привязанности методов исследования к соответствующим теоретико-методологическим принципам. Это заставляло их искать новые подходы к построению «общей теории», но уже в рамках гуманистической тенденции в социологии, качественного подхода к социальным явлениям. Данная волна на многие годы определила контуры новейшей социологии и создала основу «интеллектуального социологического климата», свойственного гуманитарным наукам.
Вместе с тем, сторонники обоих подходов разделяли точку зрения о необходимости установления принципиальной взаимосвязи между теориями и методами в социологии: между определенной трактовкой социального мира и соответствующим набором методов и техники (конкретных методик) его исследования. Но тогда неизбежно возникал другой вопрос: какие теоретические концепции должны выступать исходными по отношению к исследовательским процедурам?
Поиски ответа на него породили в 60—70-е годы «теоретический взрыв», который обусловил процесс дробления теоретических подходов, дифференциации социологического знания, без авторитарного влияния какой-либо одной теоретической концепции. Отсутствие у социологов единой теоретико-методологической базы обусловливало разнообразие и неровность социологического ландшафта — мозаику социологических теорий: каждый занимался собственной социологией. Вместе с тем, имела место диффузия (взаимопроникновение) идей и возникновение гибридных теорий. В результате, теоретическая социология резко разомкнула поле поиска предметной области социологии.
Социология качественного стиля
В60-е годы теория размыкает поле поиска предметной области социологии. Формируется, в частности, «гуманистическое» направление как альтернатива естественнонаучному. В нем происходит обращение социологов к утраченной культурологической традиции, к «испарившимся» в позитивистских конструкциях «внутренним смыслам». Происходило также возрождение интереса к герменевтическим и рецептивным концепциям, которые разрабатывались в большей степени на материале художественной литературы. Кроме того, происходит возвращение к субъективным аспектам человеческого поведения, локальным ситуациям повседневной жизни, направленное против преувеличенного представления о власти социальных организаций, институтов над поведением индивидуального агента.
В мозаике социологических теорий вновь и вновь поднимался извечный вопрос, которому вроде бы пора уже потерять свою актуальность: на чем, вообще, держится общество? что не дает ему распадаться?
Социология качественного стиля, возрождающая гуманитарное направление, связана в первую очередь: а) с концепциями символического интеракционизма, увеличивающим долю социально-психологической проблематики в социологии; б) с феноменологией, ориентированной на социальную философию; в) с концепциями, претендующими на роль общесоциологической теории (Г. Гарфинкелъ, А. Гоулднер, П. Сорокин, Э. Тириакьян, А. Этци-они и др.).
Критическая социология
Гуманистическое направление в социологии также связано с критической линией, представители которой выступали против «академической» социологии и индустриализма. Их социально-критический анализ неустойчивого состояния общества в 60-е годы указывал на присутствие связи между социальным кризисом в странах Западной Европы и позитивистски ориентированной фундаментальной теорией общества, а также прикладной социологией. С одной стороны, они подвергали критике явное расхождение в структурном функционализме между социологической теорией и социальной практикой. С другой — они критиковали ангажированность социологии через её вовлеченность в систему социального управления и контроля в обществе. В частности, социолог-эмпирик имеет своим результатом «удвоение фактичности» и последующую апологетику того, что существует, удостоверяя наличные формы существования социального мира как «научно зафиксированную» действительность. Эта идеология заключает в себе «реставрационную» тенденцию эмпирической социологии. Отсюда — при реальном плюрализме она с усердием поддерживает то, что существует.
В критической социологии отражены идеи трагического скептицизма, связанные с разочарованием в «технорациональности»: ни приоритет техноразума и сциентизма, ни привлечение советника, эксперта не смогли повысить рациональную природу общества. Индустриальное общество своей неуемной жаждой подчинить себе природу спровоцировало глобальную экологическую катастрофу, которая лишь усиливала экономический кризис и опасность гибели рода человеческого. В этих условиях был подвергнут критике «социальный эксперимент» на путях индустриализма, в том числе и коммунистический эксперимент, с его репрессивной культурой — подавлением коллективизмом (корпоративизмом) индивидуализма. Представители критической социологии показали, что социально-политическую систему нельзя сконструировать, сидя за столом и на основе технико-экономических данных. Для этого нужно знать требования реального человека, его духовный мир и моральные установки. При этом светлые идеалы будущего учить людей не способны, ибо будущее не может иметь опыта. Нас может учить лишь позор прошлого.
Социология постиндустриального развития.
Жесткие потрясения западного общества в 60-е годы заставили правительства, крупные монополии и корпорации сконцентрировать усилия на научно-практической деятельности, направленной на преодоление социально-экономического и духовного кризиса, а также реконструкцию социальной системы на основе новейших данных науки и техники. Это обусловило необходимость «теоретического обеспечения» промышленного и социального развития в новых условиях. Данная потребность вновь актуализировала позитивистско-сциентически ориентированную социологию с верой в безграничные возможности научно-технического рационализма (ренессанс Вебера и Парсонса). Критика пессимистических концепций сатурации индустриального общества сопровождалась реабилитацией технологической модели развития общества. Да, все причины недугов современного общества надо искать в достигнутом уровне индустриализации. Однако дальнейшее продолжение НТР автоматически осуществляло преобразование индустриального общества в качественно новую цивилизацию, ориентирами которой выступали не экономические императивы, а ценности качества жизни.
Стремление к построению более или менее общих концепций, в том числе и прогностических моделей социального развития, обусловливало в 70-е годы сближение социологии с футурологией. Последняя занималась «изучением будущностей», если мир подвергнется (не подвергнется) коренным переменам под влиянием сил, реальность которых уже теперь очевидна. Главный вопрос касался того, что возникнет из существующего положения вещей: будет ли будущее продолжением позитивного развития тенденции «открытого общества» (оздоровления капитализма), или оно будет качественно иным — новым этапом. Анализ будущностей как бы ликвидировал разрыв между пророчеством и экспертизой. Предлагались различные сценарии будущего:
— все остается в прежних границах: будущее равно прошлому;
— если не будет найдено альтернативы термоядерной угрозе: катастрофа;
— победа тотально-консервативных моделей господства: а) катастрофа не исключается; б) катастрофа исключается, если это станет универсальной моделью;
— экологическая модель: а) согласие между людьми и природой; б) единство социального и природного начал (натурализация общественных проблем).
Построение концептуальных и прогностических моделей общественного развития сопровождалось плюралистической непринужденностью: «постиндустриальная» (Д. Белл), «посткапиталистическая» (Р. Дарендорф), «постцивилизованная» (К. Болдуинг), «постсовременная» (А. Этциони), «постбуржуазная» (Г. Лихтгейм), «нового индустриального» (Дж. Гэл-брейт), «индустриального в фазе зрелости» (Р. Арон), «продвинутого индустриального» (Г. Маркузе), «сверх индустриального» (А. Тоффлер), «технотронного» (3. Бжезинский). Для инновационных концепций характерна единая методологическая основа — парадигма реиндустриализации и перерастания индустриального общества в «постиндустриальное».
Реиндустриализация рассматривалась как новый этап НТР, в котором наука и техника больше не являлись врагами человека и его естественного окружения, а формировали ресурсосберегающую (эко-разумную) экономику, трудосберегающее производство и электронно-информационную культуру. Для неё приоритетами выступали общечеловеческие ценности и выживание человечества как главные императивы эпохи. При этом «постиндустриальное» развитие трактовалось в том смысле, что оно вело к технотронному, сверхиндустриальному обществу, в котором преобладающая часть общественной жизни концентрируется на непромышленной деятельности — сфере потребления и услуг. Постиндустриальное общество — это информационное общество, которое приходит на смену трудовому и является его отрицанием. В нем информация (а не труд) является системообразующим фактором новой социальной реальности.
Данный конструктивистский (рационалистический) подход рассматривал социальные системы и институты как искусственные образования, т. е. как созданные людьми по заранее заданному проекту. Чтобы не допустить (приостановить) их хаотического развития, необходимы социальное управление и контроль, ставящие социальные процессы в определенные рамки1. Тем самым восстанавливались в правах концепции технологического прогресса, ориентированные на социоинженерные преобразования, ведущие с помощью науки и научных методов к «достойному человека обществу». В то же время отвергающие политические действия как неэффективный способ переустройства человеческой жизнедеятельности. Соответственно, парадигма антииндустриализма, пессимистические выводы глобалистики и теорий «пределов роста», опровергались как «безнадежно неправильные» (Саймон Дж., Кан Г. Изобильная планета. Ответ на «Глобальные проблемы 2000 года», 1984). Им на смену приходит оптимистический прогноз, вселяющий уверенность и повышающий готовность социальных организаций и отдельных людей участвовать в созидательной деятельности, поощряющей содействие разумной политике и вселяющей надежду.
Список используемой литературы.
1. Шамшурин В.Н. История русской социологии и интеллектуальная история. //Социс, 1995 г., № 3.