Выдержка из текста работы
В истории мировой культуры Платон (427-347 до н.э.) — великое явление. Он жил в древнегреческом обществе, но как деятель — философ, ученый, писатель — принадлежит всему человечеству. Учителем его делает не только то, что в начале IY в. до н.э. он учредил в окрестностях Афин школу, названную потом Академией, и просуществовавшую несколько веков. Учение, излагавшееся самим Платоном в его книгах, а впоследствии его преемниками, было полно заблуждений. Основные точки зрения этого учения не только фантастичны, на наш современный взгляд, но в прямом смысле слова превратны, глубоко ошибочны. И все же Платон — один из учителей человечества. Не будь его книг, мы не только хуже понимали бы, кем были древние греки, что они дали миру, — мы хуже понимали бы самих себя, хуже понимали бы, что такое философия, наука, искусство, поэзия, вдохновение, что такое человек, в чем трудности его исканий и свершений, в чем их завлекающая сила. Платоном был создан и разработан один из двух основных, главных типов философского мировоззрения. Платон — создатель философского идеализма.
До Платона идеализм выступает еще в зачаточной, частичной форме. Это учение пифагорейцев о переселении и перевоплощении душ. Это учение италийских философов Парменида и Зенона о противоположности достоверного ‘знания’, добываемого посредством ума, и надежного, обманчивого ‘мнения’, доставляемого чувствами. Это учение Анаксагора, друга и учителя Перикла, об ‘Уме’, который, прикоснувшись в некоторой точке к хаосу материальных частиц, внес в них движение и разделение, в результате которого хаос начал преобразовываться в ‘космос’. Это воззрение мегарцев, представителей одной из сократовских школ, утверждавших существование ‘бестелесных идей’. Но как бы не приближались к идеализму все эти учения, творцы их еще были далеки от создания идеализма как мировоззрения. Даже Сократ, намечающий поворот древнегреческой философии от первоначального материализма YI-I вв. до н. э. к идеализму, был далек от этого. Он не отделял еще ‘идеи’ от ‘вещей’. Правда, он утверждал, будто человек может познавать в самом себе не тело, но только душу, так как лишь душа находится будто бы целиком в нашей власти.
У Платона идеализм охватывает вопросы и о природе, и о человеке, и о душе человека, и о познании, и об общественно-политическом строе, и об языке, и об искусстве — поэзии, скульптуре, живописи, музыке, — и о красноречии, и о воспитании. Если в целом греки были создателями как бы ‘пробных систем’ философии, то Платон создал ‘пробную систему’ идеализма.
В кругу вопросов, составлявших эту систему, некоторые настолько занимали ум Платона, что он разрабатывал их не только как философ, но и как ученый. Такими были специальные вопросы математики, астрономии (космологии), музыкальной акустики. Учение Платона — глава не только в истории античной философии, но и в истории античной науки. Школа Платона одна из школ античной математики. Изучение математики Платон рассматривал не в плане одной лишь педагогики — как стадию в воспитании ума, как тренировку логическую и диалектическую, — но и в плане задач положительного знания. Платон-философ неотделим от Платона-математика.
Многогранность его дарования удивительна. В нем не только философ сочетается с ученым. В свой черед философ и ученый неотделимы в нем от художника: поэта, драматурга. Платон излагал свои философские и научные идеи в литературных произведениях. Оригинальным было здесь не само соединение философской и научной мысли с литературной формой. В этом отношении у Платона были предшественники.
Как ученый крупного стиля, Платон мыслит гипотезами, но эти гипотезы становятся у него мифами. При этом он не приспособляет к своим точкам зрения, всем известные мифы, но щедро создает мифы заново с неистощимым и мощным воображением, смело и изобретательно. Он излагает свои идеи не в трактатах, не в докладах, не в статьях, а в диалогах. Диалоги эти — сцены, еще лучше сказать — философские комедии и драмы.[1]
Жизнь Платона.
Сведения о жизни Платона скудны, неполны и противоречивы. Платон родился в знатной и богатой семье на острове Эгина, неподалеку от Афин. Со стороны отца, Аристона, род Платона восходит к последнему царю Аттики Кодру, а со сторона матери, Периктионы, — к семье родственников знаменитого законодателя Солона. Дом этот был воспет Анакреоном и другими греческими поэтами. Родственником матери Платона был также известный афинский политический деятель, впоследствии тиран, Критий.
По-видимому, именно Критий ввел Платона в круг Сократа и его учеников. Философская деятельность Платона началась не очень рано. Есть предание, будто ей предшествовали занятия атлетикой и даже успешные выступления на истмийских состязаниях, а также опыты Платона в области художественной литературы, музыки и живописи. Впоследствии Платон, как верно заметил Теодор Гомперц, не то чтобы отрекся от них, но скорее поставил свои художественные склонности и дарования на службу философии. Еще до вступления в число учеников Сократа Платон учился философии у Кратила (последователь Гераклита).
С годом гибели Сократа (336) заканчивается первое пребывание философа в Афинах. Платону было в это время двадцать восемь лет. Он покидает родину и возвращается в Афины только через двенадцать лет. За это время Платон побывал в Египте, Кирене, Южной Италии и Сицилии.
Впечатления и сведения, вынесенные из пребывания в Египте, сыграло важную роль в формировании научных и политических воззрений Платона. Хотя Египет испытал в 525 г. до н.э. вторжение персов, социальный и политический строй государства не был поколеблен. По видимому, особо сильным оказалось произведенное на Платона впечатление от бытовавших в Египте фиксированных форм разделения труда, а в области науки — от практиковавшихся там форм обучения арифметике. Наиболее длительным было пребывание Платона в Гелиополе, центре египетской религии.
Из Египта Платон прибыл на побережье африканской Кирены. Здесь он общался с видными греческими астрономом и сведущими в музыкальной акустике математиком Феодором, которого он впоследствии вывел как действующее лицо в трех своих диалогах.
Вслед за пребыванием в Кирене последовал переезд Платона в Южную Италию, так называемую Великую Грецию. Здесь было много основанных греками городов, среди которых большим успехом пользовалось учение пифагорейцев. Одной из задач Платона в его путешествии в Италию было ознакомление с этим учением, в особенности с результатами математических исследований учеников Пифагора. В это время центром деятельности пифагорейцев был Тарент. Крупнейшей умственной силой Тарента был тогда пифагореец Архит, государственный деятель, стратег и ученый: математик, физик, механик.
В 389—387 гг. до н. э. Платон посетил Италию и Сицилию. В Сицилии случилась какая-то коллизия между ним и Дионом — родственником сиракузского тирана Дионисия. Этот конфликт закончился для Платона рабством, из которого выручил философа пифагореец Архит, заплатив 30 мин. Когда друзья Платона, собрав деньги, решили погасить Архиту долг, тот от денег отказался. Тогда Платон на эти 30 мин купил сад, носивший имя афинского героя Академа, и открыл в нем свою философскую школу. (Сад героя Академа был у афинян обычным местом прогулок. Гиппарх, сын тирана Писистрата, обнес его стеной, Кимон превратил эту местность из запущенной и безводной в хорошо орошаемую рощу с тенистыми аллеями и устроил там гимнасий.)
Вскоре вокруг Платона собрались ученики. Часть из них пришла в Академию для изучения наук, и, прежде всего математики. Уже для принятия в школу требовались определенные математические знания. Школа Платона – это целая эпоха в истории античной математики.
Остаток своей долгой жизни Платон провел в Афинах. Попытка вмешаться в ход политических событий и перестроить общество принесла ему горькое разочарование. В последнем своем крупном произведении — ‘Законах’ — Платон отказывается от ряда ригористических черт своей первоначальной системой воспитания и политической системы.
Философско-литературное наследие Платона.
Литературная деятельность Платона продолжалась в течение полувека. Платон — первый крупнейший философ древности, от которого до нашего времени дошли все (или почти все) философские сочинения. Он совершил целый переворот в манере философского изложения. Древнегреческая философия доплатоновского времени или, как ее еще называют, досократовская, излагала свои идеи в форме часто загадочно-афористического мудрого поучения, в стихах или прозе. Сам предмет размышления философ VI-V веков до нашей эры был ограничен природой и свойствами пяти элементов, ее составляющих: земли, воды, огня, воздуха и эфира.
За долгие годы творческой деятельности Платона характер его диалога заметно менялся. Сам по себе диалог является непременным элементом драмы. Однако драматичность может быть разная. Бывает драматизм сюжетной завязки, драматизм ситуации, а бывает внутренний драматизм борющихся идей, противоположных убеждений, отчаянно защищаемых спорящими сторонами.
У Платона мы находим все оттенки в градациях драматически напряженного действия, внешнего и внутреннего. Благодаря драматизму мысли, слишком подвижному и страстному, который и создает диалог, законченность и систематичность как бы все время ускользают в сторону. Но именно эти бесконечные зигзаги и каскады мыслей, когда все кипит и бурлит от все нового и нового их напора, придают диалогу особое чувство непосредственного, живого, реального спора.
Учения, излагаемые в них, несвободно от противоречий. В некоторых из них излагается идеалистическое учение о бытии и о познании, получившие наименование ‘идей’. Но есть среди сочинений, дошедших под именем Платона, и такие, в которых теория эта отсутствует. Есть, наконец, и такие сочинения, в которых Платон подвергает собственную теорию ‘идей’ серьезной критике. [1]
Основные понятия учения об ‘идеях’.
Даже люди, не изучавшие историю философии или поверхностно ее изучавшие, представляют себе более или менее смутно, что идеализм есть учение, по которому истинное бытие вещей — мысль, идея, понятие. Особенно сильно действовал укоренению этого представления в новое время Гегель. Для Гегеля действительно суть бытия вещи и даже мира в целом есть ‘идея’. Природа — лишь иная форма существования ‘идеи’, ее ‘инобытие’. О человеческом обществе и о сознании общественного человека нечего и говорить. Это самодвижение той же ‘идеи’, шествующей по возвышающимся ступеням сознания вплоть до ‘абсолютной’ идеи, до ее раскрытия в искусстве, религии и философии.
Однако в этом своем содержании идеализм возник отнюдь не сразу. До н.э. никому из греков даже не снилось, что можно предполагать, будто суть бытия — ‘идея’ в гегелевском смысле этого термина. Правда, элеец Парменид утверждал, что ‘одно и то же есть мысль и то, о чем она мыслит’, и некоторые историки философии, прежде всего тот же Гегель, склонны были толковать этот тезис как тезис тождестве бытия и мысли, в смысле позднее возникшего идеализма.
Изложенное толкование тезиса Парменида вполне соответствует характеру ранней древнегреческой философии. Философия эта возникла не как идеалистическое, а как материалистическое воззрение на мир. При этом первые греческие мыслители были физики не менее, чем философы. Они поставили вопрос о физическом первовеществе мира. Даже ‘Логос’ Гераклита оказывается понятием физики — физики огня, огненным словом.
Но уже в самых ранних философских построениях греков заметны были зародыши будущих разногласий. Впоследствии разногласия эти привели не только к различиям, но и к принципиальной противоположности материализма и идеализма.
Противоположность эта не сразу возникла, и философия не сразу воспользовалась термином ‘идея’ было введено в греческую философию не Платоном. Слово это было использовано его старшим современником, материалистом Демокритом. Имеется сообщение, что ‘идеями’ Демокрит называл свои телесные атомы, или материальные элементы вещей.
Слово ‘идеи’ (ideai) означает у Демокрита то же, что слово ‘формы’ (morphai). По Демокриту, эти формы-фигуры не воспринимаемы с помощью чувств. Их нельзя видеть глазами, осязать пальцами, обонять ноздрями. Однако существование и свойства их вполне достоверны для нашего познания. В их существовании нас удостоверяют не чувства, а ум. Для него ‘идеи’ — формы, открывающиеся уму в вещах как элементы бытия этих вещей.
Принципиальную перемену в применении термина ‘идея’ вносит Платон. У Платона слово ‘идея’ и близкое к нему этимологически слово ‘вид’ (eidos) также применяется для обозначения сущности предмета, равно как и для обозначения ‘формы’, ‘фигуры’, ‘облика’, ‘вида’. У него, как и у Демокрита, ‘идея’ (или ‘вид’) есть форма, постигаемая не чувствами, а умом.
У Демокрита атомы-идеи, или атомы-формы, недоступны чувствам только из-за маленькой величины. У Платона идеи-формы, или идеи-виды, недоступны чувствам потому, что сама природа их отнюдь не та, что природа вещей чувственного мира. Демокритовские идеи-формы телесны, его атомы — тела. Платоновские идеи-формы бестелесны. Иначе говоря, воззрения Демокрита на формы — материализм, воззрения Платона — идеализм. ‘Формы’ Платона — нечувственные формы, и сознание (или созерцание) этих форм принципиально иное, чем познание (или созерцание) чувственных вещей.
Как утверждает Платон, в философии имеются два разряда, или класса, философов.[1] Одни допускают, будто существовать может только то, что может быть воспринимаемо внешними чувствами; другие — будто кроме чувственного воспринимаемого существует также и бытие бестелесное и именно в области бестелесного пребывает истинная сущность.[2]
Эту противоположность двух воззрений Платон ярко изобразил в диалоге ‘Софист’, где излагается беседа между странником из Элеи и Теэтетом. В ходе беседы выясняется, что в философии происходит борьба великанов из-за спора друг с другом о сущности. И мы понимаем это, как первое свидетельство о происходившей в IY в. до н.э. в Древней Греции борьбе материализма и идеализма.
Хотя до Платона в древнегреческой философии идеализм не существовал как учение осознанное и систематически разработанное, хотя Платон как основатель идеализма оригинален, но вместе с тем его мышление опирается на элементы, которые могут быть обнаружены предшествующих Платону философских учениях, религии и мистике.
Немалую роль среди этих учений сыграла философия элейцев, южноиталийских ученых Парменида и Зенона. От них Платон усвоил чрезвычайно важное для всей последующей философии различие между сущностью и явлением. Четко формулирует это различие в одном из важнейших поздних своих диалогов — в ‘Тимее’. ‘Прежде всего, — утверждает Платон, — по моему мнению, надо различать: что всегда существует и никогда не становится и что всегда становится, но никогда не существует’.[3]
Платон распространяет это различие на все предметы исследования. Он различает сущность прекрасного и его явлений, сущность доброго и его явление и т. д. Из подобных сущностей он уделяет наибольшее внимание исследованию прекрасного. И это не удивительно. Платон — великий художник античного мира. Для него вопрос о прекрасном, о его сути, о его критериях — один из наиболее захватывающих. О нем он рассуждает в ряде диалогов: в ‘Гиппии Большем’, ‘Пире’, ‘Филебе’, ‘Тимее’ и др.
Однако прекрасное, которого ищет Платон, не есть все лишь кажущееся. ‘Мы исследовали то, — поясняет Платон, — чем прекрасны все прекрасные предметы, подобно тому, что великое велико своим превосходством’.
И то же относится, по Платону, ко всем другим классам предметов и их свойств. Каждому классу одноименных вещей чувственного мира соответствует в мире вещей, постигаемых умом, некая вечная, не возникающая и не погибающая, безотносительная причина того, что делает вещь именно вещью этого и никакого другого класса. Указать эту причину — значит указать в противоположность явлению истинную сущность вещи.
Но возможно ли такое постижение. Он утверждает, что эта задача хоть и трудна, но разрешима. Она разрешима, прежде всего, потому, что предмет исследования существует объективно, в самой реальности. Эту безотносительно и объективно существующую причину вещи и ее столь же безотносительных и объективных свойств Платон называет чаще всего ‘видом’ или ‘идеей’. Ни в одном из своих диалогов Платон не развивает свое учение об ‘идеях’ в полном и систематическом виде.
Но и тексты, в которых можно было бы искать ответы на все эти вопросы, находятся в сочинениях Платона, принадлежащих к различным периодам его полувековой философской эволюции. Возможно, что тексты эти обрисовывают не различные стороны единого воззрения Платона, а различные фазисы в развитии этого воззрения.
Наконец, тексты самого Платона освещают лишь частичные стороны проблемы. Отчасти же о взглядах Платона по сформулированному выше вопросу мы узнаем не из уст самого Платона, а из свидетельств других философов, например Аристотель. А именно: Аристотель сообщает, будто в годы старости Платон уже отрицал существование ранее признававшихся им ‘идей’ вещей, появляющихся в результате ремесленной и художественной деятельности человека.
Как бы то ни было, внимательное рассмотрение текстов Платона показывает, что область ‘идеи’ представлялась ему не совсем однородной, ‘одно плановой’: в ней Платон намечает некоторую ‘иерархию’, которая, однако, не сложилась у него в четко очерченную систему взглядов.
К области ‘идеи’, во-первых, принадлежат ‘идеи’ высших по ценности категории бытия. Таковы ‘идеи’ блага, истины, прекрасного, справедливого. Эти ‘идеи’, которые немецкий философ Гербарт назвал, говоря о Платоне, ‘идеями’ абсолютных качеств.
Во-вторых, есть у Платона также ‘идеи’ физических явлений и процессов (таких, как ‘покой’ и ‘движение’, и ‘звук’, ‘огонь’).
В-третьих, ‘идеи’ существуют и для отдельных разрядов существ. Есть ‘идея’ животного, ‘идея’ человека и т. п.
В-четвертых, иногда Платон допускает также существование ‘идеи’ для предметов, производимых человеческим ремеслом или искусством (таких, как стол, кровать и т. п.).
В-пятых, большое значение в платоновской теории ‘идеи’ имели, по-видимому, особенно в исследовании понятий науки, ‘идеи’ отношений. Так, доказывается, что определением или оценкой равенства, доступной не чувствам, а уму. [4]
В понятии об идеи у Платона сочетается то, что делает ‘идею’ 1) причиной (aitia), или источником бытия вещей, их свойств и их отношений; 2) образцом (paradeigma), взирая на который демиург творит мир вещей; 3) цель (telos), к которой как к верховному благу стремится все существующее.
Но есть в этом понятии еще один аспект, и притом чрезвычайно важный. В нем ‘идея’ Платона сближается со смыслом, который это слово — под прямым влиянием именно Платона получило в обиходном словоупотреблении у цивилизованных народов. В этом значении ‘идеи’ Платона уже не само бытие, а соответствующее бытию понятие о нем, замысел, руководящий принцип, мысль и т. п.
У самого Платона на первом плане стоит антологическое и телеологическое значение слова ‘идея’ в разъясненном выше смысле. Но так как, по убеждению Платона, различию видов бытия строго соответствует различие видов познания ‘идее’, т. е. истинно сущему бытию, соответствует понятие об этом бытии.
По своему историко-философскому источнику и происхождению гносеологический аспект термина ‘идея’ восходит у Платона к учению Сократа о знании. Именно Сократ определил значение как мысль, и притом как мысль, направленную на родовые, общие черты предмета, т. е. определил знание как общее понятие.
В плане познания бытия и сущностей бытия Платон понятия, или идеи, относящиеся ко многим одноименным вещам, называет ‘родами’ и ‘видами’. ‘Виды’ получаются из ‘родов’ в результате разделения ‘рода’, т. е. множества, которое заключает в себе ‘род’, на соподчиненные ‘роду’ части его полного объема.
Исследование ‘идеи’ есть созерцание умом самих сущностей, а не одних лишь теней сущностей.[5] Исследованием этим предполагается, во-первых, метод восхождения умом до ‘идеи’ как до начал. Этот метод отыскивания во многом одного (hen) или общего (ta coina); отыскание единого и общего, будучи достигнуто, приводит душу к тому, что в понятии или посредством понятия душа созерцает саму ‘идею’ в антологическом смысле слова. Во-вторых, этим исследованием предполагается метод нисхождения, идущего от начал (родов) к видам, или, иначе говоря, метод деления родов на виды.
Итак, ‘идеи’ Платона — зримые умом фигуры, или формы, вещей. Но сказать, что у Платона ‘идеи’ — формы, еще совершенно недостаточно. ‘Идеи ‘ — не только сами по себе существующие формы. Платон наделяет их целым рядом важных свойств. Наиболее полная характеристика этих свойств ‘вида’, или ‘идеи’, развита Платоном при исследовании ‘идеи’ прекрасного в диалогах ‘Федон’, ‘Пир’, ‘Филеб’.
По Платону, к созерцанию прекрасного философ поднимается по ступеням. Кто поднимается по ступеням созерцания прекрасного не беспорядочно, но в правильной последовательности, тот в конце этого подъема ‘увидит нечто удивительно прекрасное по природе’.[6]
‘Он увидит, прежде всего, что прекрасное существует вечно, что оно ни возникает, ни уничтожается, ни увеличивается, ни убывает; далее, что оно ни прекрасно здесь, ни безобразно там; ни что оно то прекрасно в одном отношении, безобразно в другом; ни что в одном место оно прекрасно, в другом безобразно; ни что для одних оно прекрасно, для других безобразно.'[6]
Опираясь на эту характеристику, можно установить ряд важных признаков платоновского определения прекрасного, и не только его одного, но и признаков каждого ‘вида’ (‘эйдоса’), каждой ‘идеи’. Эти признаки — объективность бытия ‘идеи’, ее безотносительности, независимости от всех чувственных определений, от всех условий и ограничений пространства, времени и т. д.
‘Идея’ противопоставляется у Платона всем ее чувственным аналогам, подобиям и отображениям в мире вещей, воспринимаемых нами посредством чувств. Чувственные вещи необходимо изменчивы и переходящие, в них нет ничего прочного, устойчивого, тождественного, постоянного. Напротив, ‘идея’ прекрасного, т. е. прекрасна сама по себе, истинно-сущее прекрасное, не подлежит — так утверждает Платон — никакому изменению или превращению, идея эта совершенно тождественна самой себе и есть сама сущность.
Как ‘идея’ прекрасное есть сущность, чувственно не воспринимается. Платон характеризует сущность, например сущность прекрасного, как безобразную, бесформенную. Такими чертами характеризуется истинно сущее в ‘Федре’. Это не лишенность формы, а нечувственный характер образа, или формы. По разъяснению Платона, в этом диалоге местопребывания ‘идеи’ — не чувственно зримые, а ‘наднебесные места’ (hyperoyranios topos). Эти места ‘занимает бесцветная, бесформенная, неосязаемая сущность, подлинно существующая, зримая лишь кормчему души — разуму’.[7]
Только несовершенство нашего способа мышления, только привычка к чувственному восприятию внушает нам, по Платону, ошибочное представление, будто ‘идеи’ находятся в каком-то пространстве подобно чувственным вещам, которые представляются нам как обособленные друг от друга. Согласно утверждению Платона, источник этой иллюзии — материя. Под ‘материей’ Платон понимает, собственно говоря, не вещество, а постигаемый каким-то ‘незаконным рассуждением’ род пространства, причину обособления единичных вещей чувственного мира. Взирая на этот род пространства, ‘мы точно грезим и полагаем, будто все существующее должно неизбежно должно находиться в каком-то месте и занимать какое-нибудь пространство, а то, что не находится на земле, ни на небе, то не существует’.[3]
Форма, какой является ‘идея’, по Платону, не чувственная. Только в несобственном, чрезвычайно неточном смысле к ‘идеям’ Платона могут быть прилагаемы определения пространства, времени и числа. В отношении ‘идеи’ они лишь метафоры, употребления. В строгом смысле слова ‘идеи’, как их понимает Платон, запредельны по отношению к чувственному миру.
Здесь мы достигли точки, остановившись на которой и оглядываясь на раннее изложенное, мы можем характеризовать принципиальную основу философии Платона. Учение Платона есть идеализм, так как, согласно Платону, реально существует не чувственное явление предмета, но лишь его умопостигаемая, бестелесная, не воспринимаемая чувствами сущность.
Но идеализм существовал в истории философии в двух формах; как идеализм субъективный и как идеализм объективный. Для субъективного идеализма реально только то, что является человеку в субъективных формах сознания. Субъективный идеализм антропологичен, он опирается на идеалистически истолкованные формы человеческого сознания. Его принцип хорошо выразил старший современник Сократа Протагор: ‘Человек есть мера всех вещей: существующих в том, что они существуют, несуществующих в том, что они не существуют’.
Напротив, для объективного идеалиста в основе всех явлений лежат сущности, бестелесные по своей природе, но существующие объективно, независимо от субъекта. Поскольку они бестелесны, учение это — идеализм. Поскольку они существуют объективно, это объективный идеализм.
Учение Платона об ‘идеях’, конечно, есть учение идеализма объективного. ‘Идеи’ Платона — не понятия человеческого ума, не формы человеческого сознания, не явления человеческого субъективности. Правда, в учении Платона, чрезвычайно сложном, есть и та сторона, которая приводит Платона к пониманию ‘идеи’ не только как формы или сущности бытия предмета, но также и как понятия об этом предмете. Однако это значение термина ‘идея’ у Платона не основанное, а производное.
Идеализм Платона — учение, прежде всего онтологическое. Его гносеологический аспект — вторичный. Но и в плане гносеологическом ‘идеи’ рассматриваются у Платона как идеи о формах бытия, а не сознания, сущности, а не явления.
Попытаемся теперь пристальнее присмотреться к учению Платона об ‘идеях’. Прежде всего, зададимся вопросом, что представляет область платоновских ‘идей’: некое множество сущностей или их единство. И то и другое. Царство ‘идей’ Платона не просто множество, или сумма, или набор сущностей. Это ‘упорядоченное’ множество, или система. Не входя в подробности своего воззрения, Платон поясняет, что в системе ‘идей’ имеются ‘идеи’ высшие и низшие. Так одной из высших в системе ‘идей’ оказывается, по Платону, наряду с ‘идеей’ истины идея ‘прекрасного’. Но наивысшая, по Платону, ‘идея есть не идея истины и не идея прекрасного, а идея блага’.
Платон — Стр 2
Учение Платона об ‘идее’ блага как высшей ‘идее’ чрезвычайно существенно для всей системы его мировоззрения. Оно сообщает философии Платона характер не просто объективного идеализма, но вместе с тем идеализма теологического. Царство ‘идей’ — царство целесообразности. Именно ‘идея’ блага стягивает все множество идей в некоторое единство. Это единство цели. Порядок, господствующий в мире, есть порядок целесообразный: все направляется к благой цели. Всякое временное и относительное существование имеет целью некое объективное бытие; будучи целью (telos), оно есть вместе с тем благо (agathon). Это бытие и есть сущность всех вещей, подверженных генезису, их образец.[8]
Все вещи стремятся достигнуть блага, хотя — в качестве чувственных вещей — не способны его достигнуть. Так, для живых существ верховная цель — счастье. Но счастье, как разъясняет в ряде диалогов Платон, состоит именно в обладании благом. Поэтому всякая душа стремится к благу и все делает ради этого.
Но критерии всякого относительного блага — благо безусловное. Поэтому из всех учений философии наивысшее, по Платону, — учение об ‘идее’ блага. Лишь при руководстве ‘идей’ блага справедливое становится пригодным и полезным. ‘Без ‘идеи’ блага все человеческие знания, даже наиболее полные, были бы совершенно бесполезны’.[5]
Учение об объективной целесообразности, или теология, Платона тесно связано сего теологией, с его учением о богах. Платон не только не скрывает, но сам выдвигает и подчеркивает связь своего идеализма, своей теории ‘идей’ с религией, с мистикой. Существование бога необходимо для самого познания ‘идей’. Для нас идеи не постижимы полностью. Зато они безусловно постижимы для разума бога. Божественный разум предполагает существование божественной жизни.[2]
Бог не только существо живое, он — совершенно благ.[3]
Бог есть само благо. Направляя все к благой цели, он создает мир по собственному подобию, т. е. согласно ‘идее’ совершеннейшего живого существа.
Хотя бог — истинное бытие, он необходимо полагает себя в ином бытии, которое уже не истинно. С другой стороны, неистинное бытие, или ‘инобытие’, будучи положено бытием самобытным, необходимо стремиться утвердить себя в последнем. Поэтому человек необходимо влечется к божеству. Желая познать благо, он стремиться познать бога; желая обладать благом, он стремиться стать причастным сущности бога. Или, как Платон разъясняет в ‘Законах’, бог есть и начало всех вещей, и их середина, и конец. Он — начало, так как от него все происходит; он — середина, так как он — сущность всего, что имеет происхождение; и он — конец, так как все к нему стремиться, как к своей цели.[9]
В известном смысле Платон отождествил ‘благо’ с разумом. А так как, по Платону, разумность обнаруживается в целесообразности, то ‘благо’ Платон сближает с целесообразным.
В свою очередь целесообразность есть соответствие вещи ее ‘идее’. Поэтому постигнуть, в чем ‘благо’ вещи, — значит постигнуть ‘идею’ этой вещи. Постигнуть же ‘идею’ — значит, свести все многообразие чувственных, причинно обусловленных явлений ‘идеи’ к их сверхчувственному и целесообразному единству, или закону.[7]
Например, чтобы ответить на вопрос, почему для Земли лучше быть шаровидной (или, быть может, наоборот, плоской), почему, ей лучше находиться в центре мира (или, быть может, наоборот, вне этого центра), необходимо указать разумное основание того или иного свойства. С этой точки зрения задача объяснения мира состоит в том, чтобы свести все частные законы, действующие в мире, к единому общему, а затем из этого общего вывести все частные.[5] Таким образом, общий закон вещей оказывается общим для них ‘благом’, а все частные законы — их частными ‘благами’.
В частности, для человека одна из наиболее полных характеристик блага дана Платоном в ‘Филебе’. Здесь в качестве условий человеческого блага указаны: 1) участие в вечной природе ‘идеи’; 2) воплощение ‘идеи’ в действительности; 3) наличие разума и обладание знанием; 4) владение некоторыми науками, искусствами, а также обладание правильными мнениями и 5) некоторые виды чистых чувственных удовольствий, например, от чистых тонов мелодии или цветов в живописи.[10]
Таковы главные черты учения Платона об ‘идеях’. Некоторые историки античной философии, в частности исследователи учения Платона, характеризовали это учение как дуализм обоих миров — ‘идей’ и ‘вещей’, сверхчувственных идеальных образов и их чувственных подобий.
Однако глубокое отличие платоновских ‘идей’ от одноименных с ним и обусловленных ими чувственных вещей не есть все же совершенный дуализм обоих миров. По Платону, мир чувственных вещей не отсечен от мира ‘идей’: он стоит в каком-то отношении к миру ‘идей’.
Платон пытается как-то характеризовать это отношение. По его собственному выражению, вещи ‘причастны’ ‘идеям’. Миру истинно сущего бытия, или миру ‘идей’, у Платона противопоставлен не мир чувственных вещей, а мир небытия. Что же оно такое, это ‘небытие’. По разъяснению Платона, ‘небытие’ — это ‘материя’. Но под ‘материей’ Платон понимает отнюдь не вещественную основу, или субстанцию вещей. ‘Материя’ Платона, как уже было сказано, — беспредельное начало и условие пространственного обособления множества вещей, существующих в чувственном мире. В образах мифа Платон характеризует материю как всеобщую ‘кормилицу’, как ‘восприемницу’ всякого рождения и возникновения.
Однако ‘идея’ и ‘материя’, иначе области ‘бытия’ и ‘небытия’, противостоят у Платона в качестве начал равноправных и равносильных.
У Платона миру, или области, ‘идей’, нечувственных прообразов, принадлежит неоспоримое и безусловное первенство. Так как ‘идеи’ — истинно сущее бытие, а материя — небытие, то, по Платону, не будь ‘идей’, не могла бы существовать и ‘материя’. Правда, небытие существует необходимо. Более того, необходимость его существования ничуть не меньше необходимости существования самого бытия. Однако в связи категорий сущего ‘небытию’ необходимо предшествует ‘бытие’. Чтобы ‘материя’ могла существовать в смысле Платона — в качестве ‘небытия’, т. е. как принцип обособления отдельных вещей и их множества в пространстве, — необходимо существование пространственных ‘идей’ с их сверхчувственной, только умом постигаемой целостностью, неделимостью и единством.
Здесь возникает естественный вопрос: в каком отношению к миру ‘идей’ и к миру ‘материи’ (‘небытия’, ‘пространства’) стоит мир чувственных вещей. Чувственный мир, каким его представляет Платон, не есть ни область ‘идей’, ни область ‘материи’. Он есть нечто ‘среднее’ между обеими сферами. Впрочем, ‘срединное’ положение чувственных вещей между миром бытия и небытия не следует понимать так, будто, по Платону, над миром чувственных вещей непосредственно возвышается мир ‘идей’. Между областью ‘идей’ и областью вещей у Платона посредствует еще ‘душа мира’, или мировая душа. Чувственный мир не непосредственное, но все же порождение мира ‘идей’ и мира ‘материи’. При этом мир ‘идей’ есть мужское, или активное, начало, мир ‘материи’ — начало женское, или пассивное, а мир чувственно воспринимаемых вещей — детище обоих.
Так как мир чувственных вещей занимает, по Платону, ‘серединное’ положение между областью бытия и небытия, будучи порождением обеих этих областей, то он в какой-то мере соединяет в себе противоположности, он — единство противоположностей: бытия и небытия, тождественного и нетождественного, неизменного и изменчивого, неподвижного и движущегося, причастного к единству и множественного.[1]
Сейчас мы можем кратко резюмировать всю философию Платона вместе с формулировкой того, что еще до сих пор является в платонизме неопровержимым и полностью достоверным, а также и того, что для настоящего времени является далеко ушедшим в прошлое и что, вообще говоря, познается только весьма немногими.
1. Идея вещи есть смысл вещи.
2. Идея вещи есть такая цельность всех отдельных частей и проявлений вещи, которая уже не делится на отдельные части данной вещи и представляет собою в сравнении с ними уже новое качество.
3. Идея вещи есть та общность составляющих ее особенностей и единичностей, которая является законом для возникновения и получения этих единичных проявлений вещи.
4. Идея вещи невещественна.
5. Идея вещи обладает своим собственным и вполне самостоятельным существованием, она тоже есть особого рода идеальная вещь, или субстанция, которая в своем полном и совершенном виде существует только на небе или выше неба.[11]
Учение это указывает путь для последующего развития диалектики. Впоследствии Гегель повторит — на более высокой ступени — путь, пройденный Платоном, платонизмом и неоплатонизмом, и будет доказывать, что диалектика бытия и небытия (‘ничто’) необходимо приводит к становлению, которое и есть единство противоположностей — ‘бытия’ и ‘ничто’.
Философии Платона принадлежит важное место не только в истории идеализма, но, в частности, и в истории идеалистической диалектики.
Учение Платона о государственном устройстве.
Проблема государственного устройства была, есть и будет одной из самых сложных и противоречивых проблем, стоящих перед человечеством. Множество людей уже тысячи лет пытаются понять, каким государство должно быть «в идеале». При этом некоторые люди считают лучшим сильное, боеспособное государство с хорошей экономикой, другие — государство, в котором каждый человек ощущает себя вполне свободным и счастливым. Так проблема общественного, государственного устройства перерастает в проблему понимания блага, человеческих ценностей и свободы личности. Этим вопросам и посвящен трактат Платона «Государство».
В своих произведениях Платон говорит о модели «идеального», лучшего государства. Эта модель не есть описание какого-либо существующего строя, системы, а, напротив, модель такого государства, которого нигде и никогда не было, но которое должно возникнуть, то есть Платон говорит об идее государства, создает проект, утопию. Прежде чем рассмотреть «идеальное» государство Платона, необходимо понять, какие государства он относил к отрицательному типу, что в уже существующих государствах не устраивало автора принципиально.
В трактате «Государство» Платон пишет о том, что главная причина порчи обществ и государств (которые когда-то, во времена «золотого века» имели «совершенный» строй) заключена в «господстве корыстных интересов», обуславливающих поступки и поведение людей. В соответствии с этим основным недостатком Платон подразделяет все существующие государства на четыре разновидности в порядке увеличения, нарастания «корыстных интересов» в их строе.
1. Тимократия — власть честолюбцев, по мнению Платона, еще сохранила черты «совершенного» строя. В государстве такого типа правители и воины были свободны от земледельческих и ремесленных работ. Большое внимание уделяется спортивным упражнениям, однако, уже заметно стремление к обогащению, и «при участии жен» спартанский образ жизни переходит в роскошный, что обуславливает переход к олигархии.
2. Олигархия. В олигархическом государстве уже имеется четкое разделение на богатых (правящий класс) и бедных, которые делают возможной совершенно беззаботную жизнь правящего класса. Развитие олигархии, по теории Платона, приводит к ее перерождению в демократию.
3. Демократия. Демократический строй еще более усиливает разобщенность бедных и богатых классов общества, возникают восстания, кровопролития, борьба за власть, что может привести к возникновению наихудшей государственной системы — тирании.
4. Тирания. По мнению Платона, если некое действие делается слишком сильно, то это приводит к противоположному результату. Так и здесь: избыток свободы при демократии приводит к возникновению государства, вообще не имеющего свободы, живущего по прихоти одного человека — тирана.
Отрицательные формы государственной власти Платон противопоставляет своему видению «идеального» общественного устройства. Огромное внимание автор уделяет определению в государстве места правящего класса. По его мнению, правителями «идеального» государства должны быть исключительно философы, для того чтобы в государстве властвовали рассудительность, разум. Именно философы обуславливают благосостояние, справедливость государства Платона, ведь им свойственны «…правдивость, решительное неприятие какой бы то ни было лжи, ненависть к ней и любовь к истине». [5] Платон считает, что любое новшество в идеальном государстве неизбежно ухудшит его (нельзя улучшить «идеальное»). Очевидно, что именно философы будут охранять «идеальный» строй, законы от всяческих нововведений, ведь они обладают «…всеми качествами правителей и стражей идеального государства». Именно поэтому деятельность философов обуславливает существование «идеального» государства, его неизменность. По существу, философы охраняют остальных людей от порока, каким является любое нововведение в государстве Платона. Не менее важно и то, что благодаря философам правление и вся жизнь «идеального» государства будет построена по законам разума, мудрости, там не будет места порывам души и чувствам.
Если в государстве Платона существуют люди, которые занимаются законами и устройством государства, то естественно предположить, что в нем существуют и люди, занимающиеся исключительно земледелием, ремеслом. Действительно, основной закон существования «идеального» государства состоит в том, что каждый член общества обязан выполнять только то дело, к которому он пригоден.
Всех жителей «идеального» государства автор разделяет на три класса. Низший класс объединяет людей, которые производят необходимые для государства вещи или способствуют этому; в него входят самые разные люди, связанные с ремеслом, земледелием, рыночными операция — ми, деньгами, торговлей и перепродажей — это земледельцы, ремесленники, торговцы. Не смотря на то, что торговцами и земледельцами могут быть совершенно различные люди, все они, по Платону, стоят приблизительно на одной ступени нравственного развития. Внутри этого низшего класса также существует четкое разделение труда: кузнец не может заняться торговлей, а торговец по собственной прихоти не может стать земледельцем.
Принадлежность человека ко второму и третьему классам, а это классы воинов-стражей и правителей-философов, определяется уже не по профессиональным, а по нравственным критериям. Нравственные качества этих людей Платон ставит гораздо выше нравственных качеств первого класса.
Так Платон создает тоталитарную систему разделения людей на разряды, которая немного смягчается возможностью перехода из класса в класс (это достигается путем длительного воспитания и самосовершенствования). Переход этот осуществляется под руководством правителей. Характерно, что если даже среди правителей появится человек, больше подходящий для низшего класса, то его необходимо «понизить» без сожаления. Таким образом, Платон считает, что для благосостояния государства каждый человек должен заниматься тем делом, для которого он приспособлен наилучшим образом. Если человек будет заниматься не своим делом, но внутри своего класса, то это еще не гибельно для «идеального» государства. Когда же человек незаслуженно из сапожника (первый класс) становится воином (второй класс), или же воин незаслуженно становится правителем (третий класс), то это грозит крахом всему государству, поэтому такой «перескок» считается «высшим преступлением» против системы, ведь для блага всего государства в целом человек должен делать только то дело, к которому он наилучшим образом приспособлен.
В трактате «Государство» Платон пишет о том, что «идеальное» государство должно обладать, по меньшей мере, четырьмя главными добродетелями: 1) мудростью; 2) мужеством; 3) рассудительностью; 4) справедливостью.
Мудростью не могут обладать все жители государства, но правители- философы, избранные люди, безусловно, мудры и принимают мудрые решения. Мужеством обладает большее количество людей, это не только правители-философы, но и воины-стражи. Если первые две добродетели были характерны только для определенных классов людей, то рассудительность должна быть присуща всем жителям, она «подобна некой гармонии», она «настраивает на свой лад решительно все целиком». Под четвертой добродетелью — справедливостью — автор понимает уже рассмотренное деление людей на разряды, касты: «…заниматься своим делом и не вмешиваться в чужие — это есть справедливость». Следовательно, разделение людей на классы имеет для Платона огромное значение, определяет существование «идеального» государства (ведь оно не может быть несправедливым), и тогда неудивительно, что нарушение кастового строя считается высшим преступлением. Так государство Платона незаметно, ради лучшей цели, приобретает те недостатки, которые рассматривал сам автор, описывая «порочные» государства (например, расслоение общества в олигархическом государстве).
Характерно, что Платон, живший во времена всеобщего рабовладельческого строя, не уделяет рабам особого внимания. В «Государстве» все производственные заботы возлагаются на ремесленников и земледельцев. Здесь же Платон пишет, что в рабство можно обращать только «варваров», неэллинов, во время войны. Однако он же говорит, что война — зло, возникающее в порочных государствах «для обогащения», и в «идеальном» государстве войны следует избегать, следовательно, не будет и рабов. Как писал В.Ф. Асмус, о трактате «Государство», что там: «…класс рабов как один из основных классов образцового государства не предусматривается, не указывается, не называется». Это не значит, что автор выступает против угнетения человека человеком, просто, по его мнению, высшие разряды (касты) не должны иметь частной собственности, чтобы сохранить единство. Тем не менее, в диалоге «Законы», где также обсуждаются проблемы государственного устройства, Платон перекладывает основные хозяйственные заботы на рабов и чужестранцев, но осуждает воины.
В связи с рассмотренным разделением людей на разряды возникает вопрос: кто же возьмет на себя ответственность определения способности человека к некоему делу, и только к нему? По-видимому, в «идеальном» государстве эту функцию возьмут на себя мудрейшие и справедливейшие люди — правители-философы. При этом они, естественно, будут выполнять Закон, ведь закон — важнейшая составляющая «идеального» государства, и его выполняют все без исключения (доходит до того, что дети должны играть(!) по законам государства). Таким образом, правители-философы вершат судьбы всех остальных людей. Они не только определяют способности человека, но и осуществляют регламентацию брака, имеют право (и должны) убивать малолетние детей с физическими недостатками (здесь, как и в некоторых других случаях, Платон берет за образец государственное устройство современной ему Спарты).
Философы, на основах разума, управляют остальными классами, ограничивая их свободу, а воины играют роль «собак», держащих в повиновении низшее «стадо». Этим усугубляется и без того жестокое разделение на разряды. Например, воины не живут в одних местах с ремесленниками, людьми труда. Люди «низшей» породы существуют для обеспечения «высших» всем необходимым. «Высшие» же охраняют и направляют «низших», уничтожая слабейших и регламентируя жизнь остальных.
Можно предположить, что такая всесторонняя мелочная регламентация важнейших поступков человека, которые он, по современным понятиям, должен решать сам, приведет к разобщению людей, недовольству, зависти. Однако в «идеальном» государстве этого не происходит, напротив, единство людей Платон считает основой такого государства. Во времена древности, «золотого века», когда сами боги управляли людьми, люди рождались не от людей, как сейчас, но от самой земли. Люди не нуждались в материальных благах и много времени посвящали занятиям философией. Во многом единство древних обуславливалось отсутствием родителей (у всех одна мать — земля). Платон хочет достичь того же результата, «обобществив» не только людское имущество, но и жен, детей. Автор хочет, чтобы никто не мог сказать: «Это моя вещь», или «Это моя жена». По идее Платона, мужчины и женщины не должны вступать в брак по собственной прихоти. Оказывается, браком тайно управляют философы, совокупляя лучших с лучшими, а худших — с худшими. После родов дети отбираются, и отдаются матерям через некоторое время, причем никто не знает, чей ребенок ему достался, и все мужчины (в пределах касты) считаются отцами всех детей, а все женщины — общими женами всех мужчин. Как писал В.Асмус, для Платона общность жен и детей является высшей формой единства людей. Такая общность описана им для класса воинов-стражей, которым автор уделяет огромное внимание. По его мнению, отсутствие вражды внутри класса стражей повлечет за собой единство низшего класса и отсутствие восстаний.
Таким образом, правящие классы государства Платона составляют коммунистическое единство. Этот коммунизм, как уже говорилось, не допускает среди высших классов бедности или богатства, а, следовательно, по логике автора, уничтожает среди них раздоры. Прообраз власти у Платона — это пастух, пасущий стадо. Если прибегнуть к этому сравнению, то в «идеальном» государстве пастухи — это правители, воины — это сторожевые собаки. Чтобы удержать стадо овец в порядке, пастухи и собаки должны быть едины в своих действиях, чего и добивается автор. Платоновское государство обращается с «человеческим стадом», как мудрый, но жестокосердный пастух со своими овцами. Этого скрестить с тем-то, этих — на бойню. Видно, что, по нашим представлениям, это тоталитарная программа, при которой кучка людей (пусть даже мудрейших) подчиняет «…жалкие вожделения большинства … разумным желаниям меньшинства».[5]
Каким же образом Платон, создавая «идеальное» государство на основах разума, получил одно из ужаснейших тоталитарных государств, примеры которых мы видим слишком часто, которые описаны в современной литературе в жанре антиутопий? Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо уяснить, что понимал Платон под словами «идеальное государство». Во-первых, это государство, устроенное лучшим образом, во-вторых, (и это важнее) это идея государства. Рассмотрим сначала, что мог понимать Платон под словами «лучшее государство».
Такой жизнь была в Спарте, которая иногда служила Платону как образец для построения «идеального» государства. Все государство, безусловно, получит гораздо больше пользы, если плотник останется плотником, а не начнет писать картины, но, по современным представлениям о человеческих ценностях и свободах, платоновское государство является квинтэссенцией тоталитаризма. Антииндивидуалистическое государство Платона можно описать следующей цитатой из «Законов», выражающей суть тоталитаризма: «…никто никогда не должен оставаться без начальника — ни мужчины, ни женщины. Ни в серьезных занятиях, ни в играх никто не должен приучать себя действовать по собственному усмотрению: нет, всегда — и на войне, и в мирное время — надо жить с постоянной оглядкой на начальника и следовать его указаниям… Пусть человеческая душа приобретает навык совершенно не уметь делать что-либо отдельно от других людей, и даже не понимать, как это возможно. Пусть жизнь всех людей всегда будет возможно более сплоченной и общей. Ибо нет и никогда не будет ничего лучшего… в деле достижения удачи, а также победы на войне. Упражняться в этом надо с самых малых лет… Надо начальствовать над другими и самому быть у них под началом. А безначалие должно быть изъято из жизни всех людей, и даже животных, подвластных людям».
Очевидно, что эти принципы выполняются в «идеальном» государстве Платона, и действительно, «…нет ничего лучшего… в деле достижения удачи и победы на войне». Но как же личность? Дело в том, что для Платона личности с ее целями и интересами как бы не существует, существуют только общие интересы.
Однако имеется и второй смысл словосочетания «идеальное государство», так как для Платона «идеальное» не только «лучшее», но и то, что является «идеей» предмета.
Заключение.
Платон — чрезвычайно крупное явление в развитии философской мысли древности, да и не только древности. Из сочинений Платона черпали идеи не только визионеры и схоласты, не только корифеи объективного идеализма и религиозного спиритуализма и мистики, не только Плотин, Августин, Эриугена, но и мыслители и ученые Возрождения: Николай Кузанский, Копанелла, Галилей, Декарт, в учении которых о природе пробивалась сильная струя натурализма или явно преобладала сторона материалистическая.
Интерес к древнегреческому философу Платону, к его творчеству не ослабевает, быть может, даже усиливается в наше время. Во-первых, мнение даже самого обыкновенного человека, жившего две с половиной тысячи лет назад, интересно само по себе. Конечно, интерес многократно усиливается, если этот человек — Платон. «… Платон — один из учителей человечества. Не будь его книг, мы не только хуже понимали бы, кем были древние греки, что они дали миру, — мы хуже понимали бы самих себя, хуже понимали бы, что такое философия, наука, искусство, поэзия, вдохновение, что такое человек, в чем трудности его исканий и свершений» — писал В.Ф. Асмус.
К Платону же восходят и многие учения новейшей идеалистической метафизики. Если в начале XIX в. платоновской диалектикой вдохновлялся Гегель, то в начале XX в. учение Платона внушило Эдмунду Гуссерлю некоторые идеи его метафизики явления и смысла и его учения о сущностном созерцании.[1]
Маркс чрезвычайно высоко оценил платоновский анализ разделения труда. Он прямо называет ‘гениальным’ для того времени ‘изображения разделения труда Платоном, как естественное основы города (который у греков был тождественен с государством)’.[12]
Секрет тысячелетней значимости Платона заключается не в буквальном содержании его философии и проповедуемой им морали и не в буквальной направленности его научных, религиозных, эстетических или социологических теорий. Конструктивно-логические принципы мысли, проповедь самоотверженного служения идее, пафос мировой гармонии, принципиальный антисистематизм и антидогматизм, беспокойный драматический диалог и язык — вот в чем разгадка тайны тысячелетней значимости Платона.[11]
Список используемой литературы
- Асмус В.Ф. Платон. — М., 1975.
- Платон. Софист. Соч. в 3-х т., т.2, — М., 1970.
- Платон. Тимей. Соч. в 3-х т., т.2, — М., 1970.
- Платон, Федон, Соч. в 3-х т., т.2, — М., 1970.
- Платон. Государство. Соч., т.3, ч. 1, — М., 1971.
- Платон, Пир. Соч. в 3-х т., т.2, — М., 1970.
- Платон, Федр. Соч. в 3-х т., т.2, — М., 1970.
- Платон, Теэтет. Соч. в 3-х т., т.2, — М., 1970.
- Платон. Законы. Соч., т.3, ч. 2, — М., 1971
- Платон. Филеб. Соч., т.3, ч. 2, — М., 1971
- Лосев А.Ф., Тахо-Годи. Платон. Аристотель. — М.,1993.
- Энгельс Ф. Анти-Дюринг. — К.Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т.20. М.,1970.
