Пример курсовой работы по мэо: Стратегический треугольник «МоскваДелиПекин» во внешней политике России.

Содержание

Введение

Глава 1. Формирование стратегического треугольника «Москва Дели Пекин»

1.1. Возникновение идеи формирования стратегического треугольника «Москва Дели Пекин

1.2. Перспективы политического «треугольника»

Глава 2. Позиции сторон в отношении стратегического треугольника «Москва Дели Пекин»

2.1. Российско-китайское стратегическое партнерство

2.2. Партнерские отношения между Индией и Россией

2.3. Китайско-индийские взаимоотношения

Заключение

Список использованной литературы

Выдержка из текста работы

Восточно-азиатская стратегия России в широком смысле — это продолжающийся вот уже 15 лет поиск оптимальной парадигмы отношений с большими и малыми странами Азиатско-Тихоокеанского региона. Понятно, что необходимость этого поиска обусловлена как внутрироссийскими (сибирско-дальневосточными), так внешнеполитическими интересами и потребностями. В этом поиске можно проследить своего рода эволюцию. Так, начало 1990-х гг. — этап стихийного, «импульсивного» формирования восточно-азиатской стратегии России, когда Россия определенным образом демонстрировала ориентацию на Запад и практически забыла о своих восточных регионах, предпринимавших отчаянные по пытки выжить. Как раз в эти годы проявилась тенденция автономизации сибирских и особенно дальневосточных российских земель от федерального центра.

Тогда же Россия, по сути, политически ушла из Юго-Восточной (ЮВА) и значительной части Северо-Восточной Азии (СВА). Однако одним из существенных факторов, все-таки удержавших Россию в регионе, было набиравшее тогда силу российско-китайское партнерство, позже обретшее статус «стратегического».

Вторая половина 1990-х гг. ознаменовалась началом нового этапа построения отношений РФ со странами Юго-Восточной и Северо-Восточной Азии. Особенностью этого времени стала попытка внедрить в хозяйственный комплекс сопредельных Японии и Китаю российских территорий передовые технологии и инвестиции, т. е. в какой-то мере повторить опыт китайских открытых экономических зон (ОЭЗ). Как известно, эти попытки закончились провалом: деятельность секторов, связанных с функционированием этих зон, подверглась криминализации, произошла дискредитация самой идеи ОЭЗ. На этом этапе российско-китайское партнерство продолжало выполнять свою роль базового направления и даже диктующего фактора восточно-азиатской стратегии РФ. Причем во второй половине 1990-х гг. Пекин в качестве стимула развития отношений с Россией стал все более учитывать потребность Китая в энергоносителях (газ, нефть). То есть параллельно традиционной мотивации, обусловленной интересами военно-технического свойства, база китайско-российских отношений была расширена благодаря заинтересованности КНР в энергетическом сотрудничестве с нашей страной. На третьем этапе развития отношений РФ с ЮВА и СВА (условно назовем его «путинским») — с 2000 г. по настоящее время — российским руководством предпринимается попытка системно-политического и выборочно-экономического возвращения России в АТР, в Северо-Восточную и Юго-Восточную Азию. Данная попытка осуществляется с учетом определенных геополитических интересов РФ и базируется на использовании ряда объективных ресурсов, прежде всего энергетических. Россия хотела бы стать не только военно-политической, но и экономико-технологической частью Восточной Азии и АТР в целом. Однако на пути возвращения в названные регионы России, прежде всего, необходимо преодолеть серьезные внутренние и внешние препятствия. К внутренним обстоятельствам, затрудняющим РФ достижение поставленной задачи, следует отнести экономико-технологическое отставание России от азиатских лидеров, малоэффективную структуру российской экономики, не позволяющую РФ ощутимо участвовать в глобальной и региональной торговле товарами с высокой степенью обработки, высокими технологиями и услугами. Внешним препятствием является конкуренция ведущих держав АТР, стремящихся не допустить Россию на выгодные рынки. Но как бы то ни было, особенность третьего этапа заключается в том, что именно в это время российским руководством был, не только сформулирован достаточно амбициозный проект по возвращению РФ в АТР, но и началось осуществление этого проекта. Россия вышла на новое качество диалога с АСЕАН, а российско-китайское партнерство, в экономическом плане ознаменовавшееся удвоением коммерческого оборота, превратилось в один из силовых факторов в регионе.

В узком смысле восточно-азиатская стратегия России — это реализация задачи по созданию и развитию двусторонних «узлов» партнерства с государствами СВА — Китаем, Северной и Южной Кореей, Японией и Монголией. Некоторые из этих «узлов» стали уже прочными (российско-китайское стратегическое партнерство). А некоторые — находятся на начальном этапе формирования (например, российско-японское партнерство) и в настоящее время существуют только в виде отдельных лигатур. Прагматичная российская стратегия выстраивается с учетом комплекса задач и мотиваций, в большой степени внутреннего свойства, связанного с необходимостью развития сибирских и дальневосточных регионов страны. Суть этой стратегии состоит в том, чтобы поставить систему партнерства со странами СВА (прежде всего с Китаем) на службу реализации геополитических и региональных задач России, сделать эту систему отношений тем «локомотивом», который помог бы вывести российский Дальний Восток и Сибирь из экономического тупика и поставить их на колею взаимовыгодной интеграции и соразвития с сопредельными территориями.

Несмотря на солидность, даже фундаментальность, международно-правовой базы китайско-российского сотрудничества, включающей в себя тысячи документов и обеспечиваемой благодаря работе десятков межведомственных комиссий и структур, некоторые политические акценты в тональности сложившегося еще в середине 1990-х гг. российско-китайского партнерства расставлены сравнительно недавно. Так, к 2003 г., по мнению части российских экспертов, Россия еще не сумела полностью определить свое отношение к бурно развивающемуся Китаю. Вследствие этого было некорректно утверждать, что в ее внешнеполитической активности относительно КНР Россия руководствуется уже полностью сложившимся комплексным стратегическим подходом. Скорее, политика России в отношении Китая была «частично реактивной» (отвечающей на каждый частный вызов — миграционный, территориальный и пр.). Одновременно два фактора могли (и могут) нивелировать увеличивающийся разрыв в совокупной мощи РФ и КНР. Во-первых, это сохраняющийся и даже, по последним данным российского МО, модернизирующийся потенциал России как ядерной державы. Во-вторых, появившаяся реальная возможность привлечения Японии, США, Южной Кореи к освоению ресурсов российского Дальнего Востока. В случае масштабного подключения КНР к этим планам можно будет говорить о вероятности создания интеграционного объединения всего Дальневосточного региона (Россия, Северо-Восточный Китай, обе Кореи, Япония)[1] .

К 2006 г. и на политическом, и на политологическом уровнях была проделана большая работа по уточнению и совершенствованию курса РФ в отношении Китая. В определенном смысле произошла эволюция и даже некоторая переоценка китайского фактора в политике России. В российском политическом руководстве по проблемам российско-китайских отношений возобладала позиция, основанная на методе системного подхода. Другими словами, все элементы партнерства, его вероятные и реальные вызовы и риски, с одной стороны, и очевидные либо гипотетические (перспективные) выгоды и ресурсы, с другой — стали получать комплексную, даже системную, оценку. Дипломатические же инстанции, оповещаемые о результатах подобного анализа, начали использовать соответствующие наработки в своей деятельности. Это обстоятельство привело к двум немаловажным последствиям: а) на международно-политическом поле проявилась тенденция к более качественному, а не формально-декларативному, как это было раньше, российско-китайскому взаимодействию по всему спектру международных проблем (от реформирования ООН до региональных вопросов — Северная Корея, Иран, Ближний Восток, Центральная Азия и т. д.), причем стремление к консолидации позиций двух стран в противовес США и даже появление элементов «сдерживания» США стали более явственными; б) на экономическом «фронте» — усилилась зависимость как Китая от российских энергетических ресурсов, так и России от китайских инвестиций и технологий, опыта интеграции в мировое хозяйство, умелого сочетания либеральных и государственных подходов к экономике.

Россия, несмотря на все заявления об увеличении доли высоких технологий и продукции машиностроения в ее экспорте сегодня вынуждена наращивать поставки энергоносителей в Китай до максимально возможных пределов. Благодаря этому обстоятельству, судя по всему, и будут реализованы планы по увеличению взаимного товарооборота до 60—80 млрд. долл. в год. Это косвенным образом подтвердили результаты официального визита В. Путина в Китай в марте 2006 г. Иной возможности для увеличения объемов взаимной торговли (в частности, путем экспорта Россией ее технологичных товаров) пока, к сожалению, не просматривается. Таким образом, актуальным представляется более детальная проработка стратегии во всех возможных сферах взаимодействия между странами, перевод экономического партнерства из статуса «сырьевого придатка» со стороны России и «мировой фабрики» со стороны КНР.

На мой взгляд, следует отметить, что отношения с КНР являются своеобразной моделью для построения дипломатических отношений с рядом стран Юго-Восточной Азии (Вьетнам, Монголия и т.д.), активное взаимодействие с которыми было прервано, или же приостановлено в связи с распадом СССР или внутренними процессами в стране. Этот факт обуславливает важность выработки четкой внешнеполитической стратегии в отношении КНР, как точки опоры в регионе, так и на мировой арене.

Хронологические рамки исследования ограничиваются периодом становления Российской Федерации. Основной упор делается на период президентства В.В. Путина, в силу появления, именно в этот период, четкости и системности в подходе к дальневосточному вопросу в целом и китайскому вектору во внешней политике в частности.

Попытки построения взаимодействия между КНР и «молодой Россией»

Китайско-российские отношения находятся под пристальным вниманием мирового сообщества, поскольку от “веса” и “качества” этих отношений в значительной степени зависит структура мировых отношений.

Впервые после распада Советского Союза в середине декабря 1992г. Пекин посетил Б.Н. Ельцин. Было подписано 24 документа, касавшихся политических и экономических отношений, а также опубликовано Совместное заявление о взаимных отношениях между КНР и российской федерацией.

Еще один пакет документов был подписан во время визита Председателя КНР Цзян Цзэминя в Россию в сентябре 1994г. Среди них – Декларация о долгосрочном развитии двусторонних связей, протокол о торговле и экономическом сотрудничестве и соглашение о таможенном сотрудничестве.

В ходе этого визита Цзян Цзэминь охарактеризовал состояние российско-китайских отношений как “конструктивное партнерство”.

В 1994г. когда закладывались отношения конструктивного партнерства, с российской стороны было дано недвусмысленное разъяснение что оба государства являются полностью независимыми и что больше не будет разделения на “старшего и младшего братьев”. Еще большую ясность внесла китайская сторона: эти отношения зиждятся на 5 принципах мирного сосуществования, страны не будут антагонистами, они не вступают в союз, становясь добрыми соседями, хорошими партнерами и друзьями, сотрудничая во имя общих интересов и совместного процветания.

В апреле 1996г. Ельцин вновь нанес визит в КНР, в ходе которого было подписано Совместное заявление (Пекинская декларация), где говорилось уже о “стратегическом партнерстве на основе равенства, взаимного доверия и взаимной координации, ориентированной на XX в.”.

В декабре 1996г. создан разветвленный механизм регулярных встреч глав правительств двух стран, которые в соответствие с межправительственным соглашением проводятся не реже одного раза в год.

Россия и Китай рассматривают современный мир как развивающийся в направлении многополярности. Оба государства исходят из того, что времена направленных против третьих стран союзов и стратегических “многоугольников” ушли в прошлое.

Взаимодействие на международной арене Россия и Китай строят на основе совместной Декларации о многополярном мире и формировании нового международного порядка, подписанной на высшем уровне в апреле 1997г.

Важным шагом к обеспечению широкой общественной поддержки курсу на добрососедство и стратегическое партнерство России с Китаем явилось создание Российско-китайского комитета дружбы, мира и развития, первое заседание которого в Пекине было приурочено к государственному визиту президента России в КНР в ноябре 1997г.

В ноябре 1997г. завершены демонстративные работы на Восточной части российско-китайской границы (от Кореи до Монголии, протяженность – свыше 4200км.), а в 1998г. – на Западной части границы (55км.), позволившие впервые за более чем 300-летнюю историю отношений четко и по обоюдному согласию обозначить её на местности.

Китай является третьим (после Германии и США) торговым партнером России среди стран дальнего зарубежья, Россия – восьмым по объему товарооборота партнером Китая.

В основном сформирована договорно-правовая база российско-китайского торгово-экономического сотрудничества, куда входят Торговое соглашение между Российской Федерацией и КНР на 1997-2000гг., Меморандум о взаимопонимании, между Россией и КНР об основных направлениях торгово-экономического и научно-технического сотрудничества, а также значительное число межправительственных и межведомственных документов по конкретным направлениям сотрудничества. Российско-китайские встречи на высшем уровне проводятся не реже одного раза в год. В ходе пребывания в России председателя Цзян Цзэминя 22-25 ноября1998г. состоялся первый неформальный саммит. Была принята в рабочую эксплуатацию линия “горячей связи” между руководством России и Китая.

В 1998г. объем российско-китайской торговли уменьшился на 10% и составил 5,4 млрд. долл. (в 1993. – 7,7 млрд. долл.), включая экспорт из России в сумме 3,6 млрд. долл. и импорт из КНР – 1,8 млрд. долл. Доля российско-китайской торговли в общем товарообороте КНР снизилась (с 3,5% в 1992г. до 1,9% в 1998г.). Основу российского экспорта в КНР составляют машины и оборудование (24% экспорта), цветные металлы, древесина и целлюлоза, химические удобрения и другие химические товары. 70% российского импорта приходится на закупки изделий из кожи, одежду, обувь, мясо, а так же машины и оборудование.

В 1998г. достигнуты заметные результаты в торговле технологиями между Россией и Китаем (подписаны контракты на 1,9 млрд. долл.).

В том же году сторонами подписан 481 контракт в области подрядных работ и предоставления трудовых услуг на общую сумму 213 млн. долл. Фактически выполнено работ на 122 млн. долларов. На конец 1998г. в России насчитывалось около 10 тысяч рабочих из КНР.

Российско-китайские межбанковские связи строятся на основе двух межведомственных соглашений между Центральным банком Российской Федерацией и Народным банком Китая (НБК – центральным банком КНР) о сотрудничестве и о сотрудничестве в области надзора за деятельностью кредитных организаций.

Проблема несовершенства системы взаимных расчетов, включая неразвитость сети взаимных корреспондентских связей между банками России и Китая, значительный удельный вес расчетов наличными (особенно, в приграничной торговле), недоверие китайских банков к российским коммерческим банкам и т.п.. затрудняют развитие российско-китайской торговли. Для обсуждения путей совершенствования платежно-расчетных отношений в соответствии с решением 2-го заседания Российско-Китайской Комиссии по подготовке регулярных встреч глав правительств (февраль 1998г.)образована Рабочая группа по межбанковскому сотрудничеству, первое заседание которой состоялось в мае 1998г. в Пекине.

В ходе официального визита Премьера Госсовета КНР Чжу Жунцзи (24-27 февраля 1999г., Москва) было подписано 16 различных документов, включая межправительственные соглашения, соглашения о торгово-экономическом сотрудничестве между администрациями рядя российских и китайских регионов, а также контракты между российскими и китайскими организациями. Среди межправительственных соглашений – Протокол о торгово-экономическом сотрудничестве на 1999г. (ежегодный документ, в котором фиксируются согласованные объемы взаимных поставок по межправительственным соглашениям), Протокол о принципах охраны и распределения прав на интеллектуальную собственность к соглашению о научно-техническом сотрудничестве от 18 декабря1992г.

Межрегиональные соглашения о торгово-экономическом сотрудничестве заключены между правительством и администрациями республики Башкортостан и провинции Ляонин, Алтайского края и Синьцзян – Уйгурского автономного региона, приморского края и провинции Цзигинь, Амурской области и города Шанхая. Регионы при установлении прямого экономического взаимодействия будут исходить из взаимной заинтересованности, местных условий и имеющегося потенциала. При этом предполагается создание совместных рабочих органов с целью координации и углубления сотрудничества.

Среди договоренностей между российскими и китайскими организациями наиболее весомое значение имеют Генеральные соглашения по разработке ТЭО строительства трубопровода с Ковыктинского газоконденсатного месторождения в Иркутской области в Китай (Россия и Китай начинают разработку ТЭО согласно принятому расчетному графику строительства газопровода, рассчитанного на транспортировку газа в объеме до 20 млрд. куб. м. газа в течении 30 лет). Контракт об обмене поставках нефти между ОАО “НК ЮКОС” и Китайской национальной нефтегазовой корпорацией (КННК) (речь идет о крупных поставках нефти и нефтепродуктов в Китай в 1999г. – до 1,5 млн. т. с последующим увеличением до 2-2,5 млн. т., включая поставки через Дальний Восток взамен добываемой Китаем нефти в Казахстане), Соглашение между ОАО “НК ЮКОС” и КННК по разработке технико-экономических расчетов строительство нефтепровода из России в КНР (долгосрочный проект, ориентированный на строительство нефтепровода и поставки нефти в объеме 25-30 млн.т. в течении 25 лет), Соглашение о сотрудничестве между РАО “ЕЭС России” и Государственной энергетической корпорацией Китая (определены основные направления взаимодействия).

Кроме того, подписаны документы о поставках комплектующих китайской компании TCL для сборки телевизоров на российских предприятиях “Рубин” и “Квант” (до 200 тыс. штук к 2001г. на каждом предприятии), о сотрудничестве между китайской компанией “Чуньгань” и ГП ВТФ “Энергия” и ОАО “Машиностроительный завод” (поставки комплектующих в 1999г. с последующим созданием совместного производства кондиционеров в объеме до 200 тыс. штук в год), договоры о приобретении недвижимости для универмагов китайских товаров и Китайского делового центра в Москве (общая сумма контрактов превышает 17 млн. долл.).

В декабре 1999г. Б.Н. Ельцин посетил с официальным визитом Пекин. Россия поддерживала политику Китая в отношении Тайваня, Китай объявил что Чечня – внутреннее дело России.

Китай в восточной политике В. Путина

Заслуга политики В. Путина на китайском направ­лении заключается в том, что в течение 2001—2006 гг. Россия сумела плавно перейти от упомянутой выше «политической рефлексии» к системной реализации прагматичной, обусловленной реальными потребнос­тями стратегии. Основные вехи этой эволюции озна­менованы следующими событиями.

В интервью китайским и российским СМИ накануне визита в КНР в июле 2000г. новый президент России В.В. Путин подтвердил, что Китай является стратегическим партнером России, разделяемость позиций на международной арене, стремление стран к поддержанию и укреплению многополярного мира.

Во время визита В. Путина в Китай в июле 2000г. было подписано совместное заявление по ПРО.

В нем, в частности, говорится, что план США создать систему национальной противоракетной обороны на территории страны вызывает глубокую озабоченность Москвы и Пекина.

С 11 по 19 сентября 2000г. успешно прошел визит в Россию председателя ПК ВСНП Ли Пэна. Президент России В. Путин на встрече с Ли Пэном заявил, что российско-китайские отношения находятся “на самом высоком уровне”.

С 3 по 4 ноября того же года с официальным визитом в Китае находился премьер-министр России М.Касьянов. С премьером Чжу Жунцзи у него состоялась пятая периодическая встреча. Во время визита М. Касьянова приняли в отдельности Председатель Цзян Цзэминь и председатель ПК ВСНП Ли Пэн. Чжу Жунцзи и М. Касьянов провели переговоры в расширенном и узком составах. Обе стороны обменялись мнениями в основном по вопросам об отношениях между двумя странами, в частности, о дальнейшем развитии сотрудничества двух стран в экономике, науке и технике, энергоисточниках и других областях. В процессе визита обе стороны подписали совместное коммюнике пятой периодической встречи премьеров Китая и России, Протокол четвертого совещания комитета по периодическим встречам премьеров Китая и России. Всего было подписано 14 документов о двустороннем сотрудничестве.

15 ноября Председатель КНР Цзян Цзэминь, участвовавший в неофициальном совещании руководителей Азиатско-Тихоокеанской организации экономического сотрудничества в Брунее лично встретился с президентом В.В. Путиным. Обе стороны обменялись мнениями в основном об отношениях в торгово-экономическом сотрудничестве между странами. Премьер Чжу Жунцзи и премьер-министра России М. Касьянов провели в Пекине пятую периодическую встречу премьеров двух сторон. Все это имело важное влияние на дальнейшее развитие отношений стратегического партнерства между Китаем и Россией.

Российско-китайский договор о дружбе и сотрудничестве

Показателем нового уровня двусторонних отношений стал подписанный президентом России В.В. Путиным и Председателем КНР Цзян Цзэминем во время очередной встречи на высшем уровне в Москве 16 июля 2001г. российско-китайский Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве.

Понятно, что этот документ отразил реалии двусторонних отношений 2001 г. — общее стремление РФ и КНР содействовать станов­лению многополярного мира, предотвратить распро­странение ядерного оружия (путем поддержания меж­дународных режимов нераспространения, включая ДНЯО), эффективно противодействовать междуна­родному терроризму, а также разрушительным миро­вым финансово-экономическим кризисам. При жела­нии в договоре можно усмотреть и стремление создать полюс «глобального притяжения», противоположный США.

Как известно, к моменту подписания названного до­кумента Россия и Китай занимали единую отрицатель­ную позицию по вопросу расширения НАТО на Вос­ток, «гуманитарным» акциям США и их союзников на Балканах, по проблеме целостности России (в связи с событиями в Чечне) и Китая (ввиду проявлений этни­ческого сепаратизма в Тибете и Синьцзяне). Тем не ме­нее США всегда незримо оставались третьей стороной российско-китайских отношений. Одновременно в по­литических кругах РФ в эти годы получила распрост­ранение идея об углублении сотрудничества России с НАТО. Рассматривались даже некие варианты вхожде­ния России в Североатлантический альянс. Однако, определенным препятствием на пути российско-натов­ской интеграции в каком-то смысле стал договор РФ и КНР 2001 г., согласно которому обе страны обязуются не участвовать «в каких-либо союзах или блоках.., на­носящих ущерб другой стороне» (ст. 8).

Во время подготовки договора среди экспертов и по­литиков развернулась дискуссия, в которой получили отражение некоторые характерные для того времени позиции и мнения, которые все же не были озвучены офи­циально и не вошли в текст документа. Поскольку до­говор был инициирован китайской стороной, возникал вопрос: из чего в первую очередь исходило китайское руководство? Из стремления расширить поле для внеш­неполитического маневра набирающего мощь Китая или же, наоборот, путем международного сотрудниче­ства смягчить какие-то его внутренние проблемы и «врачевать» сохраняющиеся слабости?

Однозначного ответа получено не было. Однако было очевидно, что Китай стремился юридически зак­репить достижения своего стратегического партнерства с РФ до того, как в КНР произойдет смена лидеров и к власти придет новое, четвертое, поколение руководи­телей[2] . Возможные настроения последних ряд экспер­тов оценивал как наверняка более сдержанное в отно­шении России и остропрагматичное. Опасения экспер­тов оказались неоправданными, новое руководство — Председатель КНР Вэнь Цзябао и генеральный секре­тарь КПК Ху Цзиньтао — продемонстрировало полную преемственность российского курса Пекина, хотя эти лидеры и не получали в свое время образование в CСCP, как некоторые их предшественники. Для самого же Цзян Цзэминя как государственного деятеля и. просто человека, возможно, было очень важно оставить для истории фундаментальное свидетельство своих внеш­неполитических успехов.

Очевидно что, кроме собственно двусторонних за­дач Пекин путем заключения этого договора планиро­вал косвенным образом облегчить себе решение и иных международных проблем. Пытаясь возбудить чувство соперничества Запада, рассматривающего Россию как конкурента в разыгрывании «китайской карты», Пекин стремился смягчить антагонизм некоторых западных стран в отношении КНР, оставив в качестве глобаль­ного противника только Соединенные Штаты, а также снизить градус наметившегося сближения России и НАТО. Помимо этого, в первой половине 2001 г. Пеки­ном предпринимались попытки вовлечения Японии и даже Евросоюза в орбиту двустороннего сотрудничества на региональном уровне.

Возможно, что через заключение договора Пекином также предпринималась попытка представить миру не­кий новый «центр силы».

Кроме того, формируя так называемый Большой Китай, Пекин действовал (и действует) сразу по не­скольким направлениям. Как известно, возвращены в лоно родины Гонконг (1997 г.), Аомынь. Стоит задача мирного воссоединения с Тайванем. В этой связи не­которые эксперты полагали, что договор с Москвой нужен Пекину в том числе и для того, чтобы в перспек­тиве превратить Россию в одну из сфер влияния уже всего «Большого Китая». Однако думается, что Россия сама способна «привязать» Китай к своим коридорам поставки энергоресурсов, которые все более обретают уже не только межстрановое, но и геополитическое зна­чение.

Россия, заключая договор, также руководствовалась не только интересами развития двустороннего сотрудничества, но и целым рядом иных соображений. В Мос­кве рассматривалась идея создания комплексной сис­темы коллективной безопасности в Восточной Азии, а также формирования Восточно-азиатского общего рынка (ВАОР) в составе России, Китая, Японии, Рес­публики Корея, КНДР (или даже объединенной Кореи) и Монголии. Поэтому в Кремле положительно относились к подключению России к китайскому «центру силы» на условиях равноправия. Тогда, в 2001 г., руко­водство России еще не располагало огромными «нефтя­ными» деньгами и прочным «олигархическим тылом» и таким опытом общения с восточными политиками, которые оно приобрело чуть позже. Поэтому возмож­но, что Пекин воспринимал российские глобальные и региональные амбиции как некое пожелание, а не как достижимую перспективу.

Хотя в договоре и была отмечена необходимость борьбы с терроризмом, сепаратизмом и религиозным экстремизмом, тогда соответствующие положения вош­ли в документ, скорее, по традиции, «автоматически». В июле 2001 г. архитекторы договора не могли знать, что через 2 мес. США подвергнутся беспрецедентной террористической атаке, поэтому представляется, что если бы договор готовился и подписывался после тра­гических событий сентября 2001 г., то его структура и акценты могли бы быть иными.

По мнению большинства китайских и западных эк­спертов, договор зафиксировал возникновение между Москвой и Пекином отношений особого типа, при ко­тором глубокое сотрудничество по ряду направлений сочетается с обоюдным стремлением избежать созда­ния военного союза. Данный тип отношений логичес­ки вытекал из особенностей социально-экономическо­го и оборонно-политического положения России и Китая.

Для Китая Россия являлась (и является) основным и пока почти безальтернативным источником постав­ки современных вооружений и оборонных технологий. Второй важнейший партнер Китая по ВТС — Израиль находится под сильным влиянием США и потому не­надежен, что и подтвердилось в 2000 г., когда под американским давлением была сорвана поставка в КНР израильской авиационной системы дальнего радиоло­кационного обнаружения и управления «Фалкон». Для России же китайский рынок вооружений весьма ва­жен потому, что в условиях резкого сокращения прак­тики государственного оборонного заказа российский ВПК долгое время жил только благодаря экспорту сво­ей продукции за рубеж, прежде всего в Китай и Ин­дию.

В 2001 г., после подписания договора, ряд исламс­ких СМИ в разных странах мира достаточно неожидан­но для Москвы и Пекина опубликовал статьи, смысл которых сводился к тому, что «ось» между Москвой и Пекином направлена не против Запада, а против му­сульман. Этот неофициальный смысл был всесто­ронне проанализирован Москвой. Такая реакция исламских СМИ объяснялась наличием проблемы Чеч­ни в России и Синьцзяна в Китае, а также поддержкой России и Китая акций США в Афганистане. Стало по­нятно, что Москва и Пекин должны будут уделить го­раздо большее внимание исламскому миру, показав ему, что они не собираются оказывать давление на мусуль­манские страны и «подыгрывать» США. В итоге собы­тия 11 сентября не только не поколебали, но даже ук­репили линию двух стран на развитие отношений с ис­ламским миром.

Торгово-экономическое сотрудничество

Стремление к стабилизации экономического роста была закреплена во время визита премьера Госсовета КНР Чжу Жунцзи, который в сентябре 2001г. побывал в Санкт-Петербурге на очередной встрече государств. С китайской точки зрения проблемой двусторонней торговли является повышение китайского импорта над экспортом (соответственно 5,77 млрд. долл. и 2,23 млрд. долл. в 2000г.). Но и Россия не вполне удовлетворена тем, что основу её экспорта составляют вооружения и сырье.

Россия хотела бы продавать Китаю и гражданскую продукция, к которой тот проявляет гораздо меньший интерес, часто предпочитая приобрести западные образцы, даже несмотря на их более высокую цену. К тому же как и в России, так и за рубежом неоднозначно относятся к продаже передового российского вооружения Китаю. На этот счет существуют самые различные опасения, и с той точки зрения диверсификация российского экспорта имела бы большое значение.

В этой связи крайне важны некоторые документы, подписанные на упомянутые выше шестой, сентябрьской, встречи глав правительств. Во-первых, специальным протоколом была создана подкомиссия по связи и информационным технологиям, которая занимается развитием сотрудничества в этой наиболее современной области.

Во-вторых, что особенно важно, был подписан контракт на покупку КНР пяти российских гражданских самолетов ТУ-204-120. Эта сделка означает прорыв российского гражданского авиастроения на китайский рынок.

Кроме того, во время сентябрьского визита китайского премьера было заключено соглашение о разработке ТЭО проекта нефтепровода из России в Китай. С российской стороны в проекте заняты компании «Транснефть» и «ЮКОС» (с 2003 года НК ЮКОС вышла из составов операторов проекта, в связи с финансовыми и юридическими проблемами компании, — ее место заняла НК «РОСНЕФТЬ»), с китайской – Национальная нефтегазовая корпорация. Сегодня на первый план экономических отношений между странами вышли крупные компании с высоким удельным весом государственной собственности или поддерживаемый государством.

В результате в России появились значительные лоббистские группы, подталкивающие правительство к принятию мер для создания более благоприятных условий торгово-экономического сотрудничества. Российские поставщики, энергетического оборудования, энергоресурсов и вооружений сделали самые серьезные ставки на Китай. В настоящее время освоение китайского рынка для этих групп российского бизнеса является не просто средством зарабатывания денег, но и формой выживания.

Именно эти сферы являются сферами с высоким уровнем государственного регулирования. Поэтому повышение активности государственных органов в сфере российско-китайских экономических отношений все же не является бюрократической компанией, инициированной верхами с целях укрепления политического сотрудничества, а отражает реальное повышения интереса крупного российского бизнеса в расширение экономических связей с Китаем.

Визит В. Путина (21—23 марта 2006 г.) в КНР стал неким подтверждением следования курсу на усиление экономического взаимодействия. Соглашения, подписанные в Китае, обещают значительный рост товарооборота (до 60—80 млрд. долл. к 2010—2015 гг.), взаимных инвестиций, расширение двустороннего сотрудничества. Однако визит еще раз продемонстрировал экономические «нестыковки» российско-китайской кооперации. Российский экспорт оставался (и остается) в основном военно-техническим и сырьевым. Машинотехнический экспорт Китая в Россию продолжает нарастать, при одновременном сокращении по этой же статье российского экспорта.

Накануне визита высказывались и некоторые претензии Китая к России по нефтегазовым вопросам, связанным с известным переформатированием два года назад «прямолинейного» нефтяного проекта «Ангарск — Дацин» в более диверсифицированный «Тайшет (Восточная Сибирь) — Перевозная (Тихий океан)», ориентированного не только на Китай, но прежде все го — на потребителей нефти в АТР (в Японии и других странах).

Визит В. Путина расставил многие точки над i, поскольку, во-первых, планка взаимной торговли была поднята с 30 млрд. долл., достигнутой в 2005 г., до 60 и даже 80 млрд. долл. к 2010 — 2015 гг. Это хорошие показатели, близкие к тем, которыми оперирует Китай с Японией, Южной Кореей и другими странами. До уровня США плановые российско-китайские цифры, конечно, еще не дотягивают: китайско-американская торговля составляет более 300 млрд. долл. в год[3] .

Во-вторых, как заявил Владимир Путин, Россия намерена изменить структуру торговли за счет увеличения доли высокотехнологичных проектов. Тяньваньская АЭС — это перспективный атомный российский проект. Как известно, первый блок скоро будет пущен в эксплуатацию и есть перспектива получения контрактов на сооружение второго и третьего блоков. К АЭС следует добавить проекты по мирному космосу, плюс возможные контракты по гидроэнергетике. В Пекине В. Путин объявил, что «Газпромом» и CNPC (China National Petroleum Corporation) в Китай будут построены две газовые ветки: из Западной Сибири (проект «Алтай») и Восточной Сибири (законсервированный Ковыктинский проект) с объемом перегоняемого газа в 60—80 млрд. куб. м. Фактически это заявление означало, что Россия в качестве перспективных потребителей ее сибирского газа и нефти помимо Европы рассматривает и другие страны и регионы — прежде всего, Китай.

В России хорошо помнят газовые перипетии с Украиной, а также проблемы строительства Северного газопровода через Балтийское море, трудности общения с нашими европейскими соседями и т. д. Более того, как заметил В. Путин уже после возвращения из Китая на пресс-конференции в Томске 27 апреля 2006 г. по итогам переговоров с германским канцлером А. Меркель, ЕС постоянно обвиняет Россию в энергетической экспансии, т. е. в том, что Россия, дескать, пытается использовать свой энергетический потенциал в целях политического диктата [4] .

Пекинские переговоры В. Путина (март 2006 г.) фактически более рельефно обозначили два, в общем известные и до этого обстоятельства: а) в лице Китая у России есть под боком огромный рынок сбыта газа и нефти; в этой связи уже достигнуты нужные договоренности с КНР по ценам поставок; б) Россия имеет право на разработку альтернативного Европе энергетического вектора и, будучи евразийской державой, таким образом влиять как на Запад, так и на Восток.

В-третьих, указанные переговоры отразили желание китайской стороны реально присутствовать на инвестиционном поле России. Ху Цзиньтао, в частности, отметил, что 14 млрд. долл. китайских капиталовложений будет направлено в российскую экономику. Правда, срок для этого был назван достаточно продолжительный — до 2010—2015 гг., но, тем не менее, тенденция роста азиатских инвестиций в экономику РФ, прежде всего китайских, очень важна, особенно для Сибири и Дальнего Востока. Причем данное заявление китайского лидера вольно или невольно затронуло внутреннюю экономическую проблематику России. Ху Цзиньтао было замечено, что Китай не просто хотел бы получать нефть и газ из Сибири, а совместно с Россией участвовать в разработке и добыче на ее территории нефти и газа. Видимо, это означает, что не все 14 млрд., но, по крайней мере, большая их часть пойдет именно на инвестиции в топливно-энергетический комплекс Сибири. Другое обстоятельство, связанное с внутренними делами, — желание Китая инвестировать деньги в отдельные российские регионы, список которых возглавила Чеченская Республика, ожидающая из Китая первых инвестиций в объеме 500 млн. долл.

Что касается военной составляющей российско-китайской торговли, то увеличение ее объемов за счет дальнейшего роста военных заказов все еще возможно. Но, похоже, что китайский финансовый ресурс для развития российского ВПК уже истощается. Как уже упоминалось, Китай фактически спас российский ВПК в 1990-е гг., когда на 90 % тот жил за счет китайских и индийских заказов. Однако этот период уже пройден.

Указанный визит В. Путина обозначил и условно третье направление. Кроме ТЭК и ВПК, для крупного китайского бизнеса становятся привлекательными и иные направления, которые могли бы разрабатываться на взаимовыгодной основе. Возможно, к ним относится комплекс сфер, связанных с телекоммуникациями, химпромом, легкой промышленностью, транспортом, автомобилестроением. Особый интерес Китай проявляет к Транссибу, который мог бы значительно ускорить транзит его товаров через Россию в Европу. Возможны и отдельные проекты, связанные с атомной энергетикой, а также дальнейшее развитие космических программ.

В ходе визита косвенно были затронуты и болезненные для России вопросы ее технологического отставания. Так, Ху Цзиньтао напомнил, что Китай ежегодно тратит 350 млрд. долл. на приобретение высокотехно логичного оборудования по всему миру и что если российская машинотехническая продукция будет конкурентоспособна, то Китай станет его закупать в больших количествах. Однако для России проблема заключается в том, что российская и китайская экономики при схожих тенденциях роста уже качественно и структурно различны.

Образно говоря, Россия находится как бы в начале пути интеграции в мировую экономику: она только вступает в ВТО и готовиться к постепенной адаптации к требованиям последней, а Китай уже прошел значительную часть соответствующего пути. Это объективная вещь, которая, собственно, и делает российско-китайскую торговлю такой, какая она есть — сырьевой и военно-технической с российской стороны. Китай, несмотря на свои коммунистические идеи, уже давно живет по законам мирового капиталистического рынка.

Разрешение пограничного вопроса: прорывы и угрозы

Эволюция восточной политики В. Путина на китай­ском направлении связана с разрешением пограничной проблемы двух стран в широком смысле слова, вклю­чая не только процессы демаркации границы, но и на­лаживание трансграничного сотрудничества, борьбу с трансграничной нелегальной торговлей и последстви­ями техногенных катастроф. Формирование русско-китайской границы — отдельная и достаточно сложная тема, освещаемая в большом массиве научной литера­туры[5]

Что же оставалось нерешенным в пограничной про­блеме двух стран к 2004 г.? Оставалась незафиксирован­ной на двустороннем уровне принадлежность двух уча­стков: 1) остров Большой в районе Абагатуя на реке Аргунь; 2) острова Тарабаров и Большой Уссурийский на Амуре под Хабаровском. Географическая особен­ность первого связана с тем, что река Аргунь в районе Абагатуя растекается по двум руслам, которые огибают остров Большой с севера и с юга. Российская позиция, основанная на документах 1911 г., заключается в том, что граница должна проходить по южному руслу. По мнению китайских представителей, южное русло — это русло реки Хайлар, которая течет со стороны Китая, раздваивается и впадает в Аргунь. Граница, по мнению китайской стороны, должна проходить по северному руслу Аргуни и посему остров Большой должен быть включен в состав Китая.

Трудности демаркации второго участка также связа­ны с путаницей вокруг проток и островов. Спорные острова расположены в месте впадения Уссури в Амур, которые выше по течению соединены протокой Каза­кевича. Россия, основываясь на положениях Пекинс­кого дополнительного договора 1860 г., настаивала на том, чтобы граница выходила из реки Амур на протоку Казакевича и огибала острова Тарабаров и Большой Уссурийский с юга. Китай, соглашаясь, что по догово­ру граница так и проходила, ссылался на нормы совре­менного права, по которым демаркационная линия дол­жна проходить по главному фарватеру реки. Посколь­ку по протоке Казакевича судоходство невозможно, то главный фарватер должен идти по северной границе островов, которые в этом случае также переходят под юрисдикцию Китая. Однако эти острова, в отличие от безлюдных островов в районе Абагатуя на Аргуни, об­житы и заселены и из-за близости к Хабаровску имеют особое стратегическое значение. Российские предста­вители говорили о возможности компромисса в таком варианте: решить пограничный вопрос на Аргуни согласно китайской версии, однако в обмен на это на уча­стке под Хабаровском провести демаркационную ли­нию в соответствии с российским предложением. Од­нако тогда такой вариант для Китая был, к сожалению, неприемлем.

В ходе визита В. Путина в Пекин в 14 октября 2004 г. было подписано дополнительное соглашение, которое определило линию прохождения границы в районе ос­трова Большой в верховьях реки Аргунь (Читинской области) и территории островов Тарабаров и Большой Уссурийский на Амуре. Соглашение предусматривает равное распределение районов общей площадью 380 кв. км, не согласованных при заключении предыдущего соглашения между СССР и КНР о советско-китайской государственной границе на ее восточной части от 16 мая 1991 г. Граница будет зафиксирована по фарватеру судоходных рек, а для несудоходных — по середи­не реки. В 2005 г. состоялась ратификация Государственной думой РФ и Всекитайским собранием народных представителей (ВСНП) дополнительного соглашения между РФ и КНР о российско-китайской государствен­ной границе в ее восточной части. Этот процесс завер­шил урегулирование пограничных проблем в отноше­ниях России и КНР — многолетний переговорный про­цесс, который был начат еще СССР и КНР в 1964 г. и который, помимо переговоров дипломатов сопровож­дался еще и кровопролитием с обеих сторон.

Говоря о российско-китайской границе, нельзя обойти общую проблему. Насколько в принципе оправ­данны те или иные территориальные компромиссы со стороны России и не обрушится ли со временем на РФ еще одна «волна китайских притязаний» с учетом стремительного роста мощи Китая и превращения его не­далеком будущем в новую великую державу? Гипотети­чески возможность реанимации в Китае официальной политики «утерянных земель» исключать нельзя. Вме­сте с тем, исходя из политических реалий Россия ни сегодня, ни завтра, ни в более отдаленном будущем не может позволить себе «роскошь» иметь Китай в каче­стве врага или даже «холодно-нейтрального» государ­ства у себя на границах. Более того, компромиссы 1991— 1999 гг., видимо, были оправданы: они позволили пе­ревести российско-китайское сотрудничество в новое качество — стратегическое партнерство, сделав его ре­альным и ощутимым.

Более широкое толкование понятия «граница» пред­полагает анализ вольных или невольных технологичес­ких и экологических взаимодействий соседей по реке Амур и его притокам. Так, в пограничной проблемати­ке в конце 2005 — начале 2006 г. неожиданно для России и Китая стала доминировать экологическая тема[6] . Как известно, осенью 2005 г. на химическом предприя­тии в окрестностях г. Харбина произошла авария, в ре­зультате взрыва разлилось 60 т бензола.[7] Проблему трансграничного загрязнения Амура обсудили 12 апре­ля 2006 г. на Межрегиональном совещании представи­телей приамурских субъектов РФ в Хабаровске, кото­рое провел заместитель министра природных ресурсов РФ В. Г. Степанков. На совещании были предложены меры по предотвращению угроз трансграничного заг­рязнения бассейна реки, развитию российско-китай­ского сотрудничества в рамках планируемого договора между РФ и КНР по сохранению трансграничных водных экосистем. В. Г. Степанков не исключил воз­можности предъявления КНР в будущем иска о ком­пенсации экологического ущерба в связи осенней ава­рией[8] . Одновременно проблема экологического заг­рязнения Амура в связи с аварией в китайских СМИ освещалась достаточно редко и скупо. Этой пробле­мы коснулась газета «Чжунго хуанцзинбао» («Окружа­ющая среда»), причем в позитивном ключе, конста­тируя, что суточные наблюдения с 12—13 апреля 2006 г. в районе г. Фуюань в период таяния льдов выявили невысокое содержание нитробензола в воде, не превышающее-де ни российские, и китайские допусти­мые значения[9] .

Пограничный вопрос помимо экологического вызо­ва, реанимировал для России и Китая еще одну старую проблему, обострившуюся в связи с интенсификацией российско-китайских приграничных связей и контак­тов. Не секрет, что кроме официальной торговли меж­ду РФ и КНР не первый год развивается «серая», неле­гальная коммерция. Исторически она зародилась в 1990-е годы и тогда же она была «институализирована». Механизм этой коммерции, с небольшими корректи­ровками, сохранился до наших дней. Как известно, крупные китайские общины обосновались в больших российских городах — месте активности китайских кри­минальных групп (организованных преступных груп­пировок — ОПГ).

Показателен опыт московских (китайских) ОПГ. Се­годня в челночном китайском бизнесе сложилась так называемая система «бао цзи бао шуй» (авиаперевоз­ки и оплата таможенных сборов). Суть ее достаточно проста: китайские и российские челноки свозят в один из китайских городов свой товар, оформляют его как экспортный груз на какую-либо крупную китайскую экспортно-импортную фирму. Далее заключается фиктивный контракт с российской подставной фир­мой, существующей в течение трех месяцев — до пер­вого налогового отчета. По договоренности с таможней растаможивание товара проходит по самому низкому тарифу. Реально с каждого грузового самолета берется фиксированная плата. В начале 1990-х гг. она состав­ляла 5 тыс. долл., сегодня — 195 тыс. долл. Растаможен­ный товар со склада в Москве попадает в руки истин­ных владельцев — китайских челноков, которые, одна­ко получают его без документов, свидетельствующих о прохождении таможни, и сертификата качества. Отсю­да возникает второй круг затрат китайских челноков — деньги на взятки и откупные милиции, которая перио­дически конфискует товар. Фактически эта незаконная и неучтенная торговля ежегодно составляет 10—12 млрд. долл. в год. Причем всю прибыль в виде «нала» китайс­кие торговцы всеми правдами и неправдами вывозят из России в Китай. Подобная практика устраивала всех — китайских и российских торговцев, таможенников, милицию и городские власти[10] .

В 2000—2002 гг. система «бао цзи бао шуй» стала да­вать сбои. Российские власти начали менять правила игры для китайских челноков, придавать большее зна­чение качеству товаров, их легализации и увеличению налоговых поступлений с торговли. Соответственно были приняты новые законы и правила. Однако пока еще нельзя говорить об изменении качества торговли, только о наметившейся тенденции его изменения.

Сейчас крупный китайский бизнес пытается вытес­нить с московских рынков «мелочь» и изменить бизнес в Москве. В частности, часть выручки (10-15 %) он пы­тается инвестировать в России и таким образом лега­лизовать свое положение, получив легальный статус (вид на жительство). Как правило, такое инвестирова­ние идет на закупку российского сырья и лесоматериа­лов с последующим экспортом в Китай, но уже офици­альным и достаточно прибыльным.

«Московский» опыт китайской челночной торгов­ли, так или иначе, проецируется на подобную же ак­тивность в регионах российского Дальнего Востока. Здесь существует своя система «бао цзи бао шуй», так­же действует отлаженный механизм круговой поруки и взяток. Причем китайский нелегальный бизнес плот­но сотрудничает с российским бизнесом (который, в свою очередь, является посредником между китайца­ми и российской таможней), а иногда действует напря­мую. 10 апреля 2006 г. на совещании с членами прави­тельства президент В. Путин потребовал навести поря­док на границе и прекратить практику, согласно которой таможенные органы и представители бизнес-структур сливаются «в экономическом экстазе» на боль­шинстве пунктов перехода границы. Для дальневосточ­ных субъектов Федерации, имеющих границу с Кита­ем, данное указание президента имеет особое значение, так как их экономики в значительной степени зависят от приграничного сотрудничества. Глава Министерства экономического развития и торговли (МЭРТ) Г. Греф доложил президенту о комплексе мер таможенного администрирования, предусматривающих нивелирование человеческого фактора на таможне и оборудование всех пунктов пропуска автоматизированными системами[11] . Кроме того, министр обещал президенту вернуть в гос­собственность частные пункты пропуска товаров на границе — с этой целью управление пограничными пун­ктами будет передано специальному агентству[12] .

Таким образом, данный трансграничный сегмент российско-китайского партнерства можно условно сформулировать как цепь: «граница — демаркация — экология — торговля — таможня». Очевидно, что ак­центы в данном проекте в 2007 г. буду смещены на пос­ледние три компонента. В случае сокращения негатив­ных последствий можно будет говорить о результатив­ности системного подхода.

Участие РФ и КНР в ШОС: выход организации на новый уровень

Нельзя не отметить тот факт, что при активном участии В.Путина в 2001 — 2006 гг. произошел выход кооперации в Центральной Азии в рамках Шанхайской организации сотрудничества[13] на новый качественный уровень.

Последние по времени события особенно показательны. 15— 17 июня 2006 г. завершил работу юбилейный саммит ШОС, проходивший в Шанхае. Это было знаковое событие для многих стран Евразии. Особый интерес вызвали встречи иранского президента М. Ахмадинежада с председателем КНР Ху Цзиньтао и российским президентом В. Путиным.

Накануне саммита три обстоятельства так или иначе повлияли на его подготовку. Во-первых, локальное обострение российско-американских отношений в связи с речью Р. Чейни в Прибалтике и ответом на него В. Путина в послании Федеральному собранию посредством метафоры о деятельности некоего международного «волка», а также сохраняющиеся проблемы в китайско-японских и китайско-американских отношениях (особенно в их торгово-экономической части). Во-вторых, параллельная подготовка к саммиту G-8 в Петербурге, куда в качестве почетного гостя приглашен Китай.

В-третьих, ядерная шумиха вокруг Ирана, которая, однако, накануне саммита несколько утихла в связи с новыми предложениями европейской тройки «МАГАТЭ + США, Китай, Россия». Желание США вступить в переговоры с Ираном и предварительное разрешение Тегерану обогащать уран на собственной территории (до определенного безопасного предела), позволили частично «купировать» остроту проблемы. Однако интрига встречи В. Путин — М. Ахамадинежад в Шанхае сохранилась.

Важный вопрос, задаваемый мировой общественностью: что такое ШОС образца 2006 г. и какую пользу либо угрозу она представляет для Запада и Востока? В ответе, видимо, несколько составляющих.

1. ШОС притягательна и интересна для многих стран Востока, которые хотели бы жить в многополярном мире, читай — в мире без американского диктата. В основе притягательности организации лежит китайский ресурс. Мировой рейтинг ШОС растет буквально на глазах, десятки стран «выстроились в очередь» на вступление. Сотни солидных международных организаций уже наладили либо хотели бы наладить сотрудничество с ШОС. Однако на саммите был объявлен мораторий на дальнейшее расширение организации. Видимо, скоро будет введен статус «партнер по диалогу» — промежуточный между наблюдателем и постоянным членом. Известно также, что в наблюдатели «рвутся» Белоруссия и Шри-Ланка. Эти факты свидетельствуют о том, что руководство ШОС решило приостановить слишком стремительное поступательное движение, «переварив» политически и идеологически то, что создано. Другая причина моратория — иранский кризис, который косвенно повлиял на готовившийся процесс перевода Ирана из наблюдателей при организации в иной статус.

2. Организация прошла два принципиальных этапа, качественно отличающихся друг от друга. Первый — фаза сугубо региональной (центрально-азиатской) активности в 1996—2004 гг. Тогда на Западе ШОС всерьез еще не воспринимали. Второй — фаза глобальной геополитической активности (с 2004 г. по настоящее время). В основе глобализма ШОС лежит российско-китайское стратегическое партнерство, потенциал которого экстраполируется на всю организацию. Идеологической основой становится пока еще официально не декларируемая доктрина «сдерживания» США и ее союзников. Эта новая версия постбиполярного мира локально уже работает на пространстве Евразии и проявляется в противостоянии ШОС, ОДКБ, ЕврАзЭС с одной стороны, и проектов НАТО, обновленного ГУАМ, «Демократической оси» Прибалтика — Украина — Польша — Грузия и других альтернативных России и Китаю проектов — с другой.

3. Пекин вкладывает в проект ШОС больше экономический смысл. В свое время ему удалось убедить Москву и центрально-азиатских участников, что спектр деятельности организации должен охватывать максимально возможное количество направлений, включая экономическое, гуманитарное, интеграционное, а не только вопросы безопасности. Так, в 2005 г. КНР предложила 900 млн. долл. на развитие экономических проектов. Механизм «второго колеса» — экономического сотрудничества был запущен, и деятельность организация приобрела действительно комплексный характер.

Проявились гуманитарное направление и «вторая дорожка» в лице форума ШОС и пр. «Гармонизация ШОС» — это долговременная и продуманная китайская политика, получившая полную поддержку на саммите от остальных пяти членов. Вполне вероятно, что проект ШОС — это только часть более долговременной центрально-азиатской стратагемы Китая.

4. Внутреннюю структуру ШОС, при обязательном консенсусе шести государств, условно можно интерпретировать, как «3 (Китай, Россия, Казахстан) + 3 (Узбекистан, Киргизия, Таджикистан)». Первая тройка — явные лидеры организации, которые инициируют те или иные вопросы и решения для общего утверждения. Возможно, что «глобализация» ШОС не очень нравится малым членам организации, которые считают, что это отвлекает организацию от насущных проблем в Центральной Азии, растрачивая ее ресурсы. В кулуарах ШОС говорилось, что большая политика организации скорее выгодна Пекину и Москве, чем Астане, Ташкенту, Бишкеку и Душанбе. Возможно, что позиция «малых стран» была учтена при введении моратория на дальнейшее расширение организации.

5. Компонент дополнительного усиления ШОС за счет «разбегающегося» пространства СНГ. Переформатирование ГУАМ и создание миротворческих сил для этой структуры, организация «демократической оси» от Прибалтики до Грузии, американские проекты «Большой Центральной Азии» (БЦА) и другие вызывают и будут вызывать ответные действия Москвы и Пекина. Негласно происходит сближение российских проектов (ОДКБ, ЕврАзЭС) с ШОС. Вряд ли произойдет какое-то организационное слияние, но китайский ресурс в укреплении центрально-азиатского ядра СНГ будет использован в ближайшее время в гораздо в большем объеме, чем сегодня. В. Путин и Ху Цзиньтао, купировав свои разногласия по Центральной Азии, в рамках единого проекта ШОС сумели предложить региону СНГ свою повестку безопасности, развития и модернизации. Привлекательность данной повестки для местных элит заключается в том, что она не предполагает демократизации существующих режимов, полностью их поддерживает и дает возможность отсталым странам (Таджикистану, Киргизии, Узбекистану) развивать экономику за счет ресурсов более развитых — Китая, России, Казахстана.

Таким образом, несмотря на внутренние дискуссии, ШОС выросла из «регионального костюма» и примеряет большие «геополитические одежды». Сфера интересов организации сегодня — Центральная и Северо-Восточная Азия, а в среднесрочной перспективе еще и Южная Азия и Средний Восток. Одновременно в структурах организации фактически произошла своеобразная институализация знаменитого треугольника Россия — Индия — Китай с учетом того, что Индия стала наблюдателем. В 2007 г. на территории России запланированы военные учения всех участников ШОС, т. е. боевых соединений шести государств. Уже проведены учения России и Китая «Мирная миссия — 2005 г.» на территории КНР, а также серия российско-индийских сухопутных и морских военных маневров в 2004—2005 гг.

Прогноз развития взаимодействия между странами в 2007-2008 году в контексте мирового политического процесса

Серьезным геополитическим фактором усиления ШОС мог бы стать перевод в ее постоянные члены Индии и Пакистана. Для России в этой связке приоритетный партнер — Индия, а для Китая, несмотря на радикальное улучшение отношений Пекина и Нью-Делй, — Пакистан. Препятствием для вхождения этих стран, кроме общего моратория на расширение состава ШОС, является кашмирская проблема и неприсоединение Индии и Пакистана к ДНЯО, что противоречит установкам других участников ШОС на строгое следование режиму нераспространения.

Не менее сложной представляется ситуация с Ираном. Для руководства Исламской Республики Иран участие в ШОС дает возможность получения дополнительного политического ресурса в противостоянии с США и его союзниками. Для ШОС привлекательны энергетические возможности Ирана — крупнейшего нефте- и газодобывающего государства, которые хотели бы использовать Индия и Китай. Как известно, уже реализуется крупный ирано-индийский газовый проект, связанный с поставками газа в Индию. В данном проекте объективно заинтересован и Пакистан, также стремящийся получить иранский газ. Российский интерес обусловлен углублением российско-иранского сотрудничества в области мирной ядерной энергетики (строительство АЭС в Бушере) и развитии выгодных Москве транспортных коридоров «Север — Юг». Вместе с тем сближение ШОС с Ираном создает угрозу ухудшения ее отношений с США. В первую очередь это касается Индии, России и Пакистана. Понятно, что ШОС как структура, альтернативная американским проектам, в какой-то степени заинтересована в политическом сближении с Ираном, но до определенного предела. В Москве, Пекине и Дели опасаются, что Иран на некоем этапе может выйти не только из-под влияния ШОС, но и всего мирового сообщества.

Деликатность иранской ситуации применительно к позиции Индии и Пакистана в том, что Тегеран, по сути, идет тем же путем, которым в свое время пошли Дели и Исламабад — игнорирование международно-правовых норм (положений ДНЯО) и создание (де-факто) ядерного оружия. Как известно, после 1998 г. (ядерных испытаний в Индии и Пакистане) мировое общественное мнение во главе с США смирилось с реальностью и «простило» нарушителей, но прецедент был создан. Теперь Тегеран (как, кстати, и Пхеньян), готовят свои версии дальнейшего ядерного развития с учетом собственной страновой специфики. В таких условиях руководство ШОС в ближайшее время вряд ли решится на дальнейшую интеграцию с Ираном.

Итак, суммируя указанные выше фазы эволюции российско-китайского партнерства — подготовку и подписание договора 2001 г., постепенное разрешение проблем с границами, структуризацию и наполнение ШОС, — можно сказать, что В. Путин пытается, с одной стороны, минимизировать для России возможные риски на китайском направлении, а с другой — сделать это направление максимально «прибыльным». Причем системность в восприятии Китая Россией даже на этих трех примерах стала базовым принципом политической философии президента, которая предполагает рассмотрение российско-китайского партнерства как целостной комбинации позитивных и негативных факторов, нарастающих и мутирующих по мере развития. Наше партнерство с Китаем не превратится к 2010—2015 гг. в абсолютное «добро» или же абсолютное «зло», поскольку принципиальное сочетание позитивных возможностей и рисков будет сохраняться и модифицироваться.

Что касается политических отношений России и Китая, то их подоплека более или менее очевидна: а) геополитическая расстановка мировых сил и борьба Москвы и Пекина за «свою» версию многополярности. Причем если раньше они боролись больше на уровне деклараций, то в 2005 г. для их подтверждения провели российско-китайские военные учения. И когда две военные армады стреляли, плавали, летали и т. д., то это в мире, особенно в США, было воспринято, мягко говоря, с раздражением. Пекин и Москва подкрепляют свое видение многополярности некой стратегической парадигмой, предполагающей позиционирование РФ и КНР в АТР как некоего условного центра силы, явно альтернативного США и их союзникам. Очевидно, что неофициально Москва и Пекин все больше и больше увлекаются реализацией собственной доктрины «сдерживания» США и их союзников как на глобальном, так и региональном уровнях. б) Региональные повестки — Ближний Восток, Средний Восток, Северо-Восточная и Центральная Азия. Иран имеет право на мирный атом, неоднократно подчеркивали В. Путин и Ху Цзиньтао на различных саммитах и встречах, но он не имеет права на незаконное обладание ядерным оружием. Очевидно, что одних российских предложений по нормализации ситуации (имеется в виду идея совместных предприятий по обогащению) уже недостаточно. В этом вопросе Россия и Китай держат достаточно точную и взвешенную политическую дистанцию между США и Ираном, пресекая любые спекуляции о том, что Москва и Пекин якобы тайно дают какие-то сепаратные «обещания» Тегерану. Тактическая задача — оставить иранский вопрос в рамках процедур МАГАТЭ, не допустить перевода иранского вопроса в плоскость санкций или тем более «упреждающих ударов» со стороны США или Израиля.

Заключение

Китай и Россия установили отношения на таком высоком уровне потому, что в их основе лежат общие насущные интересы, существует взаимное желание и благоприятные условия для их развития на прочной взаимовыгодной основе. И Китай и Россия прилагают усилия в развитии собственной экономики и повышению совокупной государственной мощи, осуществляют мирную независимую и самостоятельную внешнюю политику, выступают против гегемонизма и политики силы, отстаивают создание многополюсного мира. На основе этих общих устремлений возникает возможность и реальность равноправного и доверительного сотрудничества обеих стран и их народов.

Китайско-российские отношения равноправного доверительного партнерства, направленного на стратегическое взаимодействие, имеет целый ряд особенностей и преимуществ: лежащие в их основе принципы полностью соответствуют Уставу ООН и нормам международного права. Китай и Россия соблюдают принципы добрососедства, взаимовыгодного сотрудничества и долгосрочной стабильности, принципы “невступления в какой-либо союз направленный против третьей страны”, добились поставленной цели стать “хорошими соседями, хорошими партнерами и хорошими друзьями”.

Такие отношения имеют прочную базу, перспективные цели и широкое влияние. Их база прочна потому, что в основу положены пять принципов мирного существования.

Цели перспективны потому, что они будут сохраняться в XXI веке, а, значит, курс на развитие дружественных отношений и сотрудничество – не временная мера. Влияние широко потому, что соседи Китай и Россия являются постоянными членами Совета Безопасности ООН, поэтому влияние дружественного развития китайско-российских отношений носит не только региональный, но и глобальный характер.

Китайско-российские отношения партнерства, направленного на стратегическое взаимодействие, учитывающее интересы всех сторон, очень важны для укрепления мира на всей планете. Такие отношения отвечают не только интересам и чаяниям народов Китая и России, но и идут на пользу миру и стабильности в регионе и во всем мире.

Список источников:

1. Воскресенский А.Д. Российско-китайское стратегическое взаимодействие и мировая политика. М.: Никитский клуб, 2004г.
2. Воскресенский А.Д. Китай и Россия в Евразии. Историческая динамика политических взаимовлияний. М.: Восток-Запад, 2004г.
3. Гельбрас В.Г. Российско-китайские отношения в условиях глобализации/ В. Гельбрас/ Российско-китайские отношения и проблема многополярного мира/ Ин-т международных экономических и политических исследований РАН. М., 2002г.
4. Девятов А. Китай и Россия в XXI веке. М.: Алгоритм, 2002г.
5. Жулин Ю.А. Россия и Китай: военно-политические проблемы взаимной безопасности на пороге XX – XXI веков. Саранск, 2005г.
6. Китайские аналитики о современном состоянии китайско-российских отношений и о политическом и экономическом положении в России. Ин-т Дальнего Востока РАН. М., 2002г.
7. Китай: угрозы, риски, вызовы развитию. Моск. Центр Карнеги. М. 2005г.
8. Комиссина И.Н. Шанхайская организация сотрудничества: становление новой реальности. Российский институт стратегических исследований. М. 2005г.
9. Лузянин С.Г. Российско-китайское стратегическое партнерство в XXI веке. МЭМО, М. 2005г.
10. Михеев В. Российско-китайские отношения: успехи и новые вызовы России. Азия и Африка сегодня. М. 2005 г.
11. Комплекс инструментов политического анализа Фонда Эффективной Политики: База открытых источников СМИ (1993-2007гг.), электронная справочная библиотека КИПА.

[1] Современный Китай: вызов или открывающиеся возможности. Материалы ситуационного анализа, проведенного в октябре 2003 г. Советом по внешней и оборонной политике и Институтом внешней и оборонной политики. Руководитель ситана-лиза — С. А. Караганов // Россия в глобальной политике. 2004. № 2. Март—апрель (www.globalaffairs.ru/numbers/7/2046.html).

[2] В КНР насчитывают 4 поколения руководителей: 1) Мао Цзэ-дун; 2) Дэн Сяопин; 3) Цзян Цзэминь; 4) Ху Цзиньтао.

[3] Объем китайско-американской торговли за 2005 г. составил 285 млрд. долл.

[4] Страна.Ru. 27.04.2006: www.strana.ru

[5] См., например: Мясников В. С., Степанов Е. Д. Границы Китая: история формирования / Под общ. ред. В. С. Мясникова, Е. Д. Степанова. М.: Памятники исторической мысли, 2001. 470 с.

[6] Насколько это было неожиданно для китайской стороны — большой вопрос, так как аварии и вредные выбросы в г. Харби не и других сопредельных китайских промышленных городах случаются достаточно часто и об этом прекрасно информировано китайское руководство.

[7] РИА «Новости». 10.04.2006.

[8] «Время новостей». 14.03.2006.

[9] «Чжунго хуанцзинбао». 14.04.2006.

[10] Гончаров С. Китайцы в России — кто они? // Проблемы Дальнего Востока. 2003, № 4. С. 20-21

[11] ИА PrimaMedia. 11.04.2006.

[12] «Ведомости». 14.04.2006.

[13] В 1996 г. КНР, РФ, Казахстан, Киргизия, Таджикистан на основе пограничных соглашений сформировали «Шанхайскую пятерку». В 2001 г., после вступления Узбекистана она была преобразована в Шанхайскую организацию сотрудничества. В 2005 г. создан институт наблюдателей ШОС (ИН ШОС), в который вошли Монголия, Индия, Пакистан, Иран. Цели организации — борьба с терроризмом, сепаратизмом, наркотрафиком, развитие экономического сотрудничества, интеграции, гуманитарных проектов. Население стран ШОС и стран-наблюдателей составляет более 3 млрд. человек. Стратегический потенциал ШОС—4 ядерных державы, Россия и Китай — де-юре и Индия, Пакистан — де-факто.