Содержание
Введение…………………………………………………………………………3
1.Особенности литературной эпохи и история создания романа…………….5
1.1. Основные литературные течения XVIII и XIX вв…………………5
1.2. Биография автора и история создания романа…………………….15
2.Стилистика и художественное пространство романа……………..………..20
2.1. Время и пространство романа «Грозовой перевал»……………….20
2.2. Стилистика и символика романа…………………………….……..26
3.Специфика перевода стилистических особенностей романа………………35
Заключение………………………………………………………………………46
Список литературы………………………………………………………………48
Выдержка из текста работы
Единственный роман Эмили Бронте «Грозовой Перевал» вышедший в свет в 1847 году под псевдонимом Эллис Белл — одно из самых великих и загадочных произведений мировой литературы. Вересковые пустоши, романтически описываемые в книге, стали символом романа и главным фоном, сопровождающим все линию сюжета — от начала до самого конца. Данное исследование является актуальным, т.к. успех к данному роману пришел много позже — в середине 20 века, и данный роман является довольно популярным сегодня.
Целевая установка: раскрыть иерархию чувств в романе Эмили Бронте «Грозовой перевал»
Задачи исследования:
— рассмотреть историю создания романа
— раскрыть иерархию чувств в романе
— изучить стилистику и композицию романа
Структура работы: исследования включает в себя, 3 главы, заключение и список литературы.
Ценность исследования: данное исследование может быть полезно в курсе преподавания литературы и литературоведения преподавателям и студентам, а также интересно всем, интересующимся английской литературой данного периода в целом и романом Эмилии Бронте в частности.
1. История создания романа
1.1 Сестры Бронте
История сестёр Бронте — это история со своими печалями, со своими своеобразными радостями и тайнами. Шарлотта, Эмили и Энн родились в семье сельского священника Патрика Бронте в Йоркшире, на севере Англии. Окружавшая их местность была лишена ярких красок: суровые вересковые пустоши, темно-серые постройки, практически полное отсутствие зелени, да и рядом располагающееся кладбище не добавляло теплоты в унылую картину… Но тем не менее именно среди этой суровой природы сестрам Бронте удалось создать свои замечательные произведения, наполненные сильными чувствами и настоящими страстями.
Семья сестёр Бронте никак не могла назвать себя богатой. Не отличалась она и знатностью. Но дочери Патрика Бронте были удивительно талантливы: с раннего возраста они увлекались литературой, очень любили фантазировать и создавать воображаемые страны. Нет сомнений, что и суровая природа накладывала свой определённый неизгладимый отпечаток на характер и мировоззрение маленьких девочек. Британский литературовед Виктор Соден Притчетт рассматривал роман Эмили Бронте, сравнивая его персонажей с угрюмыми обитателями Йоркшира: «Быть может, герои его поначалу поразят читателя неприкрытой жестокостью и безжалостностью — однако на самом деле в резкости и непримиримости суждений, в гордыне, в обострённом ощущении греха выражалась присущая обитателям этих мест жизненная философия, превыше всего ставившая волю каждой человеческой личности. Для того чтобы выжить в этих краях, необходимо было научиться подчинять себе других, самим при этом никому не подчиняясь».
Безусловно, жизнь будущих писательниц отличалась своеобразием: в ней сочетался какой-то природный аскетизм, стальная суровость и вместе с тем непреодолимое желание творить и писать.
Жизнь маленьких девочек, рано лишившихся матери, никак нельзя было назвать радужной. Большую часть времени они проводили в обществе друг друга, лишённые простого детского общения. Изолированное место, на котором стоял их дом, довольно однообразная, скучная жизнь способствовали ещё большему уединению и неизбежному уходу в собственный духовный мир.
Эмили, может быть, была самой замкнутой из трёх сестёр. По свидетельству очевидцев, она редко выходила из дому, а если и совершала прогулки, то не была особо расположена к приветливым разговорам с соседями. Но её часто можно было видеть расхаживающей в задумчивости и что-то шепчущей самой себе…
Некоторое время маленькая Эмили вместе с сестрой Шарлоттой училась в благотворительной школе в Коуэн-Бридж. Именно это страшное место послужило прообразом Локвудского приюта в романе Шарлотты «Джен Эйр», где были описаны все ужасы подобных заведений: и голод, и скверная еда, и чудовищное обращение с воспитанницами…
После учёбы в Коун-Бридж Шарлотта и Эмили решили продолжить своё образование в Брюсселе. Но, в отличие от старшей сестры, Эмили не могла избавиться от постоянно мучащей её тоски по дому, и, вернувшись в 1844-ом году в Англию, она уже старалась никогда не покидать родных краёв.
1846 год — знаменательнейшая дата для сестёр Бронте. В это время выходит сборник их стихотворений — первый плод литературной деятельности. Писательницы намеренно взяли мужские псевдонимы, и сборник был озаглавлен так: «Стихотворения Керрера [Шарлотта], Эллиса [Эмили] и Эктона [Энн] Беллов». Впоследствии из всех стихотворений сборника наиболее высокую оценку критики получают именно стихи Эмили, стихи, пронизанные печалью и тоской по невозможной или ушедшей любви («Стансы»). Особенно замечательна философская лирика Эмили, поднимающая темы личной свободы и независимости («Старый стоик»). Но, несмотря на бесспорную красоту и изящество стихов Эмили, нельзя не отметить прорывающуюся сквозь них печаль и тоску. Наиболее оптимистичными и полными надежд произведениями сборника были, пожалуй, стихи младшей сестры Энн (особенно стихотворение «Строки, сложенные в лесу в ветреный день»). Однако тогда первый опыт молодых поэтесс, к сожалению, не снискал широкой популярности у читающей публики.
Но сёстры Бронте не сдавались, и в скором времени каждая из них решила посвятить себя прозе: в 1847-ом году Шарлотта написала свой первый роман «Учитель», Энн роман «Агнес Грэй», а Эмили — «Грозовой перевал». С этого момента начинается их напряжённая литературная деятельность, в прочем на относительно долгое время продолжилась она только для Шарлотты, так как Эмили и Энн вскоре после выхода своих первых произведений скоропостижно сгорели от чахотки. Скорее всего, это была наследственная болезнь семьи Бронте: все девушки отличались крайне хрупким телосложением и очень слабым здоровьем, которое, кстати сказать, было значительно подорвано и в годы обучения сестёр в Коун-Бридж. К большому сожалению для всего читающего мира, этот наследственный тяжёлый недуг не позволил сёстрам творить дальше и оборвал жизнь женщин, находившихся в самом расцвете своих сил (Эмили умерла, когда ей было 30, Энн — в 29 лет, Шарлотта не дожила до 40).[1]
Между тем творческое наследие сестёр Бронте, хотя и немногочисленно, но вот уже почти два века поражает исследователей своей глубиной и самобытностью.
Их произведения очень эмоциональны, очень честны и немного загадочны. Последнее определение, правда, в наибольшей степени и во всей своей полноте относится именно к единственному роману Эмили Бронте — «Грозовому перевалу».[2]
1.2 Загадка «Грозового перевала»
Роман «Грозовой перевал» был издан, как уже писалось выше, в 1847-ом году, но при жизни писательницы не был оценён по достоинству. Всемирная слава пришла к Эмили Бронте значительно позднее, что, впрочем, часто по необъяснимым причинам случается с великими произведениями, но зато, впоследствии оценённые потомками, они живут уже долгие века и никогда не стареют.
Сюжет этого необычного романа на первый взгляд не представляет собой ничего сложного. Есть два поместья, две противоположности: Грозовой перевал и Мыза скворцов. Первое олицетворяет беспокойство, бурные и неосознанные чувства, второе — гармоничное и размеренное существование, домашний уют. В центре повествования — истинно романтическая фигура, герой без прошлого Хитклиф, которого неизвестно где и когда нашёл хозяин Грозового перевала мистер Эрншо. Хитклиф, — вроде бы, — с рождения не относится ни к одному из домов, но по духу, по своему складу принадлежит, конечно, к поместью Грозовой перевал. И вот на роковом перекрещивании и переплетении этих двух миров и строится весь сюжет романа.
Без сомнения, это роман — загадка, над которой можно раздумывать бесконечно. Роман, опрокидывающий все привычные представления о Добре и Зле, Любви и Ненависти. Эмили Бронте заставляет читателя посмотреть на эти категории совсем другим взглядом, она беспощадно смешивает, казалось бы незыблемые пласты, одновременно шокируя нас своей беспристрастностью. Жизнь шире любых определений, шире наших представлений о ней — эта мысль уверенно прорывается сквозь текст романа. И если читателю удастся, как и мне, уловить этот энергетический посыл, то знакомство с этим романом будет поистине незабываемым.
Писательница, создав своё единственное произведение, вместе с тем окутала его такой тайной, что даже неискушённый читатель не может не остановиться в раздумье — «Грозовой перевал» просто насильно заставит размышлять над его поэтикой, так как сам автор отстранён и беспристрастен, его субъективное «я» молчит, вынося историю на суд читателя. Эмили Бронте, предоставив вести повествование ключнице Нелли Дин и мистеру Локвуду, скрывается за семью замками — мы не можем до конца понять её отношения к созданным персонажам. Что это: ненависть или любовь? Сомерсет Моэм замечал, что «передоверив вначале повествование Локвуду, а затем, заставив его слушать рассказ миссис Дин, она (Эмили Бронте) спряталась, так сказать, за двойной маской». Далее он утверждает, что повествование от лица всеведущего автора «означало бы контакт с читателем, невыносимо близкий для её болезненной чувствительности». «Я думаю, что её жесткая и бескомпромиссная принципиальность взбунтовалась бы, вздумай она рассказать эту неистовую историю от своего собственного лица». Скорее всего, Эмили Бронте не хотела да и, наверное, не могла окончательно определить своего отношения к ею же созданным невероятным персонажам. Она просто ставит вопрос, но ответить на него предоставляет читателю. Хотя, с другой стороны, как, вообще, кто бы то ни было может до конца постичь эти извечные космические темы, затронутые в романе? Задача, поставленная автором, слишком масштабна, слишком велика и трудна, чтобы решать её в наших будничных масштабах. Изобразив совершенно невообразимые страсти, неосознанные проявления человеческой натуры, показав силы, которые сильнее человека и вместе с тем окутав всё это каким-то непроницаемым туманом, сознательно запутывая читателя, Эмили Бронте не оставила сомнений только в одном — что эти силы выше и сильнее нас. И сюжет «Грозового перевала», весь его импульсивный и порывистый текст доказывают это утверждение, и, как мне видится, именно в этом его таинственная сила, обаятельный мистицизм и необъяснимое обаяние.[3]
Это книга о любви, но о любви странной, о любви, не вписывающейся ни в одно из наших представлений о ней. Это роман о месте, но о месте, порождаемой страстью. Это роман о судьбе, о воли, о человеке, о космосе.
1.3 Герои «Грозового перевала»
«Грозовой перевал»: герои первого поколения
Хитклифф — цыган, принятый мистером Эрншо в свою семью и воспитанный как его сын. Мстительный, озлобленный, жестокий и упрямый. Был лучшим другом Кэтрин и ее возлюбленным. Не ладил с Хиндли Эрншо. Состоял в браке с Изабеллой Линтон, в котором у него родился сын Линтон.
Кэтрин Эрншо — дочь мистера Эрншо, сестра Хиндли. Избалованная и себялюбивая девушка, первоначально диковатая, а позже — достаточно утонченная. Любила Хитклиффа, но вышла замуж за Эдгара Линтона. Помешалась рассудком и умерла, родив дочь Кэтрин.
Хиндли Эрншо — брат Кэтрин по крови и Хитклиффа по настоянию отца. Второго ненавидел и после смерти родителя «понизил» его до работника в Грозовом Перевале, не дав получить образование. Был счастливо женат на Фрэнсис, умершей после родов его сына Гэртона. После смерти супруги спился, а позже проиграл свое поместье Хитклиффу. Ревнивый, злопамятный, агрессивный человек. К концу жизни — жалкий и опустившийся.
Фрэнсис Эрншо — супруга Хиндли. Мягкая по характеру, хрупкая. Умерла от чахотки после родов.
Эдгар Линтон — друг, а потом муж Кэтрин Эрншо, отец Кэтрин Линтон. Терпеливый молодой человек, добрый, галантный, хорошо воспитанный, иногда упертый.
Изабелла Линтон — сестра Эдгара Линтона и жена Хитклиффа, мать сына последнего Линтона. Образованная, воспитанная, наивная (до брака). Вышла замуж по любви, оказалась несчастной в этих отношениях и сбежала от супруга.
«Грозовой перевал»: герои второго поколения
Герои «Грозового перевала»Кэтрин Линтон — дочь Кэтрин и Эдгара Линтона. Воспитана, добра, отзывчива. Была вынуждена выйти замуж за Линтона, которого не любила. Лишилась Мызы Скворцов из-за Хитклиффа, но после его смерти ее вернула. В итоге нашла счастье с Гэртоном.
Гэртон Эрншо — сын Хиндли, после смерти отца воспитанный Хитклиффом. Преданный, благодарный. Как и Хитклифф в юношестве, необразованный и грубоватый. Полюбил овдовевшую Кэтрин Линтон.
Линтон Хитклифф — сын Изабеллы Линтон и Хитклиффа. До смерти матери жил с ней, после отправился к отцу. Под напором Хитклиффа взял в жены Кэтрин Линтон. Слабохарактерный, трусливый. Болезненный — умер вскоре после своей свадьбы.
Прочие персонажи «Грозового перевала»
Нелли (Эллен Дин) — по сюжету «Грозового перевала», бывшая прислужница в Грозовом Перевале, после экономка в Мызе Скворцов. Вынужденная хранительница тайн семьи Эрншо и Линтон, участница многих событий. В разное время была в относительно дружеских отношениях с двумя Кэтрин и Хитклиффом.
Джозеф — слуга в Грозовом перевале. Служил при Эрншо и при Хитклиффе. Сварливый, набожный, глуповатый.
Зила — ключница в поместье Хитклиффа.
Локвуд — лондонец, снимающий у Хитклиффа Мызу Скворцов. Навещал владельца поместья и один раз ночевал в Грозовом перевале.
Мистер Кеннет — доктор. Лечил Кэтрин, Эдгара, Фрэнсис.[5]
?
2. Иерархия чувств в романе «Грозовой перевал»
2.1 Тема любви в романе «Грозовой перевал»
Любовь Хитклифа и Кэтрин, кажется, является центром Грозового перевала, учитывая, что это самое сильное и более длительное чувство, чем какое-либо другое показанное в романе и что это — источник большинства основных конфликтов, которые структурируют сюжет романа. Нелли резко критикует их обоих, осуждая их страсть как безнравственную, но эта страсть — одна из самых востребованных и незабываемых аспектов книги. Не легко решить, предназначает ли Бронте читателя, судить их как наказуемых или идеализировать их как романтичных героев, любовь которых превышает социальные нормы и обычную мораль. Книга фактически сконструирована вокруг двух параллельных любовных романов, первая половина романа сосредоточена на любви между Кэтрин и Хитклифом, в то время как менее драматическая вторая половина сосредоточена на развивающейся любви между молодой Кэтрин и Гэртоном. В отличие от первой, последняя история заканчивается счастливо, восстанавливая мир и порядок в Грозовом перевале и Мызе Скворцов. Различия между этими двумя любовными романами способствуют пониманию читателя того, почему каждый заканчивается путем каким должен.
Самая важная особенность любовного романа молодой Кэтрин и Гэртона является то, что он включает взросление и изменение. В начале романа Гэртон кажется неисправимо зверским, диким, и неграмотным, но со временем он становится преданным другом для молодой Кэтрин и учится читать. Когда молодая Кэтрин в первый раз встречается с Гэртоном, он кажется абсолютно чуждым ее миру, все же, ее отношение развивается от презрения до любви. А любовь Кэтрин и Хитклифа внедрена в их детство и не могла измениться. Решив выйти за Эдгара, Кэтрин ищет более благородную жизнь, но она отказывается приспосабливаться к роли жены. В 12 главе она намекает Нелли, что годы, когда ей было двенадцать лет и ее отец умер, были пустыми для нее, и она спешит возвратиться в торфяники ее детства. Хитклиф, со своей стороны, обладает на вид сверхчеловеческой способностью хранения тех же самых обид многие годы.
Кроме того, любовь Кэтрин и Хитклифа основана на их общем восприятии. Кэтрин объявляет, “Я и есть Хитклиф”, в то время как Хитклиф, после смерти ее говорит, что он не может жить без своей “души”, имея в виду Кэтрин. В любви, несмотря на ее исступленность, Кэтрин и Хитклиф сохраняют целомудрие, как шекспировские герои. Она отрицает какое-либо различие и странно бесполая. Они не целуются в темные уголках и не устраивают секретных свиданий, как делают не верные супруги. Учитывая, что любовь Кэтрин и Хитклифа основаны на их отказе измениться в течение долгого времени, катастрофические проблемы их поколения преодолены не какими-то кульминационными изменениями, а просто непреклонным течением времени и появлением нового поколения. В конечном счете, Грозовой перевал представляет видение жизни как процесс изменения и празднует этот процесс против романтичной интенсивности его главных героев.
В эпоху, когда протестантское благочестие выродилось в буржуазное лицемерие, в условиях викторианства с его ложной иерархией нравственных ценностей, строгими ограничениями и условностями, всепоглощающая страсть героев Бронте воспринималась как вызов системе, как бунт личности против ее диктата. Трагически погибая, герои продолжают любить. «Хитклиф и Кэтрин — это месть любви XIX столетию».[6]
2.2 Тема мести
Есть несколько основных тем в романе, но месть — одна из самых главных, фактор, который приводит главных героев к их печальной судьбе. Эмили Бронте доказывает, что в вечной мести нет ничего хорошего и боль, нанесенная в целях мести, более разрушительная, чем подлинная.
Хитклиф не находит спокойствия из-за своей мести. Фактически, единственная пора, когда он действительно находит счастье, это когда он бросает свой план относительно возмездия. Остин О’Мэлли говорит, что “Месть — едва ли не то же самое, что кусать собаку, которая укусила тебя”. Эта цитата отражает потребность Хитклиффа в усиление муки всех тех, кто оскорбил его. План Хитклифа относительно мести к Эдгару и Кэтрин состоит в том, чтобы жениться на Изабелле, никогда не испытывавшей любви к мужчинам. Он хочет причинить Эдгару боль из-за его брака с Кэтрин, и он хочет отомстить Кэтрин, вызывая у нее ревность. Смерть Кэтрин доказывает, что его план отплаты ему не помогает. Хитклиф, преследуемый призраком Кэтрин (потому что он — ее “убийца”), все еще мотивируемый потребностью в мести пытается добраться до молодой Кэти выдавая ее замуж за своего сына, Линтона. Хитклиф не получает спокойствия, пока не бросает свой план относительно мести непосредственно перед своей смертью. Когда он перестает мстить, он встречает Кэтрин (после смерти) и действительно становится счастливым.
Месть Кэтрин так же не улучшает ее ситуацию. Обвинение Хитклифа в своей предстоящей смерти не улучшает ее состояния. Непосредственно перед тем, как она умирает, она приписывает Хитклифу свое “убийство”. “Ты меня убил — и это, кажется, пошло тебе впрок” [10;гл.15]. Кэтрин имеет сходство с тем, что сказал Оливер Голдсмит в стихотворении “Когда красавица свершает глупость”. Смерть Кэтрин вызвана отсутствием ее эмоционального контроля и ее раздвоением личности. Душа Хитклива и ее “одно” [10;гл.9], но ее желание высшего социального положения и популярности ведут ее к Эдгару. Она не любит Эдгара, но ее эгоистичная сущность управляет ею. Месть Кэтрин не помогает ей в поисках счастья. Она надеется умереть и “устает рваться в тот прекрасный мир” [10;гл.15]. Ее смерть, однако, злополучна, поскольку она скитается по земле в течение 20 лет, иногда посещая Хитклифа и мучая его.
Так же, как месть Хитклифа и Кэтрин делает их несчастными, месть Хиндли заставляет его обанкротиться и в конечном счете умереть. Его попытка убить Хитклифа только причиняет ему боль в процессе; это подтверждает точку зрения Изабеллы, “Предательство и насилие — это копья, заостренные с обоих концов: того, кто пускает их в дело, они ранят больней, чем его противника” [10;гл.16]. Факт, что с Хиндли плохо обращались как с ребенком, отражает созданный в нем гнев к другим. Боль, которую чувствует Хиндли, ясна, но сочувствие к Хиндли только временное, потому что это — все еще его собственная ошибка. Его потеря Грозового перевала и таинственная смерть показывают, что месть ничего не делает лучше, только хуже.
Эмили Бронте подтверждает, что месть является не только опрометчивым способом жить жизнью, но и вредным. Вред, связанный с местью, показывает, что для решения конфликта есть способы и лучше. Эмили Бронте посылает большое сообщение всем, показывая, как негативна месть может быть.[7]
2.3 Тема торжествующей любви
Тема мести исчерпала себя, уступив место теме торжествующей любви, которая получает дальнейшее развитие в образах дочери героини — Кэтрин и Гэртона. Если трагедия старшего поколения занимает основное пространство романа, то повествование о Кэтрин и Гэртоне несколько скромнее. Писательница как бы вновь проиграла прежнюю ситуацию: Гэртон в роли подкидыша Хитклифа, Кэтрин на месте ее матери. Но молодые герои иначе отнеслись к социальным и нравственным нормам общества, в котором они живут. В их душах торжествует любовь, она уравнивает их, возрождая добро, уничтожая силы зла и разрушения. Появившийся после годового отсутствия Локвуд поражен гармонией этой пары.
Но также в теме торжествующей любви можно рассмотреть Хитклифа и Кэтрин. Когда умирает Хитклиф, его смерть воспринимается как восстановление гармонии естественной и свободной любви некогда юных влюбленных с вересковых пустошей. Даже имя героя означает «утес, поросший вереском». У них, как в старинном кельтском предании о Тристане и Изольде, вопреки законам общественным, могилы рядом. Свидетельница их драмы — Нелли Дин — считает, что там их мятежный дух должен обрести покой.
Внутренняя связь поэзии и романа Эмили Бронте проявилась через преемственность мотивов лирического героя-бунтаря, через концепцию гармонии красоты природы и человека, подчас выраженную писательницей в поэтических символах.
В романе тесно переплетаются реалистические и романтические элементы, они гармонично сочетаются, обогащая друг друга, но в оценке своих героев, в изображении окружающей их среды писательница проявила себя зрелым мастером-реалистом.[8]
2.4 Романтические и реалистические элементы в романе
«Грозовой перевал — бешено романтическая книга», — утверждал в 1965-ом году классик английской литературы Сомерсет Моэм. Тем не менее Эмили Бронте, написав единственное произведение, удивительным образом не смогла вписаться в рамки привычных литературных направлений. Всё дело в том, что «Грозовой перевал» нельзя отнести к чисто романтическому роману: в нём присутствуют и элементы реалистического понимания человека, но реализм у Эмили Бронте особенный, совершенно непохожий на реализм, скажем, Диккенса или Теккерея. Можно сказать, он здесь абсолютно неотделим от романтизма, отчасти из-за того, что писательница отказывается рассматривать и разрешать конфликт романа в социальной или общественной сфере — она переносит его в область философско-эстетическую. Как и романтики, Эмили Бронте жаждала гармонии бытия. Но в её произведении она выражается, как это ни парадоксально, через смерть: только она примерила потомков и помогла воссоединиться мучащимся возлюбленным. «Я бродил вокруг могил под этим добрым небом; смотрел на мотыльков, носившихся в вереске и колокольчиках, прислушивался к мягкому дыханию ветра в траве — и дивился, как это вообразилось людям, что может быть немирным сон у тех, кто спит в этой мирной земле», — этими словами заканчивается роман. Всё же удивительно, что такая «мощная, страстная, жуткая», по словам Сомерсета Моэма, книга заканчивается таким почти идиллическим концом.
Читатели «Грозового Перевала» дивятся поразительной конкретности «местного реалистического колорита» не меньше, чем мрачной экспрессивной символике, напоминающей полотна Эль Греко. Вместе с героями Бронте мы сгибаемся под порывами пронизывающего ветра, слышим, как он шумит в елях и царапает веткой по стеклу, ощущаем твердь схваченной морозом земли, нас согревает тепло пылающего камина, мы вдыхаем запах потрескивающих поленьев, угля и торфа, нас слепит блеск начищенных оловянных блюд, расставленных на широких дубовых полках. Но сила и романтика ее романа не в натуралистической достоверности деталей быта. Сила ее романа в том, что реалистический замысел реализован в нем через романтическую символику. Реальные жизненные конфликты мифологизированы, благодаря чему их масштабы гиперболизируются, частное оборачивается всеобщим, быстротекущее время — вечностью. «От начала и до конца в ее романе ощущается этот титанический замысел, — пишет В. Вулф, это высокое старание… сказать устами своих героев не просто «Я люблю» или «Я ненавижу», а «Мы, род человеческий», «Вы, предвечные силы»… Этому впечатлению способствует поэтический строй романа, в котором романтическая и драматическая стихии преобладают над собственно эпическим началом.[9]
2.5 Пояснения к важным цитатам из романа
1) Здесь в любом доме на пять-шесть миль вокруг вы, если зайдете как раз после обеда, увидите такого хозяина в кресле за круглым столом, перед пенящейся кружкой эля. Но мистер Хитклиф являет странный контраст своему жилью и обиходу. По внешности он — смуглолицый цыган, по одежде и манере — джентльмен, конечно в той мере, в какой может назваться джентльменом иной деревенский сквайр: он, пожалуй, небрежен в одежде, но не кажется неряшливым, потому что отлично сложен и держится прямо. И он угрюм. Иные, возможно, заподозрят в нем некоторую долю чванства, не вяжущегося с хорошим воспитанием; но созвучная струна во мне самом подсказывает мне, что здесь скрывается нечто совсем другое: я знаю чутьем, что сдержанность мистера Хитклифа проистекает из его несклонности обнажать свои чувства или выказывать встречное тяготение. Он и любить, и ненавидеть будет скрытно и почтет за дерзость, если его самого полюбят или возненавидят. Но нет, я хватил через край: я слишком щедро его наделяю своими собственными свойствами. Быть может, совсем иные причины побуждают моего хозяина прятать руку за спину, когда ему навязываются со знакомством, — вовсе не те, что движут мною.[10]
Этот отрывок, из первой главы, сказанный Локвудом, представляет собой первую попытку описания загадочного образа Хитклифа, его характера и его побуждений в книге. За пределами романа, когда критики и читатели обсуждают Грозовой перевал, неоднократно возникает тот же вопрос. Какое описание Хитклифа лучшее? Здесь видно, что вопрос о его социальном положении — джентльмен он или цыган? — приводит к определенной путанице. Ситуация читателя, только начинающего входить в Грозовой перевал как в роман, параллельно ситуации Локвуда, только начинающего входить в Грозовой перевал как в дом. Как Локвуд, читатели романа противостоят всякого рода странным сценам и персонажам (Хитклиф — самый странный из всех). Дальнейшие истолкования личности Хитклифа показывают, что это первое толкование о нем является провальным, указывая за пределы тщеславия Локвуда. Локвуд, в своем желании признать в Хитклифе родственную душу, которого он понимает своим «чутьем», делает предположения, которые становятся абсурдными, как только раскрывается история Хитклифа. Локвуд, который гордо описывает себя великим мизантропом и отшельником, на самом деле напоминает Хитклифа совсем чуть-чуть. Во многих ошибках которые он делает во время своих ранних визитов в Грозовой перевал, мы видим, как с легкостью можно неверно истолковать сложный характер Хитклифа, и сходство между нашей собственной позиций и позицией Локвуда становится предупреждением для нас как для читателей. Нам, также, следует прислушиваться к нашим инстинктам.
2) На подоконнике, где я установил свечу, лежала в одном углу стопка тронутых плесенью книг; и весь он был покрыт надписями, нацарапанными по краске. Впрочем, эти надписи, сделанные то крупными, то мелкими буквами, сводились к повторению одного лишь имени: Кэтрин Эрншо, иногда сменявшегося на Кэтрин Хитклиф и затем на Кэтрин Линтон.
В вялом равнодушии я прижался лбом к окну и все перечитывал и перечитывал: Кэтрин Эрншо… Хитклиф… Линтон, — пока глаза мои не сомкнулись; но они не отдохнули и пяти минут, когда вспышкой пламени выступили из мрака белые буквы, живые как видения, — воздух кишел бесчисленными Кэтрин; и сам себя разбудив, чтоб отогнать навязчивое имя, я увидел, что огонь моей свечи лижет одну из тех старых книг и в воздухе разлился запах жженой телячьей кожи.
«…скрип так докучал мне, что я решил прекратить его, если удастся; и я, мне снилось, встал и попробовал открыть окно. Крючок оказался припаян к кольцу: это я приметил, когда еще не спал, но потом забыл. «Все равно, я должен положить этому конец», — пробурчал я и, выдавив кулаком стекло, высунул руку, чтобы схватить нахальную ветвь; вместо нее мои пальцы сжались на пальчиках маленькой, холодной, как лед, руки! Неистовый ужас кошмара нахлынул на меня; я пытался вытащить руку обратно, но пальчики вцепились в нее, и полный горчайшей печали голос рыдал: «Впустите меня… впустите!». — «Кто вы?» — спрашивал я, а сам между тем все силился освободиться. «Кэтрин Линтон, — трепетало в ответ (почему мне подумалось именно „Линтон“? Я двадцать раз прочитал „Эрншо“ на каждое „Линтон“!). — Я пришла домой: я заблудилась в зарослях вереска!».[10]
Этот отрывок из 3 главы относится к тревожному сну Локвуда, который он видит в старой кровати Кэтрин. Связь между Локвудом и читателями особенно ясна в этом отрывке. Кэтрин впервые представляется Локвуду, как и для читателей, как нацарапанное имя на стене. Когда Локвуд читает нацарапанные надписи, они словно принимают призрачную силу — здесь Эмили Бронте использует сравнение — «живые как видения».
Призраки, конечно, представляют собой ключевой образ на протяжении всего романа. В этом случае важно отметить что, то что возвращается, в этом первом сне, является не мертвой девушкой, а именем. Мы видим, что Бронте, используя Локвуда в качестве дублера для ее читателей, показывает, как она хочет ее читателей реагировать на ее книги.
В этом отрывке также можно увидеть пример неоднозначного жанра Грозового перевала. Работа часто сравнивается с готическими романами, популярными в конце XVIII века, которые касаются призраков, мрака, демонических героев и так далее. Но Бронте писала свою книгу в 1840 году, когда мода на готические романы была в прошлом и этот жанр был быстро заменен социально-реалистичными романами, как работы Диккенса и Теккерея. Грозовой перевал часто колеблется между двумя жанрами, содержащими многие готические элементы, но также подчиняющимся большинству конвенций викторианской эпохи реализма. Вопрос о жанре приходит в голову в образе призраков в романе. Читатели не могут быть уверены предназначены ли для понимания призраки как кошмары, или принимать их, как готический роман, как не менее существенное, чем другие персонажи. «Видения» здесь представлены в сравнении, и в контексте, который будет поддерживать их образы как кошмар. Аналогичным образом тонкие неоднозначности украшают мнение Локвуда и его встречи с призраком Кэтрин.
3) Для меня не дело выходить за Эдгара Линтона, как не дело для меня блаженствовать в раю; и если бы этот злой человек так не принизил бы Хитклифа, я бы и не помышляла о подобном браке. А теперь выйти за Хитклифа значило бы опуститься до него. Он никогда и не узнает, как я его люблю! И люблю не потому, что он красив, Нелли, а потому, что он больше я, чем я сама. Из чего бы ни были сотворены наши души, его душа и моя — одно; а душа Линтона так отлична от наших, как лунный луч от молнии или иней от огня.[10]
Эта речь Кэтрин о принятии предложения Эдгара, в 9 главе, образовывает решающий момент книги. Хитклиф покидает Грозовой перевал, после того, как он услышал, как Кэтрин говорит, что выйти за Хитклифа значило бы “опустится” до него. Хотя действие Грозового перевала происходит в месте далеком от суматохи общества, социальное стремление мотивирует многие действия этих персонажей. Решение Кэтрин жениться на Эдгаре Линтоне из желания быть “первой дамой в округе” иллюстрирует эффект социальных суждений на персонажах.
В заявлении Кэтрин о том, что Хитклиф — “больше я, чем я сама”, видно, как отношения между Кэтрин и Хитклифом часто превышают динамику желания и становятся одним целым. Гетеросексуальная любовь в литературе часто описана с точки зрения противоположностей — как лунный луч и молния, или мороз и огонь — но любовь между Кэтрин и Хитклифом противоположна этому. Кэтрин говорит не “Я люблю Хитклифа”, а “Я и есть Хитклиф”. В конечном счете их отношения с мучительным концом подтверждают разрушительное действие любви.
4) Я попросил могильщика, копавшего могилу Линтону, счистить землю с крышки ее гроба и открыл его. Я думал сперва, что не сойду уже с места, когда увидел вновь ее лицо — это все еще было ее лицо! Могильщик меня с трудом растолкал. Он сказал, что лицо изменится, если на него подует ветром, и тогда я расшатал стенку гроба с одной стороны и опять засыпал гроб землей — не с того бока, где положат Линтона, будь он проклят! По мне, пусть бы его запаяли в свинец. И я подкупил могильщика, чтобы он пододвинул гроб Кэтрин, когда меня положат туда, и мой тоже. Я позабочусь, чтобы так оно и было. К тому времени, когда Линтон доберется до нас, он не будет знать, где из нас кто.
— Нехорошо, нехорошо, мистер Хитклиф! — возмутилась я. — Не стыдно вам было тревожить покойницу?
— Я никого не потревожил, Нелли, — возразил он, — я добыл мир самому себе.[10]
Когда Хитклиф рассказывает эту омерзительную сцену Нелли в 29 главе, книга вступает в один из самых готических моментов. Хитклиф, пытаясь возвратить саму Кэтрин, постоянно наталкивается на простые напоминания о ней. Однако, далекие от его удовлетворенности, эти напоминания лишь приводят его к дальнейшим отчаянным поступкам. Желание Хитклифа воссоединиться с Кэтрин могло бы действительно объяснить большинство его действий, начиная с его приобретения Мызы Скворцов и Грозового перевала, заканчивая его властвованием над всеми, кто связан с Кэтрин.
Он пытается прорваться через то, что напоминает ему о его возлюбленной к возлюбленной самой, разрушением напоминающего. Можно увидеть, в языке, который он использует, эту разницу между объектами, которые относятся к Кэтрин и самой Кэтрин. Когда он открывает ее гроб, он не говорит, что видит ее вновь. Вместо этого он говорит, “Я увидел вновь ее лицо”, показывая, что ее труп, как ее дочь или ее портрет, является вещью, которой она обладала, вещью, которая относится к ней, но не к женщине самой. Кажется, что в этой чрезвычайной сцене он наконец понимает, что он никогда не свяжется с ее реальным присутствием, приобретая и разрушая людей и имущество, связанное с нею. Это понимание приносит Хитклифу новое спокойствие, и с этого момента он начинает терять интерес к разрушению.
5) Ты подумаешь, верно, что это и должно всего сильней действовать на мое воображение, — но на деле в моих глазах это самое второстепенное: ибо что же для меня не связано с нею? Что не напоминает о ней? Я и под ноги не могу взглянуть, чтоб не возникло здесь на плитах пола ее лицо! Оно в каждом облаке, в каждом дереве — ночью наполняет воздух, днем возникает в очертаниях предметов — всюду вокруг меня ее образ! Самые обыденные лица, мужские и женские, мои собственные черты — все дразнит меня подобием. Весь мир — страшный паноптикум, где все напоминает, что она существовала и что я ее потерял.[10]
В этом отрывке из 33 главы Хитклиф признается Нелли о своем внутреннем состоянии. Как говорит Нелли, “мания, предметом которой являлся утраченный кумир” теперь достигла своей заключительной стадии развития. В отрывке, в котором Хитклиф описывает раскопку могилы Кэтрин, мы получаем сведения о разочаровании Хитклифа. Труп Кэтрин свидетельствует о ее присутствии, и одновременно, о ее отсутствии. Много признаков Кэтрин показывают, что “она действительно существовала”, но что “Я ее потерял”. В итоге, так, как все его существование связано с Кэтрин, его восприятие мира проникается ее присутствием. Следовательно, он находит признаки Кэтрин во “всем мире”, и не только в определенных фигурах, таких как ее дочь или ее портрет.
3. Стилистика и композиция романа
3.1 Языковые и стилистические особенности
Роман «Грозовой перевал» построен на гармонии контрастов. В нем перекликаются дихотомии: черное и белое, жизнь и смерть, все и ничто. Сама структура романа, его стилистические и языковые средства, достаточно яркие и интересные.
Образная составляющая романа очень ярко выражается через цвет. Роман «Грозовой перевал» наполнен различными стилистическими приемами: эпитетами, метафорами, гиперболами, сравнениями.
Автор использует эпитеты для того, чтобы сделать описания в романе ярче, образнее, наполнить их жизнью. Эпитет — это субъективная оценка автора. Эмили Бронте употребляет такие эпитеты: золотые кольца волос; это серебряное марево; наша огненная Кэтрин; букетик золотых крокусов и т.д.
Из этих примеров мы видим, что автор сравнивает текстуру волос со льном, солнечный свет с золотом, характер главной героини Кэтрин с огнем. Это позволяет нам лучше понять и представить описываемые в романе сцены.
Автор также использует метафоры, скрытые сравнения, для того, чтобы подчеркнуть свою мысль, привлечь внимание читателя, заинтересовать его и заставить прочитать роман до конца.
Например: трус, у которого в жилах течет молоко; кровь у тебя не белая и т. д. Из этих примеров видно, что автор сравнивает кровь человека с молоком. Таким образом, автор описывает трусливого человека, который не имеет своего мнения. Эти образы также построены на противопоставления красного и белого цвета.
Весь роман Э. Бронте построен на противопоставлении: любви и ненависти, страсти и безразличия, жизни и смерти, черного и белого. Антитеза в цвете делает картину происходящего еще более красочной, яркой и запоминающейся. Автор использует эксплицитный и имплицитный способы выражения антитезы. Из следующих примеров мы видим, что в этом случае антитеза выражена конкретными цветами, и ее легко проследить: превращая голубые глаза в черные; четыре синих отпечатка на бесцветной коже; хоть вы и стараетесь выбить ее глаза и сделали их из черных красными; один — золото, а другой — олово, и натертое до блеска, чтобы подменять и им серебро; натерла до красноты ее бледные щеки; смуглое лицо его стало чуть желтей и т.д.[11]
Но наряду с эксплицитным способом выражения антитезы, Эмили Бронте использует метод, построенный на ассоциациях: на зеленом склоне в углу кладбища; молодые листья на ранних деревьях пожухли, почернели; глаза, полные черного огня; на зеленом могильном холме; иней от огня и т.д.
Из данных примеров видно, что кладбище ассоциируется с черным цветом, молодые листья — с зеленым, иней — с белым, а огонь — с красным.
Наряду с метафорами автор также использует и более явные сравнения двух похожих между собой явлений. К таковым могут быть отнесены следующие примеры: а его лицо было бело, как стена; он так черен, точно родился от дьявола; черный шкаф сверкает, как агат т. д.
При помощи таких союзов как “как” автору удается создать зрительные образы, которые позволяют нам лучше понять определенный оттенок сравниваемого цвета.
Эмили Бронте использует гиперболу при описании цветовой гаммы в своем романе: щеки, сразу побелев и посинев, приняли мертвенный вид, кровавые слезы, ее черные глаза горели страстью и решимостью, приятный красный отсвет огня.
Употребление гиперболы позволяет показать всю полноту чувств героев романа. Например, слезы не могут быть кровавыми, но Бронте использует слово кровь, чтобы подчеркнуть всю горечь и печаль, охватившие героя. Или, например, автор употребляет выражение “красный огонь”, в котором называет огонь красным, но огонь и так красный, поэтому прилагательное “красный” призвано лишь подчеркнуть силу пламени в камине, которая напрямую отражает силу эмоций людей, находящихся в комнате.
Итак, мы видим, что Эмили Бронте удалось создать действительно яркие и живые образы в своем романе «Грозовой перевал». И эти образы показаны через использование различных цветов, которые отражают все эмоции и чувства персонажей романа.[12]
3.2 Композиционные приемы
При всей легкости, непринужденности повествования, при всей естественной многосложности родственных связей между героями, «Грозовой перевал» — искусно построенная книга, в которой самым тщательным образом продумана композиция. Целью этой работы является анализ приемов и композиционных особенностей романа Эмили Бронте «Грозовой перевал». Учитывая множество подходов к определению композиции, я остановилась на следующем: «Композиция (лат. compositio — составление, связывание, сложение, соединение), взаимная соотнесённость и расположение единиц изображаемого и художественно-речевых средств в словесно-художественном произведении. Структура, план выражения литературного произведения. Построение художественного произведения.».
В «Грозовом перевале» довольно сложное сочетание временных пластов. Примечательно, что роман начинается с точной даты — 1801 — когда мистер Локвуд впервые переступает порог Грозового Перевала. К этому времени история, начавшаяся много лет назад, уже близится к развязке. Рассказ Нелли Дин возвращает читателя к событиям тридцатилетней давности и постепенно приближает к настоящему времени. Рассказывая о прошлых событиях, Нелли Дин не ведет точный, погодичный рассказ, она сознательно выбрасывает несколько лет жизни, которые не имеют важного значения для понимания сути ее рассказа.[13]
Соединение различных временных пластов достигается с помощью монтажа. Э. Бронте прибегает к этому приему для того, чтобы сделать повествование более динамичным, акцентировать внимание на ключевых, концептуально важных моментах, несущих наибольшую смысло¬вую нагрузку и через которые раскрываются основные темы и идеи романа.
Кроме сложного сочетания временных пластов, произведению Э. Бронте характерна двунаправленность действия во времени, т. е. движение действия из настоящего не только в прошлое, но и в будущее. Двунаправленность действия служит способом репрезентации решений, затронутых в романе проблем, и выявляет авторское отношение к этим проблемам.
Э. Бронте использует прием сюжетного обрамления, т. е. помещает рассказ в рассказе: старая служанка Нелли Дин, работавшая в домах Эрншо и Линтонов, посвящает в их тайны заезжего джентльмена, мистера Локвуда, от лица которого начинается повествование. Таким образом, мы узнаем историю Хитклифа, Эрншо и Линтонов в пересказе Локвуда.
Выбор двух персонажей, от лица которых ведется повествование — мистер Локвуд и Нелли Дин — не случаен. Функция этих двух героев, самых обычных, «нормальных» людей, в книге заключается в том, чтобы придавать повествованию реалистичный, житейски достоверный характер, комментировать происходящее с точки зрения здравого смысла и тем самым демонстрировать известную несостоятельность подхода к описываемым событиям с позиций житейской логики.
В романе Э. Бронте достаточно сложная группировка героев. Героев можно разделить на две группы: жители Грозового Перевала — семья Эрншо и жители Мызы Скворцов — семья Линтонов. В ходе действия романа группировка героев меняется, герои из первой группы перемещаются во вторую и наоборот. Такая «расстановка» персонажей позволяет Э. Бронте показать одних и тех же героев в двух мирах, которые автор противопоставляет в романе — в мире бушующих страстей, где царствуют идеи свободы, верности самому себе и вечным законам человеческого братства, который символизирует Грозовой Перевал и в рациональном, цивилизованном мире, где живут, повинуясь условностям и сковывающей морали своего времени и круга, символизируемый Мызой Скворцов.
Основными способами «подачи» образов являются сопоставление и противопоставление, которыми автор пользуется для создания образа героя и раскрытия его внутреннего мира. Через сопоставление героев Э. Бронте раскрывает два разных характера: Хиндли — раба чувств, и Эдгар — служитель разума. Принцип сопоставления используется также при создании образа Кэти младшей. В отличие то матери, от которой она унаследовала способность к сильным чувствам, Кэти умела быть мягкой и кроткой, как голубка. «Никогда ее гнев не был яростен, а любовь неистова — любовь ее была глубокой и нежной» [гл. 28]. Через образы героев — Хиндли и Эдгара, Кэтрин и ее дочери — автор выражает мысль о том, что отсутствие гармоничного сочетания в человеке чувства и разума приводит к душевному конфликту с самим собой.
Создавая образы Кэти и Гэртона, Э. Бронте использует систему «зеркальных» образов. Взаимоотношения Кэти и Гэртона строятся по аналогии с взаимоотношениями Кэтрин и Хитклифа, но в отличие от последних, их ждет счастливый финал. Следовательно, тема любви в романе Э. Бронте раскрывается в двух тональностях — история трагической любви Кэтрин и Хитклифа и история счастливой любви Кэти и Гэртона.
Содержательными композиционными элементами в романе Э. Бронте выступают сон, интерьер и пейзаж. Кэтрин видит сон о рае, являющимся ее домом, но в котором она глубоко несчастна. Сон выполняет функцию предсказания: Кэтрин, выйдя замуж за Эдгара, и поселившись в его уютном, напоминающем земной рай доме, буден лишена подлинного счастья. Таким образом, сон подготавливает читателя к восприятию последующих событий романа.
В целях показать различия между героями — жителями Грозового Перевала, людьми грубоватыми, негостеприимными и утонченными, воспитанными жителями Мызы Скворцов, Э. Бронте использует интерьер. Обстановка в комнате Кэтрин на Грозовом Перевале самая простая: стул, комод и небольшой дубовый ларец. В доме же Линтонов, Кэтрин и Хитклиф были поражены роскошным убранством комнаты.
Пейзажные зарисовки у Э. Бронте лаконичны и кратки, поскольку состояние природы создает атмосферу для предстоящих событий, и оно либо соответствует, либо контрастно им. Описание природы создает гнетущую, тревожную атмосферу для появления призрака на Грозовом Перевале во время пребывания там Локвуда: «темная ночь наступила до времени, смешав небо и холмы в ожесточенном кружении ветра и снега» [гл. 2]). Таким образом, Э. Бронте использует пейзаж в целях эмоционального воздействия на читателя.
«Грозовой перевал» начинается с момента, когда действие уже движется к развязке. В результате, нарушается традиционная логическая последовательность основных элементов композиции (экспозиция, завязка, развитие действия, кульминация и развязка). Приемом сюжетно-композиционной инверсии Э. Бронте пользуется с целью захватить внимание читателя уже с первых страниц книги.
В романе действует принцип композиционного кольца, поскольку начинается он сценой посещения Локвудом Грозового Перевала и заканчивается роман аналогичной сценой. Прием композиционного кольца дает возможность Э. Бронте вернуть читателя к началу романа и подвести черту под изложенной в нем историей, сделав его завершенным и косвенно выразив свое авторские отношение к затронутой в романе проблеме.
Особенностью романа является использование автором приема умолчания без дальнейшего прояснения или прямого обнаружения, дотоле скрытого от героев и читателя. Остается неизвестным происхождение Хитклифа, как он разбогател и превратился в настоящего джентльмена после трехлетнего отсутствия на Грозовом Перевале. Тайной покрыта и смерть Хиндли: повинен в ней Хитклиф или нет. На все эти вопросы Э. Бронте не дает ответы, внося в роман, таким образом, романтический дух таинственности и загадочности.
Таким приемом как смена точек зрения Э. Бронте пользуется в «Грозовом перевале» в масштабе всего произведения. В романе присутствует разноречие или многоголосье, т. е. нет традиционного для викторианского романа автора, который, по выражению У. Теккерея, «знает все». Э. Бронте запечатлевает в книге различные манеры говорения и сказывающиеся в них типы сознания, через которые выявляется мировоззрение того или иного героя. Со страниц романа читатель слышит голоса Кэтрин, Хитклифа, Нелли, Локвуда, Изабеллы.[14]
Таким образом, композицию романа «Грозовой перевал» Э. Бронте можно определить, как кольцевую, т.е. начало и конец романа как бы смыкаются, образуя кольцо, а также как сложную или комплексную с элементами ретроспекции.
Из вышесказанного видно, что основными приемами, которыми пользуется Э. Бронте в «Грозовом перевале» являются сюжетная инверсия, композиционное кольцо, сюжетное обрамление, умолчание, монтаж, смена точек зрения.[15]
Заключение
месть любовь роман герой
Грозовой перевал» Эмили Бронте — книга поистине уникальная. Этот роман ставит Эмили в ряд с такими воспевательницами непокорности и сильных чувств, как Вирджиния Вульф, Энн и Шарлотта Бронте. Однако «Грозовой перевал» — вовсе не женское произведение. Это сильное, удивительное, страшное произведение, которое накрывает читателя с головой. Автор этой книги — вовсе не романтичная и своенравная женщина, это человек с незаурядными литературными способностями. Это человек, познавший и сумевший изобразить весь ужас и отвратительность человеческой натуры.
Увидевший свет в Англии еще в 1847 году, «Грозовой перевал» до сегодняшнего дня занимает умы и сердца и юных барышень, и людей постарше. Его называли и «дьявольской книгой», и «немыслимым чудовищем», и «романтичнейшим романом», его признавали одним из гениальнейших произведений всех времен и народов. С. Моэм включил «Грозовой перевал» в десятку лучших романов в истории. Существует более пятнадцати экранизаций нестареющего романа. Он постоянно переиздается и в современной литературе встречается немалое количество его треминисценций. Удивительно, но этот роман не имеет ничего общего с литературой эпохи романтизма. Он серьезнее, выше. Ему вообще невозможно найти надлежащую эпоху. Это вечная книга о вечных достоинствах и недостатках человеческой натуры.
Есть ли в этой книге история истиной любви, или это только необузданная страсть — решать каждому читателю. Однако «Грозовой перевал» до сегодняшнего дня остается классикой мировой литературы. Этой книгой зачитывал?ьь уже мн?г? п?к?лений читателей — пр?д?лжают зачитываться и сейчас. Ведь эта книга не стареет, как не стареет и истинная люб?вь.
Список литературы
1. Шарлотта Бронте and Another Lady. Эмма// Сестры Бронте в Англии. — М.: изд. АСТ, 2001
2. Спарк М. Эмили Бронте // Эти загадочные англичанки. М., 1992.
3. . Гритчук, М.А. Эмилия Бронте и ее роман «Грозовой перевал» /М.А. Гритчук // Bronte E. Wuthering Heights. — М., 1963.
4. Вульф В. Эссе. — М.: изд. АСТ, 2004. С. 809-813.
5. Кеттл, А. Эмилия Бронте: «Грозовой перевал» / А. Кеттл //Введение в историю английского романа. — М.: Прогресс, 1966.
6. Моэм, У.С. Эмили Бронте и Грозовой перевал / У.С. Моэм //Бронте Ш.and Another Lady. Эмма. — М.: Фолио, 2001.
7. . Притчетт, В.С. Непримиримые воители «Грозового перевала» / В.С. Притчетт // Бронте Ш. and Another Lady. Эмма. — М.:Фолио, 2001.
8. Бронте, Ш. Предисловие редактора к новому изданию «Грозового перевала» / Ш. Бронте // Писатели Англии о литературе XIX -XX веков. — М., 1981.
9. Дьяконова Н.А. Английский романтизм. Проблемы эстетики. — М.: Наука, 1978.
10. http://loveread.ws/view_global.php?id=4519
11. Елистратова, А.А. К проблеме отношения реализма и романтизма (на материале истории английской литературы конца XVIII -начала XIX вв.) / А.А. Елистратова // Вопросы литературы. -1957.
12. Головенченко Ф.М. Введение в литературоведение. — М.: Высшая школа.
13. Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка. — М.: Просвещение.
14. Шевченко Н.В. Основы лингвистики текста. — М.: Приориздат.
Размещено на Allbest.ur
