Пример контрольной работы по философии: Проблемы научной рациональности современной философии. Фрейдизм и неофрейдизм. Экзистенциализм.

Содержание

Введение……………………………………………………………

1. Проблемы научной рациональности современной философии…

2. Фрейдизм и неофрейдизм………………………………………

3. Экзистенциализм……………………………………….………

Заключение……………………………………………………….

Список литературы………………………………………………

Выдержка из текста работы

Введение

Если ранее развитие философской мысли определяло вскрытие принципиально нового, создание подходов, отличных от известных, то к концу XX в. можно говорить и о замедлении прогресса в области философского развития. Философия в начале XXI в. более существует в комплексном осознании достигнутого знания, чем создает новые формы и системы.

В отличие от конкретных наук (физики, химии, биологии и т.д.), объектом которых являются отдельные области, стороны материального мира, объектом философии является мир как единое целое, что дает общий взгляд на мир.

Если конкретные науки своим предметом имеют законы, свойства и формы бытия, действующие в определенной, более или менее ограниченной, области материального мира, то предметом философии являются законы, свойства и формы бытия, действующие во всех областях материального мира, во всех предметах, процессах и явлениях, ибо они связаны в неразрывном единстве.

Проблема первоосновы мира. Это проблема материальной или; духовной, идеальной первоосновы мира, выступающая в виде первой стороны основного вопроса философии. Отсюда во всей полноте встает проблема материи, движения как всеобщего свойства или способа существования материи.

Исследуется проблема сознания, которая требует привлечения естественнонаучных знаний о природе идеального, механизма мышления, памяти и др.

Проблема развития мира. Это проблема формирования метафизического и диалектического методов познания мира, которые по-разному подходят к вопросу о его развитии. Метафизический подход не видит развития мира, процессов и явлений от низшего к высшему, от простого к сложному, не видит противоречий как источника саморазвития мира. Диалектический метод строжайшим образом учитывает, что поступательное развитие, изучает его, вскрывает объективную Диалектику мира, формулирует и исследует всеобщие принципы и законы диалектики. Отсюда проблема историзма при изучении всех явлений Природы и общества, критерии их прогрессивности, что имеет огромное значение для современности, для практической политики.

Проблемы познания мира. Это определение объекта и субъекта познания, раскрытие его сложного диалектического процесса, проблема Истины, роли практики как основы ее познания и критерия, раскрытие Методов познания, научная объективность познания и социальная позиция человека и др. Проблема человека и его места в мире. Это изучение человека как мироздания в целом. Развитие человеческой культуры в этом случае. Предстает как единый, целостный процесс, связанный с формированием, функционированием, хранением, переходом культурно-исторических ценностей из одной эпохи в другую, с критическим преодолением устаревших форм культуры и становления новых форм. Следовательно, имеется благотворное влияние философии на развитие культуры; оно возникает благодаря ее главным функциям: мировоззренческой, культурогенной, методологической и интеграционной.

Философия, таким образом, выступает как самосознание культуры той или иной исторической эпохи. Другими словами, философия есть форма экспликации (объяснение, развертывание) обоснования и перестройки структур, определяющих отношение человека к объективному миру.

Все огромнейшее разнообразие философской проблематики можно было свести к трем самым общим разделам:

что такое мир, включая социальную реальность, т.е. общественную жизнь; (Онтология)

что такое человек; (Философская антропология)

и адекватно ли наше знание о мире и человеке их действительной природе; (Гносеология)

По традиции эти вопросы считаются мировоззренческими, поэтому среди функций философского знания, прежде всего, выделяют мировоззренческую.

1.Постановка проблемы современной философии

А.А. Крушанов в своей работе «Большая философия: быть или не быть?» обозначил проблему следующим образом. «Ведь если я вижу фактический бег на месте российской философии, слышу, что «философия в германии умирает», и вижу труды международных коллективов, которые сокрушаются по поводу вырождения философии до уровня лишь «маленьких философий», никак не сопоставимых с тем, что созидалось Платоном, Кантом, Гегелем и другими крупными творцами, то что же я должен думать и чувствовать?» [1. 2001. № 1. С. 30]. (Указанная проблема в достаточно полном объеме обсуждена А.А. Крушановым в рамках дискуссии о состоянии и возможных путях развития отечественной философии ([1]; см. №№ 1, 2 и 3 Вестника РФО за 2000 г. и № 1 за 2001 г.).)

И в 2005 г., напр., И.А. Гобозов отметил: «меня глубоко волнует кризис философии… мысль философская все больше и больше отдаляется от нас. Нет таких философских идей, которые оказались бы эпохальными и сыграли бы революционную роль в философских исследованиях» [2. С. 5].

Проще говоря, как определил В.А. Лекторский, «к сожалению, серьезным пересмотром нашего наследия в области теории познания мы еще по-настоящему не занялись» [3. С. 8].

При этом «современная ситуация в сфере институционализации отечественного философского сообщества может быть охарактеризована, как:

— разобщённость, малоинтенсивная коммуникация между отдельными представителями сообщества;

— умножение числа авторских концепций, нередко акцентирующих свою индивидуальность в ущерб готовности к диалогу и интеллектуальному сотрудничеству;

— фактическое отсутствие продуктивного междисциплинарного взаимодействия между философским сообществом и иными знаниевыми и организационными сообществами».

Все чаще отмечается, что современная философия во многом представляет собой «некритический пересказ философии старой, причем пересказ, обладающий гораздо меньшими литературными достоинствами, чем оригинал, и "обогащенный" терминами собственного изобретения»

Но еще более критичны оценки со стороны молодежи.

Так, в Живом журнале уже постоянно актуализируются темы о (состоянии) философии в современной России, например, «…Почему и сегодня о философии вспоминают только на философских факультетах? И почему при этом сегодня все-таки существуют философские факультеты? Почему и сегодня о философии говорят, как о безделице, годной для того, чтобы сказать: «Моя философия состоит в том…» (а далее говорят не о философии, а о том, чем собственно они занимаются: спорте, политике, бизнесе и т.д.), не понимая, что все это не имеет к философии никакого (в лучшем случае — весьма косвенное) отношение…»

А вот ответы уже могут быть такими:

— «в РФ нет философии, нет традиции философии, нет стремления к философии, нет возможности философии…»;

— «были мыслители – но не было философов, было философствование – но не было философии; … для России философия – неродная наука. … Кого из российской философии можно поставить в ряд с Платоном, Кантом, Гегелем, Сартром, Бодрийяром? Я поставлю в этот ряд только Бердяева… и всё. XIX век был веком, в котором «балом правили» германские философы, в XX – французские; российские и советские – никогда. Были исключения как всплески, но тенденции и философской школы (именно философской школы!) – никогда»

Вот уже какие имеются оценки современной российской философии…

Однако, как показывают наши предварительные оценки, вопрос не в том, что некого поставить в ряд с Платоном. Это не так.

Вопросы в том, почему так люди, особенно молодежь, начинают думать? И дело оказывается не только в современном состоянии философии, на что указали корифеи (см. выше), и мнениях о ней. Проблема глубже, и проблема, похоже, социально-бюрократическая…

На основе современных философских наук понять происходящее в обществе и в мире невозможно!

Современные философские науки не могут предоставить не только осмысления состояния и проекта развития общества, но и даже компонент национальной идеи.

Не понимаемые проблемы общества и невозможность найти пути решения осознанных проблем – это значимое положение, быть может, хотя бы молодежь обратит на это внимание.

При этом также надо понимать, науки без философских, рефлексивных, мыслительных основ, рано или поздно, станут технократическими, истощатся, выхолостятся, одряхлеют, развалятся (хотя их останки будут и далее служить улучшению мобильных телефонов, созданию СВЧ-печек и иных товаров, увеличивающих богатство наиболее крупных корпораций и состоятельных людей).

В целом надо сделать вывод: существующее философское познание устарело, слабо и не соответствует современным проблемам и вызовам. Необходимо создавать новое философское познание, адекватное современным реалиям и проблемам, ибо без философии нельзя осознать положение вещей и развитие собственной страны.

2. Обострение проблемы понимания философии

Обострилась давно имевшаяся, но скрываемая науками проблема понимания философии. Даже ее существо плохо (неоднозначно) представляется, но не это главное; все дело в том, что этот вопрос не только не имеет решения, но даже не ставится и не осмысливается, в том числе в соответствии с постоянно меняющейся ситуации.

А в связи с непониманием самой философии отсутствует и адекватное современным реалиям представление о мире и познании.

Таков вывод, он, может быть, очевидный, но его надо было зафиксировать, ибо этот вывод значимый, так как непонятно, с чем имели и имеют дело философские науки и их социальные производные, и что они могли предложить обществу (хотя не думается, что научное сообщество будет обсуждать эту тему по понятным причинам).

Более того, в философских науках образовался парадигмальный хаос, который служит основой для многих профанаций и развития неразберихи в самих философских науках; одна тема диалектической логики чего стоит (см. «Диалектическая логика. Различные понимания» !

Но парадигмальный хаос в философски науках еще более плачевно сказывается в других науках, в которых не только мировоззренческие основы, но и логические основы рассуждений уже размываются, и имеется хаос не только в мировоззрениях и представлениях, но и даже в теоретико-парадигмальных основах многих наук, не говоря уже о том, что нет единонаучной базовой канвы. Поэтому многие научные исследования децентрализованы и становятся неэффективными…

(Этот вопрос был решен в современной диалектической философии путем нахождения тождества философии и. Это, в свою очередь, и породило новые исследования и позиционирование вообще познания – Новейшая философия.)

3. Кризис философии

Кризис философии, вырождение философии негативно сказывается на познании, науках и обществе.

Современная физика не знает, что такое (электрический) заряд, гравитация, сила…

В философских науках искажены базовые понятия (напр., рефлексия, отрицание отрицания)…

В экономической теории – засилье экономикса…

О коррумпированности и падении образования не говорит уже только ленивый…

Только на фоне падения образования может переписываться история, что уже имеет место в некоторых странах…

Все более очевидным становится то, что сейчас образование регрессирует, и науки все больше погружаются в материализм (материалистический идеализм) и служат фетишизму, т.е. прав был Гегель, сделав косвенный вывод о том, что свою высшую форму познание получило в начале XIX в. …

Итак, все чаще звучит и становится все боле весомым вывод о том, что «в РФ нет философии, нет традиции философии, нет стремления к философии, нет возможности философии. в РФ в философию идут люди, которые умеют или хотят уметь прежде всего красиво говорить и производить впечатление, профессиональные гуманитарии, у которых мало общего с людьми, ориентированными на самостоятельный поиск». При этом теперь уже поименно известно, «Кто сегодня дЕлает философию в России», т.е. кто философию сДелал.

Можно сделать также вывод и о том, что те, кто не указан в обозначенной книге, не причастны к охарактеризованной «современной ситуации в сфере институционализации отечественного философского сообщества», к деградации современной философии.

Отсюда — простой вывод: в России надо создавать философию, сызнова…

4. Проблема истины в современной философии

Причина, по которой стоит сосредоточиться на вопросе о невыразимости истины, состоит в том, что об этом можно достаточно много сказать. Относительно данной проблемы есть и два более ранних, и эффективные новые результаты Фактически то, что мы здесь имеем — это интересный пример того, как явно технические результаты могут вызывать воистину замечательные последствия в фундаментальных предпосылках целых философских традиций.

Если мы теперь взглянем на современную философию или, скорее, на философию XX в с точки зрения данного контраста, то многие известные участники философской драмы (которую Рорти пытается представить комедией нравов) неожиданно проявят себя в незнакомых ролях. Прежде всего, если взять аналитику, то оказывается, что в ранней истории современной логической теории доминировала, чтобы не сказать производила террор, универсалистская традиция Эта традиция включает в себя значительно отличающиеся варианты — Готтлоба Фреге, раннего и среднего Бертрана Рассела, Людвига Витгенштейна на протяжении всей его деятельности, Венский кружок в его фазе "формального способа речи", У. Куайна и А. Черча среди других.

Есть много ярких признаков громадной силы этой универсалистской традиции в логической теории. Они выражаются, помимо всего прочего, в недооценке и даже игнорировании деятельности логиков, принадлежащих к другим философским традициям, — таких, как Чарльз Пирс, в почти полном непонимании, с которым были встречены ранние теоретико-модельные идеи Давида Гильберта и в параноидальном страхе Геделя быть непонятым в том случае, если он сформулирует свои результаты о неполноте как результаты, относящиеся к неопределимости арифметической истины (что повлекло их переформулировку как теорем о дедуктивной неполноте) и в совершенном отсутствии теоретико-модельных страниц среди сотен статей, написанных Куайном. На уровне более масштабных достижений гегемония универсалистской, традиции проявляется в относительно позднем развитии теории моделей как главной технической дисциплины в математической логике и в позднем развитии серьезной теории моделей для модальной и интенсиональной логики.

Как обычно, один из лучших показателей универсалистской позиции состоит в отношении разных мыслителей к вопросу о понятии истины.

Указанный контраст в значительной мере проявляется также и в области неаналитической философии. В этом плане работа Мартина Куша открыта крайне интересные новые перспективы9 Помимо всего прочего, он показал, что контраст между языком как исчислением и языком как универсальным посредником служит решающим водоразделом между философскими позициями Гуссерля и Хайдеггера Непосредственно не очевидно, в чем реально заключается данный контраст Имеется искушение думать, подобно ранним комментаторам "Sem und Zeit" что здесь есть лишь гуссерлевская философия, выраженная на ином жаргоне, — с Dasein (здесь-бытием), соответствующим трансцендентальному эго и т.д., но без более глубокого обоснования, которое ему пытался дать Гуссерль. И хотя такое суждение было сделано самим Гуссерлем (в его комментариях на полях книги Хайдеггера), мы должны вежливо не согласиться. Решающе новым (или не так уж и новым) элементом у Хайдеггера, упускаемым Гуссерлем, является именно предположение об универсальности языка или, возможно, первичности концептуальной системы, кодифицируемой языком Это предположение о невыразимости как раз и есть та причина, почему Хайдеггер не мог дать "более глубокого обоснования" своим идеям, столь желанного Гуссерлю. Высказываясь по данному поводу, я, наверное, могу ограничиться самым малым, в свете блестящего изложения этого вопроса Мартином Кушем в его прекрасной книге о контрасте между исчислением и универсальностью в континентальной философии.

Возможно, что наиболее поучительное свидетельство универсалистских убеждений Хайдеггера заключается в его способе самовыражения. Хайдеггеровский язык иногда упоминается в англо-американской литературе как типичный немецкий метафизический жаргон. Но гораздо вероятнее обратное. Хайдеггеровский язык был предназначен для ниспровержения и замены традиционного немецкого метафизического и прочего философского стиля. В глубоком смысле реальные или мнимые неясности у Хайдеггера не являются позой. Он, в соответствии со своими взглядами, буквально пытается высказать невысказываемое. Поэтому он и не может сказать, что он имеет в виду Он должен передать свое послание некоторым косвенным образом и шокировать своих читателей, для того чтобы заставить их осознать, что он делает именно это. Вот для чего предназначена его игра с определенными словами. Подобно Фреге, создавшему свой формальный язык, Хайдеггер, тем не менее, должен опираться на уже существующее предпонимание. Это Хайдеггер фактически и делает — и даже производит различения между разными элементами или видами предпонимания, такими, как различия между Vorsicht (пред взгляд), Forgrift (предпонятие) и Vorhabe (горизонт предпонимания). Как это делал до него Витгенштейн, Хайдеггер осознает, что при попытке высказать невысказываемое, один из нескольких

доступных способов состоит в том, чтобы говорить тавтологии — и тем самым поражать слушателей настолько, чтобы они становились осведомленными о происходящем. Именно это и делает Хайдеггер. Он часто выражает свою позицию, используя явные тавтологии, например "Говорение говорит" и усиливая эффект введением искусственных тавтологий, создавая слова лишь для этой самой цели, как в случаях "Мир мирит" или "Ничто ничтожит". Интерес в данных хайдеггеровских выражениях представляет не то, что они содержат неологизмы или, что они не соответствуют грамматике, но то, что они тавтологии. В "Трактате" Витгенштейн сказал, что все логические истины — тавтологии. В подобном смысле и все хайдеггеровские истины являются тавтологиями. И говорить так — это само по себе отнюдь не значит отвергать Хайдеггера или отвергать логику.

К собственному утверждению Хайдеггера о том, что может и что не может быть выражено в языке, следует, тем не менее, относиться достаточно осторожно, поскольку он подчас включает в язык гораздо больше того, что делаю здесь я или кто-то другой, как, например. Витгенштейн. То, что включается, охватывает также и то, что в витгенштейновской терминологии может быть лишь показано, но не сказано. "Ничто ничтожит" может быть частью языка в этом хайдеггеровском смысле, но не частью какого-либо языка в смысле, подразумеваемом в моей формулировке тезиса о невыразимости Поучительно отметить, что и для Витгенштейна такое "показывание" может иногда осуществляться посредством языка. В самом деле, это функция тавтологий.

"То обстоятельство, что предложения логики — тавтологии, показывает формальные — логические — свойства языка, мира" ("Трактат", 6.12).

Одним из наиболее очевидных показателей хайдеггеровской приверженности к универсалистской позиции является его трактовка или даже, скорее, его использование понятия истины Истина для Хайдеггера есть открытость, — значение, которое он пытался вычитать в греческом слове, обозначающем истину, — алетея.

Здесь, повторим еще раз, важно отделить наиболее поверхностные черты того, что делает Хайдеггер, чтобы показать глубокую укорененность его взглядов в универсалистской концепции языка и, в частности, в принципе невыразимости значений и понятий. Например, в идеях Хайдеггера интерес представляет вовсе не отвержение истины как соответствия Относительно хорошо известной книги Тугендхата", касающейся данного вопроса. Куш писал:

"Анализ Тугендхата является, конечно, корректным в том смысле, что Хайдеггер … действительно отказывается от теории истины как соответствия. Тем не менее решающим здесь является не столько то, что он это делает, но, скорее, то, почему он вынужден это делать. Неудовлетворенность Хайдеггера книгой Тугендхата вызвана именно этим" (р. 189)

Более глубокое обоснование взглядов Хайдеггера иное.

"Хайдеггер утверждает, что истина, как открытость, основана на феномене, который он называет "бытие-в-мире", иначе говоря, на феномене, что Dasein находится "в истине". В другом случае он писал, что если мы хотим говорить об истине как отношении, то мы должны были бы сказать, что это отношение Dasein как Dasein к своему миру" (там же)

Эта идея "бытия-в-мире" тесно связана с невыразимостью нашего концептуального мира.

"…Хайдеггер напоминает нам, что, поскольку Dasein есть бытие-в-мире, где мир есть универсальный носитель значения, то мир открыт для Dasein .. Поскольку Dasein живет в своем мире, то этот мир есть уже мир интерпретированный, мир, имплицитно идентифицированный, мир, о котором Dasem уже осведомлено и с которым оно знакомо.

… Dasein "заброшено" в этот мир, в том смысле, что Dasein "всегда уже" живет внутри некоторого уже интерпретированного мира… Dasein просто не может выйти из этой интерпретации, равно как этот интерпретированный мир нельзя сравнить с "реальным" миром" (Куш. Там же. Р. 189-190)

Несомненно, что самый важный аспект принятия Хайдеггером универсалистской позиции касается его философского метода. Он смотрит на мир как на текст, который нужно интерпретировать. Это находится в соответствии с общим видением Хайдеггером мира, как образуемого через Dasein, которое по этой причине может использовать его так, как если бы он зашифровывал секрет своей природы. Но задача герменевтики — это задача понимания значений. Отсюда, согласно тезису универсалиста, она входит в область принципа невыразимости значений Герменевтическое понимание, следовательно, есть задача, которую нельзя осуществить средствами нормальных, рациональных использовании языка, и его результаты не могут быть кодифицированы в нормальном языке. Оно требует собственной техники. Без предпосылки о невыразимости не может быть никакой причины, почему со значением в целом нельзя обращаться с помощью средств нашего нормального рассуждения и аргументации, включая логическую и научную. И обратно, при отсутствии универсалистской предпосылки собственное хайдеггеровское изучение конституирования мира посредством Dasein следовало бы снова рационализировать в качестве гуссерлианского анализа конституирования мира трансцендентальным эго или, возможно, в качестве какого-либо другого феноменологического или аналитического предприятия. В очень дальней перспективе "Философия символических форм" Эрнста Кассирера и "Логическая структура мира" Рудольфа Карнапа не были лишь почти одновременными с работой "Бытие и время" Хайдеггера. Они были также и альтернативами к ней, показывая, как можно было бы пытаться сделать ту же работу что делает в своей книге Хайдеггер, если не верить в универсальность языка.

Кое-что из того, что Хайдеггер говорит, когда он мотивирует и объясняет свою позицию несколько поверхностно в том плане, что может быть совместимо с различными взглядами вообще, и в том числе с отношением к языку как исчислению. Эти утверждения включают пресловутый герменевтический круг и необходимость предпонимания в герменевтическом предприятии. Нетрудно найти их аналога в самом трезвом научном теоретизировании. Но даже если это и так они интерпретационно, чтобы не сказать герменевтически, здесь уместны, поскольку Хайдеггер явно предназначает их на зерно для своей герменевтической мельницы.

Некоторые другие замечания Хайдеггера также не касаются сути дела. Например, он придает слишком большое внимание вовлеченности в сферу значения человеческой деятельности. Это не что иное, как прагматическая мотивировка универсалистской позиции, которая обсуждалась выше и была найдена поверхностной и неубедительной. Ценность таких взглядов Хайдеггера для нас опять-таки лишь историческая: они -симптомы наличия у него универсалистского синдрома.

В свете сказанного, не будет преувеличением предположение, что хайдеггеровский герменевтический метод сохраняется и падает вместе с тезисом о невыразимости концептуальных истин. Не будет также несправедливо, согласно взглядам самого Хайдеггера, думать об определимости истины как проверке жизненности герменевтического подхода. Если я могу сказать, что значит для предложения быть истинным, то я могу сказать, что это предложение означает. И если я могу сказать это в моем собственном трезвом, относящемся к фактам языке, то я могу обойтись и без всей особой герменевтической техники дискурса и всего особого герменевтического жаргона.

Многое из того, что было сказано Хайдеггером, может быть также сказано его последователями, включая тех, кто отстоит относительно далеко, — философов, скорее им стимулированных, чем за ним следующих. Например, мы теперь можем видеть, каково более глубокое основание деконструктивистской догмы о необратимости деконструкции, или, скорее, невозможности сопровождения деконструкции последующей реконструкцией. Это якобы более глубокое основание — невыразимость результатов деконструкции.

Сходным образом, причина, по которой Деррида употребляет свой странный жаргон, та же, что и у Хайдеггера Или, выражаясь более осторожно, самое доброжелательное и исторически правдоподобное объяснение явной особенности его стиля состоит в том, чтобы полагать его следующим здесь за Хайдеггером.

Судьба методологии Дерриды, подобно хайдеггеровской, тем самым тесно связана с оценкой общей универсалистской позиции. И один из пробных камней такой оценки -проблема истины

Эта проблема особенно поучительна, поскольку к ней можно подойти с позиций реальной аналитической техники. Тем не менее на первый взгляд может показаться, что здесь нет необходимости прибегать к каким-либо новациям, поскольку гораздо более давние результаты, как представляется, навсегда закрыли проблему.

В начале 30-х годов Альфред Тарский опубликовал результаты своих фундаментальных исследований понятия истины в монографии "Понятие истины в формализованных языках". Более современные критики, включая таких, как Джон Этчеменди, склонны прочитывать Тарского тем способом, который глубоко чужд характеру его мышления в то время. И дело не только в том, что собственные предпосылки Тарского были гораздо более философскими, чем иногда об этом знают более поздние читатели Предположения Тарского относительно языка в целом, как языка математики, так и того, что он называл "разговорным языком" не являются очевидными и нуждаются в более тщательном исследовании.

В своей новаторской работе Тарский, прежде всего, рассматривал эксплицитно выраженные формальные языки. Основа огромного влияния Тарского состоит в том, что он показал, как эксплицитно определить понятие истины для большого (и. очевидно, репрезентативного) класса таких языков. Это крупное философское достижение, настолько хорошо нам известное, что оно, к сожалению, начало вызывать все меньше почтения. В наши дни стало фактически обязательным в философской дискуссии жаловаться, что Тарский лишь определил некоторую разновидность абстрактного отношения между языком и миром, которая не связана с тем, как мы реально подтверждаем и опровергаем предложения. Этот якобы существующий дефект в рассуждении Тарского может быть фиксирован, но он не имеет никакого отношения к моим целям.

Показывая нам, как определить истину, пусть лишь локально, Тарский может быть причислен к тем, кто способствует и дает импульс теоретикам языка как исчисления, по крайней мере методологически. Но главное философское влияние работы Тарского — в другом Тарский показал, при данных допущениях, что определение истины может быть дано для формального языка лишь в более сильном матаязыке. Данный результат, как представляется, приводит к полному подтверждению универсалистской позиции в решающем случае истины. Ибо в применении к нашему реально используемому языку — "разговорному языку" Тарского — это означает, в предположении, что данный разговорный язык удовлетворяет предпосылкам его теорем, что истина может быть определена лишь в более сильном метаязыке. Но вне нашего используемого языка нет более сильного метаязыка. Поэтому в плане того, что действительно имеет философское значение, определения истины невозможны. В этом смысле истина буквально невыразима, и универсалисты победили.

Слабый пункт здесь, конечно, это вопрос, соответствует ли разговорный язык условиям теоремы Тарского о такой невозможности Тарский, очевидно, остро сознавал данную проблему. Реальные причины, по которым он возражал против определений истины в разговорном языке, фактически основаны больше на открытости и неправильности естественных языков, чем на его собственной теореме. Мнимая неправильность была с тех пор в значительной степени опровергнута такими лингвистами и логиками, как Хомский или любимый ученик самого Тарского Ричард Монтегю. Я подозреваю, что основная мнимая иррегулярность, которую имел в виду Тарский, состояла в неудаче его формального подхода к определению истины, т е в неудаче принципа, который лингвисты знают как композициональность, а некоторые

философы — как принцип Фреге, но реальное значение которого — семантическая независимость от контекста. Я доказывал в другом месте, что предпосылка о такой независимости от контекста в семантике естественных языков совершенно нереальна

Хотя философское влияние результатов Тарского не пошло дальше обоснованных сомнений, преобладающее большинство философов явно приняли их, для того чтобы закрыть проблему определенности раз и навсегда. Например, в недавних дискуссиях о подъеме и падении карнаповского оригинального проекта в теории языка, который вел к "Логическому синтаксису языка" неопределимость истины (и/или аналитичности) для существенно богатых языков в самих этих языках считалась доказанной.

Соответственно более широкое философское сообщество приняло факт невыразимости истины для философски значимых языков как установленный результат. Это сильно стимулировало универсалистскую позицию в общей философии языка и философии в целом.

В более развернутой исторической перспективе результат Тарского был лишь одним из нескольких негативных результатов, установленных почти в одно и то же время, которые все вместе считались показателями серьезных ограничений логических, математических и других рациональных подходов к основаниям логики, математики и науки. Эти результаты также включают результаты Геделя о неполноте (которые, фактически, тесно связаны с результатами Тарского) и открытие Гейзенбергом соотношения неопределенностей в квантовой физике

Если говорить в более общем плане то мои размышления тем самым привели к ряду результатов. Это не только тот факт, что особые апелляции к результатам Тарского и Геделя оказываются бессмысленными. Все философское значение теорем о неполноте и неопределимости надо переоценить Результаты, подобные тем, что получили Гедель и Тарский, фактически составляют твердое ядро любого рационального основания для общего тезиса о невыразимости. Тем не менее, результаты Тарского и Геделя просто не имеют тех негативных философских следствий которые им первоначально приписывали и которые у них обычно подразумевают. Тем самым тезис о невыразимости вполне можно отвергнуть, и в любом случае философские методологии, которые на нем базируются, теряют свое разумное основание. Эти методологии, прежде всего, включают герменевтическую и деконструктивистскую. Или чтобы быть точным моя критика касается лишь тех аспектов герменевтического подхода, которые зависят от мнимой невыразимости концептуальных постижении сущности. Те аспекты, которые, как доказано, являются лишь особыми случаями определенных параметров рациональной и даже научной методологии в целом не затрагиваются каким либо критицизмом. Например, нет необходимости интерпретировать истину как открытость, что делает Хайдеггер, но определенный (не обязательно порочный) круг, как можно доказать, присутствует даже в трезвом научном исследовании.

Результаты следует правильно понять также и в других отношениях. Я не говорю, что нам не нужно считаться с мыслями тех философов которые верили в невыразимость семантических и концептуальных объектов, или что у них не было подлинных озарений. Но эти озарения следует формулировать в тех же эксплицитных терминах, что и научные истины и доказывать (или опровергать) обычными методами рациональных рассуждений и исследовании, будь они аналитическими, феноменологическими или историческими. Мы можем говорить в нашем собственном языке об истине и других концептуальных предметах. И то, о чем мы можем говорить, мы должны обсуждать логически, научно и исторически.

Заключение

По крайней мере, одной, отдельно взятой стране нужны неискаженные науки и реальное образование, как для технического прогресса, так и для осознания текущей ситуации и понимания развития…

Но не предлагается дальше критиковать «бег на месте российской философии», и вместо «современных, новейших философий», эклектичных мнений и т.п. предлагается совершенная единая философская система – Новейшая философия, являющаяся системой знаний, начатая воспроизведением незабвенной философии Гегеля.

А если у кого-то есть иные предложения по поводу иных систем познания и определения решений, то остается умозаключение Гегеля: «Тем, которые остаются недовольны этим началом, мы предлагаем самим взяться за разрешение этой задачи; пусть попробуют начинать как-нибудь иначе, чтобы при этом избежать этих (перечисленных Гегелем и других. – Прим.) недостатков» [4. Т. 5. С. 60].

Ведь речь зачастую уже идет о мыслительско-историческом наследии НАШЕЙ СТРАНЫ! Но лучше его, как и лучше нашей российской поэзии, могучее наших витязей и героев Великой Отечественной войны, красивее наших женщин нигде, ни за какой границей ничего и никого быть никогда не может!

За рубежом не понимают якобы никого, кроме как Достоевского! — да, умом Россию не понять, как было сказано, тем более умишком. Да и не надо им там ничего понимать. Это нам надо, чтобы мы себя понимали и ценили, и особенно наше духовное наследие!

Не только Достоевский, но и много-много еще наших российских мыслителей и писателей для нас с вами, для нашей России важнее, чем тысячи Кантов и Гегелей, какими бы мощными философами (что правда) они ни были бы!

Но особенно плохо то, что к необдуманной критике все больше молодежи прибивается, о чем свидетельствуют дебаты в ЖЖ.

Проблема есть, но так давайте не ругаться и, тем более, не выражаться отрицательно в адрес нашего же исторического наследия — не будет нашей истории и духовности — не будет нас. Давайте лучше созидать. Давайте, если кто считает, что нет российской философии, давайте создавать ее вместе, а не болтать.

И, наконец, почему это в России сейчас нет философии? Новейшая философия — яркий пример тому, что есть Философия в России, причем такая Философия, которая превзошла кантианство и гегельянство: которая имеет свои систему, учения, онтологию, гносеологию, собственное логическое обеспечение (собственные области познания и науки, если по Гегелю сказать), осмысление исторического развития, наработки для практики и т.д.

Критикам: перед тем как критиковать Новейшую философию, попробуйте раскритиковать хотя бы основание современной диалектической философии — философию Гегеля. А ее пока, как видно из многих учебников и дебатов, еще даже и не поняли…

Сторонникам: мы не предлагаем стране, вам и кому-то еще брать на вооружение Новейшую философию или осмыслять мир с ее позиций, хотя другой системы, даже просто современной философской концепции, просто нет. Мы говорим о том, что есть актуальное философское ядро — НФ, а если удастся создать что-то лучше — так это еще лучше будет для страны! Но ругаться не надо, надо созидать.

Список литературы

1. Вестник российского философского общества.
2. Гегель Г.В.Ф. Соч. – М.-Л.
3. Гобозов И.А. Куда катится философия. От поиска истины к постмодернистскому трепу. – М., 2005.
4. Лекторский В.А. Эпистемология классическая и неклассическая. – М., 2001.
5. Рей А. "Современная философия: Проблемы происхождения, цели и последней сущности вещей. Пер. с фр."М., 2006