Содержание
Введение………………………………………………………………………
1. Заселение и освоение Причерноморья и Прикубанья………………………..
2. Черноморское кубанское войско…………………………………………
3. Линейное кавказское казачье войско…………………………………….
4. Деятельность декабристов на Кубани……………………………………
5. Присоединение Закубанья……………….………………………………..
6. Кавказская война на Кубани………………………………………………
7. Развитие Кубани во второй половине 19 века……………………………
8. Культура Кубани во второй половине 19 века…………………………..
Заключение…………………………………………………………………..
Список литературы………………………………….………..………………
Выдержка из текста работы
Административно-территориальное устройство приднестровских зон, занявшее несколько десятилетий после присоединения к России, несомненно, оказывало определенное влияние на социально-правовое положение различных слоев, разрядов и сословий населения.
Политика царского правительства в этой сфере государственных интересов сводилась главным образом к установлению единообразия органов управления местной и общероссийской систем. Однако в процессе унификации прослеживаются специфические черты, обусловленные пограничным положением региона (до 1812 г.), а также наследием в северной зоне административно-правовых устоев со времен господства здесь магнатов Речи Посполитой. В южной зоне, на территории Очаковской земли (области), прилежащей к Черному морю, при административно-территориальном делении правительственными инстанциями учитывались стратегический и внешнеторговый факторы. Причем этот учет первоначально проводился синхронно в обеих зонах.
После второго раздела Польши в 1793 г. на присоединенной к России территории были образованы три губернии: Минская, Брацлавская и Изяславская. В 1795 г. Изяславская была разделена на две губернии — Волынскую и Подольскую. Приднестровская полоса Подольской губернии, где возникли Ямпольский, Ольгопольский и Балтский уезды, являлась, как известно, северной зоной Приднестровья, т. е. территорией, на которой с начала 90-х годов XVIII в. происходили сложные и важные социально-экономические и политические процессы, прежде всего интеграция в общероссийскую государственную и информационную системы.
С 1796 г. очертания Подольской губернии изменяются вследствие учреждения Вознесенского наместничества (губернии), к которому отходят Ольгопольский уезд и часть Балтского. Однако в августе 1797 г. наместничество было упразднено и значительная его территория включена во вновь образованную Новороссийскую губернию, а названные уезды возвращены в состав Подольской губернии.
Следует подчеркнуть, что если Балта, ставшая важнейшим торговым пунктом на землях Правобережной Украины, вполне отвечала требованиям уездного административного центра, то Ольгополь был объявлен таковым без учета тяготения к нему окружающей территории, транспортных условий и его размеров. Его определили уездным городом, руководствуясь административными, полицейскими и фискальными соображениями. Он почти не отличался от окружающих сел занятиями населения и имел куда меньшее хозяйственное значение, чем Балта или даже Каменка. Да и по своему облику Ольгополь был чисто «деревенским». В дальнейшем границы этой губернии не нарушались, и на протяжении всего XIX в. указанные уезды оставались в Подолии.
Отметим также, что в 1795-1797 гг. Балтский, Ольгопольский и Тираспольский уезды находились в границах одной губернии — Вознесенской. Позже они перешли к разным губерниям и генерал-губернаторствам и оказались в разных феодальных системах: Балтский и Ольгопольский уезды — в «польской», крепостнической, а Тираспольский — в «новороссийской», приближенной к фермерской системе хозяйства. Менее стабильным было административно-территориальное деление южной зоны Приднестровья, где часто менялись границы губерний и уездов.
В 1783 г. возникла Екатеринославская губерния, достаточно обширная по территории и по числу уездов: в 1784 г. их насчитывалось 15. Ее границы изменялись в 1785, 1789, 1792, 1795, 1797, 1802 гг. В эту губернию в 1792 г. была включена так называемая Очаковская земля (область) — территория между Днестром, Бугом, Ягорлыком и Кодымой. А через год (по второму разделу Польши) к ней отошли участки из Киевской и Брацлавской губерний. С учреждением Вознесенского наместничества по указу сената 27 сентября 1795 г. в него включили большую часть Очаковской области (Тираспольский уезд) и три уезда собственно Екатеринославской губернии с последующей передачей их Полтавскому и Миргородскому полкам.
С приходом к власти Павла I в стране проводится сокращение числа губерний. Из Екатеринославской и Вознесенской губерний и Таврической области образуется Новороссийская губерния, которая подразделяется на 12 уездов (туда же вошел Тираспольский уезд).
При Александре I в октябре 1802 г. Новороссийская губерния также подверглась дроблению на три части — Екатеринославскую, Николаевскую и Таврическую губернии. Тираспольский и прилежащие к нему уезды входили тогда в Николаевскую губернию, которая в середине мая 1803 г. была переименована в Херсонскую (она состояла сначала из четырех уездов — Херсонского, Александрийского, Елисаветградского, Ольвиопольского, а с 1806 г. к ним прибавился пятый — Тираспольский).
Судьба Тираспольского уезда в административно-территориальном отношении достаточно своеобразна и изменчива. После Ясского мира 1791 г. Очаковская область, согласно предписанию из Петербурга, подлежала размежеванию на четыре уезда. Непосредственным исполнителем этого распоряжения стал екатеринославский губернатор В.В. Каховский. Однако в ходе практических дел первоначальный проект полностью не реализовался, и большая часть «области» была включена в Тираспольский уезд, из которого в начале XIX в. выделилось два градоначальства — Одесское и Николаевское, а затем два уезда — Одесский и Ананьевский. В течение 1825-1827 гг. был сформирован Одесский уезд: от Тираспольского уезда к нему перешли 21 806 жителей и 578 325 дес. земли, а в Тираспольский включили 5 640 жителей и 268 840 дес. земли из соседнего Ольвиопольского уезда. Осенью 1834 г. Тираспольский уезд (990 тыс. дес.) снова был разделен, и примерно половина его территории стала основой вновь созданного Ананьевского уезда.
С середины 30-х годов XIX в. границы оставшейся части Тираспольского уезда не подвергались изменениям, и эта стабильность продолжалась до 20-х годов XX в. Таким образом, территория Приднестровья оказалась в двух губерниях — Подольской и Херсонской, а в следующей нисходящей ступени административного устройства — уездной — она была разделена на четыре единицы. Мы ограничимся обзором только трех из них, исключая Ямпольский уезд, т. е. суживаем территорию приближенно к современным пяти районам Приднестровья.
Подольская губерния с 1816 по 1820 г. вместе с Бессарабской областью вошла в особое губернаторство под управлением подольского военного губернатора, который занимал важный пост полномочного наместника Бессарабской области. С 1820 г. Подольская губерния была подчинена непосредственно наместнику Царства Польского, а в 1831 г. включена в Киевское генерал-губернаторство (вместе с Киевской и Волынской губерниями). Херсонская губерния в 1828 г. вошла в Новороссийское генерал-губернаторство (наряду с Екатеринославской и Таврической губерниями, а также Бессарабской областью), центром которого являлась Одесса. Эти два крупных административно-территориальных комплекса просуществовали несколько десятилетий.
Наиболее заметными администраторами высокого ранга, оставившими яркий след в истории приднестровского края, были Г.А. Потемкин, М.С. Воронцов и Д.Г. Бибиков.
Петербургский кабинет неуклонно придерживался политической централизации в административно-управленческом устройстве страны. Однако полного единообразия не было, так как на окраинах допускались некоторые отступления от общероссийской структуры, обусловленные местными особенностями, вызванными государственной целесообразностью. К числу таких территорий относилось и Приднестровье.
Смена императоров — Екатерины II, Павла I, Александра I, Николая I — и около престольных вельмож не могла не сказаться на частых реорганизациях системы управления и территориальном размежевании. В частности, в конце XVIII — начале XIX в. по воле этих лиц менялись границы губерний и уездов, а вместе с ними и структура административно-управленческих учреждений. К тому же это было время, когда в пределы Российской Империи вошли территории, длительный период находившиеся в составе султанской Турции и Речи Посполитой. Интеграция этих земель в общероссийскую экономическую, политическую и административную системы проходила в течение довольно длительного периода при сохранении местной специфики. Императорские кабинеты придавали большое значение административно-полицейским рычагам — держали их под собственным наблюдением и непосредственно направляли деятельность губернаторов, полномочных наместников, министров, Государственного совета, Сената и пр. К примеру, при Екатерине II практиковалось выделение из ведения Сената отдельных территорий страны, управление которыми она временно поручала какому-нибудь избранному ею сановнику — Г. Потемкину, П. Зубову, Т. Тутомлину. Он являлся ее соправителем, лично представлял ей доклады и высказывал свои соображения. Иногда Екатерина принимала довольно необычные решения: так, после Потемкина, еще до назначения Зубова, она сама стала генерал-губернатором Новороссии, куда входила южная зона Приднестровья.
В низовое звено административно-территориального деления входили волости и сельские общества (общины) государственных крестьян. На землях северной зоны волости учреждались и юридически оформлялись лишь после указа Сената от 31 марта 1832 г. «Об учреждении управления казенных старостинских селений в губерниях, от Польши возвращенных». Затем, в начале 40-х годов, они вторично были реорганизованы по реформе П.Д. Киселева и в таком виде просуществовали до конца 60-х годов XIX в. Все казенные селения этой зоны были включены в Балтский округ государственных имуществ (9 сельских управлений Балтского и 3 управления Ольгопольского уезда), подотчетный Подольской палате государственных имуществ.
Южнее, в Тираспольском уезде (тогда в составе Новороссийской губернии), казенные селения были сгруппированы в волости еще в 1797 г., и с тех пор их численность не менялась до реформы 1866 г. До конца 30-х годов они входили в ведение губернской казенной палаты (по хозяйственно-финансовым вопросам), но одновременно подчинялись уездным и губернским полицейским и судебным инстанциям.
Реформа П.Д. Киселева обособила эту категорию сельского населения в правовом и административном отношении. С того времени действовал разветвленный механизм управления. Был учрежден Тираспольский округ государственных имуществ из соответствующих селений Тираспольского и Одесского уездов. Его окружное управление подчинялось Херсонской палате государственных имуществ. Отметим, кстати, что управления и в Балтском и в Тираспольском округах как бы накладывались на уездные административно-управленческие структуры (четырех уездов), что осложняло повседневную жизнь крестьян.
Высшей ступенью власти над казенной деревней стало Министерство государственных имуществ, состоявшее из нескольких департаментов, основной опорой которых являлось многочисленное чиновничество разных рангов. Оно осуществляло административное регулирование, наблюдательно-контрольные функции и опеку («попечительство») в масштабах всей страны. Непосредственно на местах эти задачи выполняли палаты, окружные управления, волостные и сельские правления. Кроме того, казенные селения подчинялись учреждениям Министерства внутренних дел и судам (уездным и губернским палатам) по более важным делам (были и «свои» — волостные — суды).
Тяжелая двойная «опека» (по своей сути полицейская) сверху, отлаженный бюрократический стиль деятельности и произвол администрации, бесконечные потоки инструкций и указаний «как жить» держали крестьян в состоянии постоянной тревоги. Более того, это не могло не привести к столкновению «попечительства» с традиционными общинными укладками. Крестьяне стояли за реализацию общинного миропорядка, а власти требовали непременного законопослушания и в результате наталкивались на противодействие общин: последние часто не выдерживали натиска чиновничества, что обостряло социальные противоречия в округах «государственных имуществ». Особенно яростно крестьяне выражали недовольство в связи с наступлением на их земельный фонд, на возрастание налогового гнета и расширение полицейского «попечительства».
Своеобразной была система управления в колониях иностранных поселенцев (в левой части Приднестровья это селения немцев и болгар), размещенных на казенных землях. Для главного надзора за всеми колониями на территории Новороссии по указу от 6 апреля 1800 г. в Екатеринославе была учреждена особая «Контора опекунства новороссийских иностранных поселенцев», которая подчинялась ведомству «Экспедиции государственного хозяйства» (в Санкт-Петербурге).
Впоследствии, когда число колоний в губерниях Новороссийского края значительно возросло, названная контора была подчинена вновь учрежденному в 1818 г. «Попечительному комитету об иностранных поселенцах Южного края России» — для единообразия и наибольшего порядка в управлении и «попечения о благосостоянии колонистов». Некоторое время комитет находился в Херсоне. Ему были подотчетны местные конторы опекунства, в том числе Одесская, в ведение которой входили и все колонии южной зоны Приднестровья. Конторам подчинялись более дробные административно-территориальные единицы — окружные приказы (у немецких колоний был свой округ, у болгар — свой), в каждой колонии учреждались избираемые сельские правления и смотрители.
Так было на казенных землях. А в немецком селении Антуанетовка, расположенном близ местечка Каменка Ольгопольского уезда — в пределах владений известного полководца князя П.Х. Витгенштейна, наряду со своими административной структурой и подотчетностью землевладельцу отмечались и некоторые черты общинного самоуправления. Это селение не включалось в многоярусную управленческую структуру, действовавшую в Балтском и Тираспольском округах.
В 1833 г. Попечительный комитет переместился в Одессу, где действовал до своего упразднения в 70-е годы. Высшей административной инстанцией, стоявшей над этой системой, являлось Министерство государственных имуществ (колонии подчинялись его Первому департаменту). В начале 70-х годов в результате реформы эта система была отменена.
Помещичьи селения и вообще сельская административная структура на частновладельческих землях (особенно в северной зоне) всецело находились в подчинении поместной управленческой старшины и до 40-х годов обходились без волостных управлений.
Помимо названных управленческих структур крестьянам и горожанам приходилось считаться с действовавшими в Приднестровье многочисленными специфическими и сословными административными и судебными учреждениями, обществами: церковными (обособленная церковная администрация местного епископата), военными, дворянскими, купеческими, жандармскими, городскими, земскими, мещанскими, медицинскими, народного просвещения (округа), лесными, путей сообщения (округа и дистанции) и др.
На особом положении всегда находилась военная администрация. Управлением и пополнением войск занимались специальные органы. В масштабе всей страны до начала XIX в. высшей инстанцией этой ветви власти являлась военная коллегия Сената, а затем, с 1802 г., — Военное министерство и Главный штаб. На территории провинций действовали 10 инспекций, в том числе Днестровская. Рекрутскими делами (а население Приднестровья отбывало эту повинность) до 70-х годов ведали специальный департамент Главного штаба и его ячейки на местах; жители этого региона отбывали рекрутчину только с середины второго десятилетия XIX в.
С осуществлением в начале 70-х годов военных реформ реорганизации подверглось и военно-территориальное деление страны: упразднены инспекции, созданы военные округа. Большая часть Приднестровья была включена в Одесский округ, штаб которого командовал дислоцированными в нем войсками и ведал делами по исполнению воинской повинности.
Таким образом, в административно-территориальном отношении Приднестровье оказалось разобщенным по разным губерниям, генерал-губернаторствам, ведомственным округам и т. п. Оно тяготело к четырем центрам: Киеву, Каменцу-Подольскому, Херсону и Одессе. В пореформенный период относительно крупные формирования — генерал-губернаторства — были упразднены, исчезли некоторые специфические системы и появились новые, но погубернская дробность в управленческой иерархии сохранилась на многие десятилетия. Функционировала слаженная громоздкая административно-территориальная структура с ее многоступенчатой иерархией и запутанными отношениями соподчинения. Одновременно происходил процесс ее унификации в пределах двух губерний — Херсонской и Подольской. Ликвидация границы по рекам Ягорлык и Кодыма способствовала сближению Северного и Южного Приднестровья. Этому последующему сближению не мешала система губерний.
. Население Приднестровья в период его вхождения в Российскую Империю: численность, размещение, этнический состав
Население в Приднестровье в большей части сложилось благодаря миграции — сложному и длительному социальному процессу перемещения жителей из других регионов как в форме народной колонизации, так и путем санкционированного и поддерживаемого высшей и местной администрацией переселения значительного количества крестьян.
В силу государственной необходимости переселенческая политика правительства по отношению к беглым и по линии привлечения на пустующие земли выходцев из-за границы, а также из центральных и украинских губерний носила в основном покровительственный характер. Малонаселенность Очаковской области, строившиеся города и поселки, пограничное положение Приднестровья и его стратегическая важность требовали незамедлительного и большого притока работоспособных крестьян, ремесленников, специалистов разных профилей.
На территории Приднестровья сложилось достаточно многообразное по социальной структуре, конфессиональной принадлежности и этническому составу народонаселение, устойчиво связанное с местожительством. Кроме того, его характерной демографической чертой являлась повышенная подвижность. На структуре населения сказывались историческое прошлое регионов исхода, часто менявшаяся классовая политика государства и его ставленников в Приднестровье в отношении миграции.
В южной, колонизуемой, зоне на протяжении нескольких десятилетий проблемы заселения непосредственно вытекали из задач скорейшего хозяйственного освоения больших площадей, а в более старожильческих Балтском и Ольгопольском уездах Подольской губернии на первый план выдвигались социальные аспекты. Если северная зона к 1793 г. уже имела многочисленные населенные пункты, то южная (Тираспольский, Одесский и Ананьевский уезды) с начала 90-х годов XVIII в. была колонизуемой. Численность жителей Тираспольского уезда до середины 30-х годов XIX столетия постоянно колебалась. С одной стороны, здесь шел процесс естественного прироста и миграции (из-за рубежа прибывали колонисты, из украинских и центральных губерний — беглые и переселенцы с ведома царского правительства), а с другой — изменение границ уезда в 20-30-е годы, когда из его обширных частей были сформированы Одесский и Ананьевский уезды, влекло за собой передачу вместе с землей и населения. К середине XIX в. здесь проживало более 70 тыс. человек, тогда как в 1793 г. (в первоначальных границах) — только 27 тыс.
Неуклонно росло число крестьян и горожан во второй половине XIX — начале XX в. К 1859 г. население южной зоны достигло 85,5 тыс., к январю 1885 г. — уже 144 тыс., в 1900 г. — 211 тыс., в 1905 г. — 226 тыс. и в 1908 г. — 242 тыс. жителей, т. е. за полстолетия его численность увеличилось почти на 156,5 тыс. человек. В этом периоде главным источником пополнения был естественный прирост, отчасти влиял и фактор миграционного притока.
С середины 90-х годов XVIII в. на территории Тираспольского уезда происходит процесс усиленной помещичьей колонизации. В 1795-1796 гг. на этих землях возникло 47 частновладельческих селений, в 1797-1802 гг. — 38, в 1803-1816 гг. — 72, а всего за два десятилетия их насчитывалось уже 160. Соответственно увеличивалось и число зависимого от них населения. В 1808 г. оно составляло 8,6 тыс., в 1842 г. — 51 тыс., в 1859 г. — 53,5 тыс. человек. Здесь оседали в основном украинцы, молдаване, русские.
К концу XIX в. приднестровская часть Тираспольского уезда была почти полностью заселена. Как писал тогда современник, «…густо покрыты поселениями извилистые берега реки». Все это явилось результатом усилий многих тысяч семей, прочно утвердившихся в этом регионе отчасти до 90-х годов XVII в., но главным образом в XIX столетии.
Этнический состав государственных крестьян Тираспольского округа (34 села) был достаточно разнородным: большинство составляли молдаване, рядом с которыми проживали украинцы, русские, поляки, цыгане и др. Однако во многих селениях 20-35% от общего числа крестьян составляли украинцы и русские. Особенно в этом отношении выделялись Слободзея, Незавертайловка, Коротна, Глиное, Терновка, Кошница, Дубово, Шипка. К северу от Терновки такие села, как Спея, Дороцкое, Перерыта, Делакеу, также имели смешанный состав. В то же время в некоторых селениях жили главным образом молдаване, в с. Плоское и его выселках и хуторах — только русские, в с. Парканы — болгары, в пригородах Тирасполя и Бендер — украинцы, к востоку от пойменной полосы — немцы, в Григориополе — армяне.
Впрочем, этнический состав населения Тираспольского уезда в целом был типично «новороссийским», т. е. весьма разноплеменным. В 1859 г., в канун буржуазных реформ, украинцы здесь составляли 36 880 человек, молдаване — 27 720, немцы — 8 550, русские — 5 890, болгары — 4 360, евреи — 1 400, поляки — 650, греки — 50 человек, а в целом по уезду — 85 500 человек. По официальным демографическим данным, этнический состав жителей Тираспольского уезда в 1905 г. распределился по убывающим величинам: украинцы — 97 176 человек, молдаване — 71 367, русские — 46 648, немцы — 28 951, евреи — 26 138, болгары — 10 847, поляки — 2 117, армяне — 487, белорусы — 406, прочие — 883 человека. Молдаване составляли 25% от общей численности населения уезда, славяне (украинцы, русские, болгары, поляки и белорусы) — 55%.
Остановимся на очерково-обзорных характеристиках отдельных этносов, проживавших в Приднестровье в течение исторического периода с 90-х годов XVIII в. до начала XX в.
Украинцы. В северной зоне главным этносом по численности, исторической давности проживания, хозяйственной роли и месту в многовековой борьбе с завоевателями были украинцы. Они расселялись в определенном отдалении от Днестра на территории Тираспольского уезда. Непосредственно в пойме реки и несколько восточнее от нее проживало многонациональное население с преобладанием молдаван.
Как уже отмечалось, одним из немаловажных факторов, влиявших на миграционные процессы в Приднестровье, было историко-географическое положение исследуемого региона, который являлся молдавско-украинским пограничьем. Здесь на протяжении длительного периода добрососедские контакты нашли проявление в формировании устойчивых совместных поселений украинцев и молдаван. В ряде сел отмечались и другие этнические компоненты, однако по своей численности они были весьма незначительными.
В подольском Приднестровье сельское население формировалось в сложных, порой даже трагических условиях. Эта зона неоднократно подвергалась разорительным набегам, которые вынуждали население мигрировать в разных направлениях, что приводило к смешению этносов. К началу 90-х годов XVIII в. здесь проживали украинцы, поляки, армяне, русские, болгары, евреи, греки, которые расселялись компактными группами, а чаще — рассредоточено. Сохранившиеся статистические данные конца 90-х годов о землях и населенных пунктах бывшего «Побережского имения» князя Любомирского зафиксировали эту этническую разнородность. Из табл. 1 хорошо видно, что здесь явно преобладали молдаване и украинцы.
По детальным сведениям Подольского епархиального комитета о Балтском и Ольгопольском уездах приднестровской полосы (от Грушки до Ягорлыка), к концу XIX в. население большинства из 46 селений оказалось смешанным с преобладанием либо украинско-молдавского, либо молдавско-украинского этноса. Моноэтничность сельских общин расшатывалась — шел заметный процесс миграции в приднестровские села украинцев и евреев. Усиление и расширение экономических межрегиональных связей, подвижность населения, стирание разрядных различий в крестьянской среде и укрепление капиталистических рыночных отношений (в частности, в сфере аграрного рынка) способствовали увеличению этнической разнородности населения. Все это нашло повсеместное проявление в развитии земельного рынка — помещики были вынуждены продавать большие массивы угодий крестьянским коллективам (формировалась групповая земельная собственность), в которых было немало украинцев. Молдаване также приобретали и заселяли участки земли в отдалении от Днестра.
Более сложным оказался этнический состав населения местечек, где формировалось полиэтническое население. Так, в первые годы XIX столетия в Рашкове проживала 201 украинская и русская семья, 103 молдавские, 68 еврейских, 30 польских, 15 греческих, 12 армянских и 2 немецкие семьи. Аналогичным было и «разнонародье» в местечке Каменка. По сведениям конца 40-х годов, здесь числилось 1 250 молдаван, 263 немца и несколько сотен евреев, украинцев, русских, поляков и др. В Рыбнице на 1800 г. зафиксировано 77 семей, в том числе 38 молдавских, 21 украинская, 8 еврейских, 6 польских, 1 цыганская и 3 семьи других национальностей.
Следует подчеркнуть, что в XIX столетии процесс формирования полиэтнических селений захватил территорию всего Приднестровья.
В южной зоне украинцы жили со времени образования Ханской Украины (Очаковской области). В середине 50-х годов XIX в. они проживали в 59 селениях Тираспольского (54% населения уезда) и в 51 селении Ананьевского уезда, в подавляющем большинстве совместно с молдаванами, евреями и русскими. Кстати, отметим, что в конце 60-х годов украинцы составляли 71% всего населения Херсонской губернии.
Статистические данные о народонаселении в Тираспольском уезде за 1859 и 1905 гг. позволяют заключить, что в этот период численность украинцев возросла там с 36 880 до 97 176 человек, или более чем в 2,6 раза, а в относительных показателях снизилась с 43 до 34%, хотя еще в конце 80-х годов держалась на уровне 40%. Эти цифры говорят о том, что данный перелом произошел за какие-нибудь 15-20 лет, когда в городе и на селе утвердился капитализм, существенно повлиявший на миграционные процессы в Приднестровье.
Молдаване. В течение 90-х годов XVIII и в первой трети XIX в. рост молдавского населения происходил преимущественно за счет миграционного притока. Многие тысячи крестьян заселяли Приднестровье, земли Очаковской области и южной части Балкан в порядке народной колонизации. Они шли сюда в составе казачьих полков и формирований волонтеров, по призыву бояр, получивших в качестве «пожалований» сотни тысяч десятин, которые требовалось, по условиям царских распоряжений, срочно заселить и хозяйственно освоить.
Правительства Екатерины II и Александра I открыто проводили политику привлечения на обширные свободные земли жителей придунайских княжеств и Балкан и всячески оказывали им государственную поддержку. Так, в рескрипте Екатерины II на имя екатеринославского губернатора В.В. Каховского от 13 января 1792 г. специально обращалось внимание на привлечение в Очаковскую область молдавских бояр с их царанами на «порожние земли», «наипаче вблизи границ молдавских, для удобнейшего населения оных».
В марте 1803 г. министр иностранных дел России А.Р. Воронцов сообщил генеральному консулу в Молдавии А.А. Жерве о желательном переселении жителей Молдавского княжества в пределы степей между Бугом и Днестром, где обещал обеспечить им «надежное прибежище», т. е. землю, «всякие выгоды» и нужные пособия «для заведения их нового хозяйства». Такое же «приглашение» предполагалось и в отношении Валахии. С 1792 г. и в начале XIX столетия мигранты из-за Днестра, большую часть которых составляли молдаване, русские и поляки, шли через Скулянский, Перерытский, Парканский, Чобручский и Маяцкий кордоны.
На территории Тираспольского уезда в приречной полосе веками складывался историко-географический район, состоящий в основном из молдаван. В Балтском и Ольгопольском уездах селения молдаван располагались более разреженно и перемежались с украинскими селами. Численность молдаван в Херсонской и Подольской губерниях, и в частности в приднестровских уездах, на протяжении всего XVIII в. неуклонно увеличивалась за счет естественного прироста, а также благодаря поселению мигрантов из-за Днестра и из уездов Екатеринославской губернии. После Ясского мира 1791 г. на территории будущего Тираспольского уезда в течение 1792-1794 гг. основано 41 селение; в некоторых из них молдаване проживали совместно с украинцами, русскими, евреями и др. В середине 50-х годов молдаване занимали 75 селений Тираспольского уезда и 44 — Ананьевского.
По сведениям ревизских сказок середины 30-х годов XIX столетия, в Херсонской губернии числилось 75 тыс. молдаван, в том числе в Тираспольском уезде — 20 тыс. В конце 50-х годов в Тираспольском уезде их насчитывалось уже 27 720 тыс. (32,4% от всего населения уезда), в Ананьевском — 21,5 (22%) и Одесском уезде — 8 118 тыс. (5,2%). В Подольской губернии, куда входили Балтский, Ольгопольский и Ямпольский уезды, в начале 60-х годов молдаване составляли 41,6 тыс. В 1868 г., судя по отчету губернатора, в Херсонской губернии численность молдаван достигла 116,3 тыс. (9% от населения губернии), а в 1905 г. только в Тираспольском уезде — более 71 тыс. человек (25% от всего населения). Вообще приднестровские села государственных имуществ Тираспольского округа (уезда) были самыми многолюдными. Во второй половине 40-х годов численность жителей-молдаван распределялась здесь следующим образом: Малаешты — 1 272 человека, Кошница — 1 248, Бутор — 1 006, Ташлык — 774, Перерыта — 721, Карагаш — 684, Спея — 666, Кучи — 664, Дороцкое — 639, Лунга — 621, Суклея — 600, Коржево — 527, Моловата — 518, Делакеу — 498, Гоян — 405, Магала — 390, Погребя — 362, Дойбаны — 351, Роги — 332, Тея — 319, Токмазея — 317 человек.
В то же время в ряде селений сложились устойчивые смешанные общины. По статистическим данным на январь 1849 г., в Незавертайловке 2/3 населения составляли молдаване и 1/3 — украинцы. В Глином отмечалось то же соотношение, в Коротном — из 321 жителя 311 были украинцами и 10 молдаванами, в Чобручах из 851 жителя — 822 молдаванина и 30 украинцев, в Слободзее — 3/5 молдаван и 2/5 русских и украинцев, в Терновке молдаване составляли 229 человек и украинцы — около 30. В Шипке на январь 1849 г. проживало всего 734 жителя, из которых молдаван было только 10 человек, а подавляющее большинство составляли украинцы и русские. В с. Погребя насчитывалось 10 украинцев и 181 молдаванин, в Кошнице основную массу также составляли молдаване — 617, остальные были украинцами, в с. Дубово — 300 молдаван и 30 украинцев. Почти во всех селениях в небольших количествах проживали цыгане.
В Балтском уезде насчитывалось 48 селений, в которых расселились молдаване. По данным VIII ревизии (середина 30-х годов XIX в.), в 12 селениях молдаване составляли небольшое число: Гидирим и Домницы — по 36 человек, Зазуляка — 34, Дойбаны — 24, Ержово — 20, Ягорлык и Констанция — по 17, Любомирка — 14, Сарацеи — 11, Флера — 9, Терноватое — 4, Глубочки — 3 человека. В то же время более 30 молдавских селений были достаточно многолюдными. Наиболее крупные из них: Плоть — 564, Лозоватая — 503, Тымково — 375, Цыбулевка и Лобушна — по 353, Молдаванка — 347, Кульна — 302, Нестоиты — 300, Гонараты — 285, Топалы — 274, Гармацкое — 265, Черное — 264, Рыбница — 255, Красненькое — 234, Воронково — 203. Такие селения, как Коссы, Борщи, Колбасна, Гаваносы, Выхватинцы, Дубово, Тысколунга, Жура, Кривое озеро, Долгая пристань, насчитывали до 200 жителей; остальные — Мокра, Бутучаны, Попенки, Михайловка, Мошняги, Еленовка, Большая Мечетя, Мироны, Малая Мечетя и ряд других — от 40 до 100 человек.
Сведения за 1859 г. о численности молдаван в селах Балтского уезда представляют следующие данные: Лозоватая — 806, Молдаванка — 435, Слободзея (Слободка) — 371, Тымково — 229, дер. Бруштены — 228, Кричуновка — 178, Великая Мечетя — 87, Богеша — 83, Барадки — 50. В Ольгопольском уезде: Каменка — 1 254, Подойма и Подоймица — по 838, Строенцы — 605, Загнитовка — 584, Рашков — 320, Катериновка — 195, Кузьмин — 182, Севериновка — 153, Алексеевка — 38, Щенизовка — 15, Хрустовая — 1 513, Валя Адынка — 503, Грушка и Болганов — по 395, Кукулы — 326, Требусовка — 305, Студеная — 164, Олычанка — 99, Дмитрашковка — 26, Вербка Волоская — 23, Окница — 13 человек.
Несмотря на длительное пребывание молдаван в разных историко-экономических зонах, они всегда оставались единым этническим образованием.
В смешанных селениях Ольгопольского уезда, где численность молдаван была незначительной, — Щенизовка, Дмитрашковка, Алексеевка, Вербка Волоская, Богеша, Барадки, Окница — в конце 50-х годов основную массу жителей составляли украинцы. Из иностранных поселенцев (колонистов) в Приднестровье укоренились немцы и болгары.
Немцы. Юридическое оформление и закрепление социально-правового статуса колонистов в России (царские манифесты и сенатские указы от 24 декабря 1751 г., 24 апреля 1752 г., 22 июля 1763 г.) началось в середине XVIII столетия. Однако в начале XIX в., 20 февраля 1804 г., были опубликованы новые правила «О приеме и водворении иностранных колонистов», которые являлись основополагающим руководством для местных властей в деле устройства мигрантов.
Непосредственное отношение к поселению колонистов на территории Приднестровья имели правила «О приеме и водворении иностранных колонистов». Согласно этому документу, к поселению в России допускались только те иностранцы, «кои в крестьянских упражнениях или в рукоделии примером служить могли», а также являлись «хорошими и достаточными хозяевами». Кроме того, каждый взрослый мужчина должен был «вывезти с собой в наличном капитале или товаре не менее 300 гульденов», при этом число переселенцев ограничивалось двумястами семействами в год, а правительство брало на себя издержки только за перевозные средства. Переселенцев предписывалось направлять в Новороссийский край и основывать колонии ближе к портовым городам. Налоговые льготы (по податям и повинностям) ограничивались десятью годами. На «хозяйственное обзаведение» выдавалась ссуда по 300 рублей в год на семью с возвратом через 10 лет. Посемейный надел определялся в размере 60 десятин. Таким образом, наряду с льготами документ устанавливал и серию ограничений. Однако в жизни они не срабатывали, и мигранты до начала 40-х годов устраивались на новых местах без «имущественного ценза».
На казенные земли колонисты прибывали из Баварии, Пруссии, Вюртемберга, Эльзаса и других мест. Александр I лично покровительствовал им «в удобном и надежном устройстве», поэтому уровень жизни немцев-мигрантов был более высоким, чем у их соплеменников в Бессарабии. Тем не менее приживались они на территории Приднестровья долго, да и трудностей было много: накопившиеся большие долги по ссудам, погашенные лишь к 60-м годам, сдерживали вложение необходимых сумм в расширение их хозяйств.
В 40-е годы в Херсонской губернии насчитывалось 41 селение колонистов-крестьян, которые прочно освоились на Причерноморских землях. Из этого числа 5 селений находилось в Тираспольском уезде — Глюксталь, Нейдорф, Кассель, Бергдорф, Гофнун-геталь, где проживали 4 680 человек, а выделенный им земельный фонд достигал 30 тыс. десятин. Наделы (первоначальные в 60 дес. на семью) не выделялись в отруб и не подлежали дроблению между наследниками отцовского имущества, они состояли из участков в разных полях. Жили колонисты общинами, имели специфическое административное устройство и управление, придерживались традиционных норм в общинной жизни и хозяйственной деятельности. По этническому признаку колонии характеризовались однотипностью.
К концу 50-х годов численность колонистов достигла 9 тыс. человек, которые проживали в 8 селениях (появились новые — Ней-Глюксталь, Клейн-Нейдорф, Курдуманова). Помимо этого, 560 человек распределились в более мелких селениях и хуторах за пределами колоний.
Принцип посемейно-участкового землепользования и неделимости подворных наделов соблюдался вплоть до начала 70-х годов и способствовал росту количества безнадельных колонистов. Но не только в аграрной сфере они отличались от других разрядов крестьян. Несмотря на то что колонисты отчасти вошли в общероссийскую экономическую и социальную системы, они все-таки остались иностранными поселенцами и в дореформенный период, и в последующие десятилетия, поскольку отличались не только определенным своеобразием на фоне общероссийского уровня развития аграрного капитализма, но и всей совокупностью особых черт социально-бытового (немецкого) уклада жизни.
Приведенные материалы относятся к колониям, образованным на казенной земле. Однако в Приднестровье была еще одна колония, которая входила в состав местечка Каменка. Это селение называлось Антуанетовкой (Антоновкой), по имени супруги П.Х. Витгенштейна. По X ревизии, в конце 50-х годов XIX в. численность жителей Каменки составляла 263 человека. Основная часть населения была представлена виноградарями и виноделами, привлеченными из германских земель. Они заключали специальные контракты с владельцем местечка и пользовались выделенными им земельными угодьями.
Судя по церковному учету (книге приходов), кроме компактного расселения немцев в изначально основанных поселениях, к концу 50-х годов произошло их рассредоточение небольшими группами на обширных территориях. Так, к Кассельскому приходу были приписаны немцы, жившие в хуторе у Григориополя и «Степи Ковач» (по 16 человек), Ириновке (12), Тирасполе и Никорице (по 10), Ней-Савицке (6), Туманове (5), Елизаветовке (4), Парканах (3), Барсалове (2), однако это были единичные расселения. Возникали и новые колонии: Клейн-Нейдорф — 226, Курдуманова — 217, Пивоварова — 92, Москолов хутор — 63, Михельсталь, в котором проживал 51 немец.
Аналогичное расселение наблюдалось по Глюкстальскому приходу: мелкое размещение имело место в селах Койеркера (36 человек), Стралерса (22), Григориополь (11), Кадерин (8), Ягорлык и Васильевка (по 6), Окны (5), Флера (4), Берсаловка (2). Сформировались и более крупные села: Ней-Глюксталь (199) и «Прекрасная степь» близ Григориополя (190). Часть немцев обосновалась и в городах — в конце XIX в. они проживали в Дубоссарах (72 человека), Григориополе (46), Тирасполе (несколько десятков). Эти сведения, кроме прочих, характеризуют степень влияния социально-экономической эволюции в процессе формирования фермерских и «гросбауэрских» хозяйств на моноэтничность немецких колоний.
Болгары. Другим контингентом иностранных переселенцев, осевших в Приднестровье, были болгары. Их приток и устройство как особого разряда крестьян связаны с балканской политикой, которую проводило царское правительство. В 1802 г. специальным указом дозволялось болгарам и грекам, прибывшим из Турции, селиться «на казенном иждивении» в пределах России. При этом им предоставлялись существенные льготы: освобождение от налогов и повинностей на 10 лет, а также от рекрутчины и постоя; получение ссуды; беспошлинный провоз товаров на сумму 300 руб. для каждой семьи и др. Вскоре переселенцы основали ряд колоний в Тираспольском, Одесском и Херсонском уездах — Большой Буялык, Малый Буялык, Терновку, Кубанку, Катаржины, Парканы. Известны исторические факты о поселении отдельных групп болгар в Приднестровье задолго до массового притока их в Буджак и на Южную Украину. Самым ранним по времени считается оседание их в с. Плоть Балтского уезда.
В результате народной колонизации в селении сложилось четыре «кута» — Слобода, Руснацкое поселение, Молдавская сторона и Болгарка. В Болгарку переселенцы прибыли во второй половине XVII в., построили там свою церковь и около столетия занимались сельским хозяйством. В 60-е годы XVIII в. все селения, особенно Болгарка, дважды подверглись жестокому разорению: в 1768 г. — отрядами Максима Железняка, а в 1769-м — турецкими военными силами, которые сожгли болгарскую церковь и уничтожили села. Оставшиеся в живых болгары вернулись на родину.
Однако полностью болгары истреблены не были, поскольку в небольших количествах проживали в ряде других селений. В частности, в конце XVII столетия они зафиксированы в м. Ягорлык, а также в селах Великовка и Ташлык, что подтверждают сведения в материалах ведомства иностранных дел России, относящиеся ко времени конца XVII — начала XVIII в. Аналогичные данные содержатся и в инструктивном документе для послов и дипломатических курьеров о пути их следования из Москвы через Украину и Приднестровье в Измаил и далее за Дунай. Ягорлык находился на территории Речи Посполитой, а два других названных селения, которые подчинялись непосредственно военному командованию гарнизона Бендерской крепости, — в пределах Крымского ханства.
И еще один важный факт: V ревизия (1794-1795 гг.) выявила в г. Дубоссары 102 семьи (407 человек) болгар. Когда и откуда они пришли в этот старый приднестровский город, пока неизвестно. Позже, с юридическим оформлением разряда «задунайских переселенцев», на территории Бессарабской области (1819-1820 гг.) эти семьи влились в округа колонистов, т. е. ушли из Дубоссар.
Статистические данные о населении бывшего «Побережского имения» князя Любомирского (90-е годы XVIII и начало XIX в.) констатируют, что болгары жили в селах Кошница (57 семей), Дороцкое (40 семей) и других селениях к югу от Дубоссар (по несколько семей). К 1820 г. «задунайские переселенцы» обрели особый статус колонистов и большой земельный фонд казенного ведомства. Болгары Приднестровья частью ушли в Буджак, где переселенцы с Балкан основали десятки новых селений.
В 1804 г. из района Адрианополя прибыло в Одессу 320 семей болгар, которые несколько позже расселились в Кубанке и Парканах. Колония Парканы была основана на месте бывшего селения (в 80-90-е годы XVIII в. оно обозначено на военно-топографических картах), но с новым названием — Старые Парканы. В дальнейшем, уже в 1822 г., туда прибыла большая группа болгар из других населенных пунктов Херсонской губернии и заложила по соседству другую колонию — Новые Парканы. Спустя некоторое время обе колонии слились в одну, к которой вновь возвратилось название Парканы. Отметим также, что жители Паркан в 90-е годы были включены в население основавшегося г. Тирасполя, а на их место пришли болгары-переселенцы из г. Бендеры, так что к 1804 г. селение не пустовало.
Устройство колонии Парканы, хозяйственное обоснование и ориентация поселенцев, нарезка и обмежевание земли заняли несколько лет. Государство никакой финансовой поддержки колонистам не оказывало. Огромная земельная дача, составлявшая более 27 тыс. десятин (около 30 тыс. га), была закреплена документально в 1808 г. Болгары традиционно придерживались семейности — нераздельно, под одной крышей, жили несколько поколений. Население колонии быстро росло.
В 1814 г. в Парканах на 95 семей приходилось 69 плугов, 60 борон, 173 телеги, 260 лошадей, 1 320 голов крупного рогатого скота, 2 500 овец и 26 свиней. Известно, что для «полного плуга» малороссийской конструкции требовалась упряжка в 6-8 волов, а значит, не все семьи имели плуг, так как не у всех была возможность составить полную упряжку. Поэтому на первых порах колонисты занимались традиционными для них овцеводством, интенсивными отраслями земледелия и шелководством. Следует отметить, что в 1808 г. херсонский военный губернатор и известный политический деятель Дюк де Ришелье выдвинул проект развития Паркан как специализированного шелководческого селения, что и было законодательно оформлено в 1820 г. сенатским указом. Для начала под тутовые плантации надлежало выделить 670 дес., затем — присоединить к колонии еще более 5 тыс. дес. для подселения новых колонистов-шелководов. Эта специализация включала в себя три ветви деятельности: тутоводство, коконоводство и шелководство (как отрасль промышленности). Однако ни желание крестьян, ни технический уровень производства шелка, ни рынок не способствовали реализации ришельевского замысла, и для парканских женщин это дело являлось лишь подсобным к земледелию и животноводству занятием.
Как этническая диаспора парканские болгары придерживались в быту, языке, занятиях хозяйством, воспитании детей, вероисповедании многовековых устоев своей исторической родины. На протяжении многих десятилетий жизнь болгар Балканского полуострова была сопряжена с непрерывной борьбой против иноземных поработителей. Здесь же, на берегу Днестра, спокойная обстановка и льготы, которыми пользовались колонисты в России, позволяли бывшим беженцам создать образцовую болгарскую колонию в южной зоне Приднестровья.
В пореформенные десятилетия население Паркан стало заметно пополняться неболгарами. Так, по всеобщей переписи 1897 г., в Тираспольском уезде числилось 8 864 болгарина (подавляющее большинство в Парканах), в том числе в городах Тирасполь, Григориополь и Дубоссары — 63 человека. Рассеянно болгары проживали также в отдельных селах — Овидиополе, Маяках. Болгары Тираспольского уезда находились в постоянных и многообразных контактах с соплеменниками — крестьянами Буджака и колоний Одесского уезда.
Евреи. Один из значительных этносов представляли в приднестровском регионе евреи. В городах они проживали еще до присоединения Приднестровья к России, в конце XVIII столетия. Например, V ревизией (1794-1795 гг.) в Дубоссарах учтены 483 еврея, а когда был основан Тирасполь, они вселились и туда. В 1795 г. там насчитывалось 464 человека еврейской национальности — для строящегося города это было довольно большое число.
Евреям было запрещено жить постоянно в селах, деревнях и хуторах 15 губерний, входивших в черту оседлости; им разрешалось поселяться лишь в местечках и городах. Однако они все-таки выбирали себе место жительства за линией оседлости и в сельской местности. На территории Тираспольского уезда еврейские селения не сложились, а в северной зоне они возникли к середине XIX в. Кроме того, евреи устраивались в помещичьих имениях в качестве мелких арендаторов угодий и причислялись к особому разряду сельских жителей — «вольным людям».
Личный фонд академика П. Кеппена содержит ряд сведений о еврейских селениях (колониях) по северной зоне. В 50-е годы таковые находились главным образом в Балтском уезде и были довольно населенными: в Гологе проживало 1 824 еврея, Абазовке — 1 231, Богачевке — 790, Маншуровке -788, Покутино — 638, Чебановке — 538, Кулаговке — 511, Велярке — 470, Гельбшкове — 453 и Гершуковке — 371 человек. В пределах Ольгопольского уезда отмечено лишь одно еврейское селение — Кузьмин (293 жителя).
В южной зоне насчитывалось более 5 тыс. евреев в Тираспольском уезде и 1 300 — в Ананьевском.
Отметим, что Подольская и Херсонская губернии были включены в черту оседлости.
По данным Центрального статистического комитета России, в 1870 г. в Подольской губернии зафиксировано 242,5 тыс. евреев, в Херсонской — 132 тыс. (без Одесского градоначальства), а в начале 80-х годов — соответственно 419 тыс. (18,7% от всего населения) и 140 тыс. (9,5%). Одесское градоначальство насчитывало 73,4 тыс. человек (3,8%).
В конце XIX — начале XX столетия в обеих зонах Приднестровья евреи концентрировались главным образом в городах. Согласно переписи 1897 г., в Тираспольском уезде они составляли 23 811 человек, или 10% от всего населения, а в населенных пунктах были представлены следующими абсолютными и относительными величинами: в Тирасполе — 8 568 человек (27%), Дубоссарах — 5 326 (44%), Григориополе — 832 (11%), Маяках — 644 (14%), Овидиополе — 394 (7,6%), в Бендерах — 34% от всего населения.
По данным официальной статистики за 1904 г., евреи продолжали прочно удерживаться в Приднестровье (в относительных показателях). Приводим данные о мещанах: в Балте — 58,4%, Ольгополе — 53,3%, Дубоссарах — 43,1%, Бендерах — 33,5%, Тирасполе — 30,5%, Ананьеве — 21,1%, Овидиополе — 17,3% и в Григориополе — 11%.
Поляки. Когда-то в Приднестровье поляки проживали в большом количестве, но наиболее компактным и своеобразным по своему происхождению селением, сохранившимся до наших дней, являлась Рашковская Слобода. Изначально оно возникло и существовало на земле, выделенной князьями Любомирскими рашковскому армяно-католическому костелу в середине XVIII в. Основателем селения был настоятель костела Вардересович, которому было предоставлено 132 дес. земли из дач, принадлежавших Рашкову, Строинцам и Вадул-Туркулуй. Некоторое время селение носило название Слободка Ксендзовка, затем за ним закрепилось другое наименование — Рашковская Слобода. В конце XVIII столетия численность его постоянного населения составляла 25 человек, в 1811 г. — 50, в 1816 г. — 60. В дальнейшем оно неуклонно росло, и в 30-е годы здесь уже насчитывалось около 90 человек. Крестьяне слободы являлись феодально-зависимыми от костела, отбывали барщину в пользу его настоятельства и вносили натуральный оброк. Все слобожане были католиками. Словом, в Приднестровье сплошного польского поселения не сложилось и колонизация не состоялась. Разрозненно, единицами и по несколько десятков человек, поляки проживали во многих приднестровских селениях Ольгопольского и Балтского уездов в течение XIX в. Почти во всех частновладельческих и казенных селах северной зоны поляки-землевладельцы либо жили в качестве арендаторов («посессоров»), либо входили в управленческую верхушку имений крупных землевладельцев. Численность поляков-дворян по признанному сословному праву и по Поляки — «вольные люди» происхождению, но не подтвердивших это документально, была небольшой. Согласно выявленным П. Кеппеном статистическим данным, в середине 30-х годов в Балтском уезде насчитывалось 1 259 потомственных и личных дворян и 3 683 однодворца, а в Ольгопольском уезде — соответственно 700 и 786. Таким образом, в этих уездах проживали 1 959 дворян и 4 469 однодворцев. Приведенные выше сведения не противоречат этим цифрам, так как часть последних осела в сельской местности, часть влилась в прослойку «вольных людей», некоторые остались в городах, вошли в администрацию поместий, т. е. не все они принадлежали к крестьянству. Важно подчеркнуть, что жившее в названных уездах малочисленное польское дворянство держало многие тысячи крепостных крестьян в крайне жестких условиях.
Бывшие шляхтичи, обезземеленные, но не смешавшиеся с крестьянской массой, в 40-е годы были переведены в разряд однодворцев. Они стремились сохранить оставшиеся сословные традиции и жили обособленными обществами, со своей выборной администрацией и низовыми судами.
По данным середины 40-х годов, в 13 селениях Ольгопольского уезда проживали 1 110 однодворцев, в том числе в Рашкове — 351, Дмитрашковке — 190, Загнитовке — 110, Каменке — 109 душ обоего пола. Как видно, они предпочитали концентрироваться в местечках. Южнее, в Балтском уезде, среди жителей 26 приднестровских сел в те же годы числилось 830 однодворцев из числа бывших шляхтичей. В целом в подольском Приднестровье тогда осели 1 460 человек этого разряда сельских жителей.
Не утвержденные в дворянском звании обедневшие польские шляхтичи частью вошли в категорию «вольных людей», т. е. сельских жителей некрепостного «правового состояния», и проживали в основном в Ольгопольском уезде. Характерно, что эти бывшие дворяне предпочитали жить в близком соседстве (однодворцы, «вольные люди» и часть «чиншевой шляхты» группировались в помещичьих селениях, не сливаясь с основной массой крестьян) и старались заручиться покровительством местных землевладельцев-поляков и их администрации.
В конце XIX столетия в южной зоне Приднестровья — селениях Тираспольского уезда — всеобщей переписью зафиксированы 1 907 поляков, из них в Тирасполе — 1 003, Дубоссарах — 44, Григориополе — 25, Маяках — 12 человек. Численность поляков в городах Приднестровья в начале XX в. (1904 г.) оставалась незначительной, лишь в Ольгопольском уезде они составляли 21,5% от всего населения. В Григориополе и Дубоссарах их насчитывалось только по 0,3%, в Бендерах — 0,7%, Овидиополе — 1,2%, Балте — 2,4%, Тирасполе — 6,8%. Отметим, что и в двенадцати городах Бессарабской губернии удельный вес поляков выше 3,1% не поднимался.
Польский костел в Рыбнице, действовавший с 1817 г., превратился в центр целого округа верующих. По данным конца 80-х годов XIX в., к нему были приписаны соответствующие прихожане 32 селений — всего 971 человек. (Для нас это важно и в том отношении, что эти сведения в какой-то мере освещают численность поляков на Балтщине.) Видимо, такая роль костелу была отведена изначально: в Рыбнице к началу XIX в. проживало незначительное число поляков. Вот данные о составе ее населения: молдаван — 38 дворов (268 человек), украинцев — 21 двор (105 человек), евреев — 8 дворов (32 человека), шляхты, т. е. поляков, — 6 дворов (12 человек), цыган — 1 двор (4 человека). Однако уже в начале 90-х годов в Рыбнице проживало 550 католиков.
Для справки приводим сведения о поляках в Подольской губернии начала 60-х годов XIX в.: всего поляков — 43 тыс., в том числе дворян — 29 950, мещан — 17 тыс., однодворцев — 6 300 и крестьян — 5 060 человек. Землевладельцам-полякам принадлежали 1 194 имения (из 1 331 имения в губернии), 6/7 от общего числа крестьян и 90% площади частновладельческой земли.
Армяне. Относительно немногочисленный этнос в Приднестровье составляли армяне. Занимаясь торговлей и ремеслами, они с XVI столетия концентрировались главным образом в городах и местечках. Эти виды деятельности были для них традиционными. В Могилеве-Подольском, Балте, Рашкове их общины действовали до присоединения Подолии к России в 1793 г. Впоследствии армяне частично переместились в крепнущие центры торговли в Бессарабской области, Подунавье, но особенно их привлекала Одесса. Безусловно, особую страницу в истории армянской диаспоры составляют возникновение и последующая историческая судьба города-колонии Григориополь.
В XVIII столетии г. Рашков входил в Брацлавское воеводство Речи Посполитой и принадлежал магнатской семье Любомирских. В 20-е годы они купили этот город в числе других имений у не менее могущественных землевладельцев Конецпольских и владели им до середины 90-х годов. Как известно, в то время правительство Екатерины II приобрело у Любомирских за большую сумму так называемое «Побережское имение» — обширный земельный массив в Приднестровье и Побужье, где находился и Рашков.
Город издавна был многонациональным. Среди горожан выделялись армяне, общины которых, по грамоте Ю. Любомирского 1751 г., пользовались автономией («армянский квартал»). Занятия их типичны для тех времен — торговля и ремесло, некоторые семьи «промышляли» еще коневодством. Община исповедовала католицизм.
Наиболее яркую фигуру среди рашковских армян являл собой священник Антон Вардересович, который с 1763 г. был настоятелем армяно-католического костела, а в 1812-1822 гг. после возведения в сан епископа пребывал в Могилеве-Подольском, крупнейшем центре сосредоточения приднестровских армян.
С начала XIX в., когда город был «пожалован» новым владельцам — А. Тутолминым, численность армян в Рашкове стала сокращаться. Да и город терял свое былое значение, превращаясь в местечко. Начиная с 1809 г. из-за конфликта с Тутолминым многие армяне переезжали в Каменец-Подольский и Львов, и к 1820 г. их в Рашкове почти не осталось. Часть из них ассимилировалась, однако благодаря переселявшимся сюда другим единоверцам костел продолжал действовать. Это поместье, сложившееся еще в 1747 г., усилиями А. Вардересовича было населено польскими крестьянами и превратилось в селение Рашковская Слобода. Другое небольшое селение Костановка, тоже основанное армянским приходом, было отобрано казной и стало государственным. Со временем костел в Рашкове превратился в этноцентр армян-единоверцев (католиков) микрорегиона и действовал в течение всего XIX столетия. В конце века он обслуживал около 1 160 прихожан Рашкова и более отдаленных местечек и селений. Однако большинство армян в Приднестровье исповедовали григорианство — это, прежде всего, жители Григориополя и других городов (например, в Тираспольском уезде в 1905 г. проживали 487 армян-григорианцев).
Вторым крупным очагом поселения армян являлся г. Балта. Сама история Балты достаточно своеобразна. Довольно продолжительное время на берегах Кодымы, притока Буга, существовали два города со своими крепостями. Они принадлежали разным государствам: левобережный город находился на территории Речи Посполитой, правобережный подчинялся Крымскому ханству (потом был отдан его сюзерену — Турции). На польской стороне магнат Юзеф Любомирский в 90-е годы XVII в. построил город-крепость Юзефград с тремя тысячами жителей, где установил постоянную и сильную пограничную службу. А примерно через полвека крымские власти основали поселок Барта (впоследствии Балта), жителями которого стали беглые крестьяне из Украины, России, Молдавии и даже Белоруссии, а также старообрядцы и казаки-некрасовцы. В 60-е годы XVIII столетия армяне создали в Юзефграде свою общину (колонию) из 30 семей. Положение общины было противоречивым: с одной стороны, здесь имелись широкие потенциальные возможности для развития торговли, ремесел и сельскохозяйственного производства, а с другой — создавалась постоянная напряженность, вызываемая конфликтами и вооруженными столкновениями с балтскими татарами, которые не признавали святости договоров. Армяне вместе с другими жителями несли на себе тяжкий груз последствий от разорительных военных противоборств, эпидемий и других невзгод. Словом, пограничье жило по своим законам: оборона-нападение.
Армянские ремесленники объединялись в цехи кожевников, ювелиров и каменщиков; наиболее преуспевали первые. Отметим, что в Польше цехи — ремесленные общества — создавались по религиозному принципу; иноверцы и ремесленники из других этносов в цеховые организации не принимались и вынуждены были заниматься своим делом в одиночку, что в условиях конкуренции было достаточно сложно. Торговцы активно участвовали в товарооборотах не только на местных ярмарках и базарах, но и в пределах всего Екатеринославского наместничества.
В результате Ясского мира 1791 г. и второго раздела Польши Юзефград и Балта оказались в пределах российской территории. Юзефград был переименован в Еленск, а несколько позже оба они слились в один под названием Балта. Все это время армяне продолжали жить в этих городах, хотя частично и расселились в ближайших селениях.
Царское правительство в отношении армян вело покровительственную политику, которая в известной мере была обусловлена политическими обстоятельствами. Сама императрица Екатерина II предписывала местной администрации оказывать армянам внимание, чтобы «…не только все перешедшие в пределы наши сохранены были, но и чтобы находящиеся за границей их единоверцы, видя их благоденствующих, к ним присоединились».
Цыгане и другие мелкие этнические группы. Небольшую по численности, но рассредоточенную по всей территории Приднестровья этническую группу составляли цыгане. Многие из них издавна проживали в этих местах, другие приходили из-за Днестра в течение XVIII-XIX вв. Благодаря V ревизии в середине 90-х годов XVIII в. были выявлены локальные очаги их расселения. Так, в Тирасполе в ревизскую сказку попали 72 семьи (329 человек). В с. Белочи Балтского уезда цыгане, вышедшие из Бессарабии, являлись первопоселенцами (наряду с молдаванами и украинцами). В Красном Куте выходцы из Бессарабии также осели еще в XVIII столетии и жили до конца XIX в. Разрозненно, по одной-две семьи, цыгане проживали почти во всех селах Ольгопольского уезда.
В середине 40-х годов XIX в. более или менее компактно цыгане проживали в Тирасполе (560 человек), Григориополе (241) и Дубоссарах (219). В 25 селениях государственных крестьян Тираспольского уезда насчитывалось 164 человека; только в Слободзее и Чобручах числилось по несколько семей, в большинстве же сел — по одному семейству. Занимались местные цыгане главным образом ремеслами, необходимыми в сельском быту.
Среди мелких этнических групп следует отметить греков, которые не задерживались в городах и местечках и мигрировали в Одессу и дунайские порты. По V ревизии, в 90-е годы XVIII столетия в Дубоссарах в сказки попали 220 греков, однако буквально через 10 лет их там уже не было. В Тираспольском уезде в 1859 г. числилось 30 греков. Уникальным в этническом отношении было с. Емиловка Балтского уезда. Это было чешское поселение, где в 50-е годы значилось 103 жителя.
. Категории крестьян
Крестьяне — это собирательная, внутренне раздробленная социальная категория, включающая в себя совокупность жителей, занятых в сельскохозяйственном производстве, непосредственно связанная с землей и находящаяся в аграрных отношениях с ее собственниками (если сами не имели частной земельной собственности). Как собирательная общность крестьянство в прошлые века состояло из различных разрядов и групп, которые различались социально-правовым положением и степенью зависимости от главных собственников земли — частных владельцев (помещиков, монастырей и др.), государства, удельных ведомств, заводов и пр.
Крестьянство характеризовалось разнотипной структурой. Основным фактором этой дробности являлись аграрные отношения, другие различия — в правовом положении, возможностях хозяйственной деятельности, системах управления — были сопутствующими.
По степени феодальной зависимости крестьяне делились на лично-закрепощенных и лично-свободных. К первым относились дворовые и крепостные, ко вторым — государственные крестьяне, колонисты и казаки. Крестьяне феодально-зависимых разрядов, т. е. проживавшие на чужой земле и выступавшие в качестве землепользователей, являлись собственниками лишь своих орудий труда, своего рабочего скота и другого движимого и недвижимого имущества.
Государственные крестьяне. В приднестровской полосе Тираспольского уезда большинство селений располагалось на казенных землях. С присоединением уезда к России необходимо было решить две задачи первостепенной государственной важности: привлечь крестьян на эти территории и освоить сельское хозяйство. Царское правительство не только санкционировало, но и материально поддерживало эти процессы — легализовало устройство беглых на земле, поощряло приток государственных крестьян, раздавало («пожалование») большие участки помещикам под заселение (включая и переселение туда крепостных), щедро субсидировало градостроительство (Одесса, Николаев, Тирасполь, Григориополь, Дубоссары, Овидиополь), обеспечивало города обширными земельными угодьями. Проводилась военно-хозяйственная колонизация.
Казачьи формирования, базировавшиеся в прикордонной полосе Приднестровья и к востоку от него, высвобождали из своих станиц значительные контингенты нестроевых казаков с семьями для поселения в долине Днестра. Так, с Побужья из Бугского казачьего войска пришли на эти территории и расселились в Малаештах, Тее, Токмазее, Спее, Ташлыке, Шипке и Делакеу более двух тысяч молдаван, пополнив крестьянские общины казенных селений.
С заключением Ясского мира 1791 г., по которому к России отошла Очаковская область, в Приднестровье, на прежние места, стали возвращаться крестьяне. К середине 90-х годов здесь действовало уже более 30 церковных приходов, подкреплявших преемственность возрождавшихся сел, которые существовали до погромов и опустошений прежних времен.
Жившие до 1791 г. на Очаковской земле, т. е. вне пределов России и Молдавского княжества, крестьяне являлись зависимыми от феодалов Крымского ханства. Их аграрные и социальные отношения с собственниками земли и в период господства здесь Крымского ханства, и после захвата Очаковской области султанской Турцией в конце 70-х годов XVIII в. оставались неизменными, поскольку феодальная система обоих государств была однотипной. Историк П.А. Надинский писал, что «…экономический строй Крымского ханства, с его восточным деспотизмом, в основных чертах сходный с экономическим строем, господствовавшим в те времена в Турции, являлся исторически отсталым, консервативным».
Однако, несмотря на феодальную зависимость крестьян, там не было барщинных повинностей, поскольку эта зависимость землепользователей определялась господствовавшей в этом регионе разновидностью «государственного феодализма». Крестьяне платили только денежный либо смешанный денежно-натуральный оброк. По сведениям современников, относящимся к 60-м годам XVIII столетия, известно, что вся земля, которая являлась собственностью хана, отдавалась на откуп кому-либо из местных феодалов или управителей — чаще ханскому наместнику («каймакаму»). Сельские жители платили оброк либо «в год со всякого прибытка скотского и промышленного десятая доля», либо «с плуга», «с севной борозды», от «всякой избы деньгами и с урожая хлеба» — «по пропорции состояния» землевладельца, т. е. дифференцированно. В ведении каймака находилась и администрация трех округов — Дубоссарского, Балцянского и Каушанского, т. е. в районе Буджака.
По сведениям 80-х годов, когда Очаковская область находилась под непосредственным владычеством Турции, угодья эксплуатировались крестьянами «отчасти для хлебопашества, но больше для скотоводства», за что они платили, как прежде, «десятину», т. е. натуральный оброк в размере десятой части поголовья или другой продукции от животноводства, хлебопашества и «прибытка» торговли.
С начала 90-х годов Приднестровье с каждым годом пополнялось значительным контингентом переселенцев — беглых людей, государственных крестьян с Украины, крепостных, привезенных помещиками из центральных и украинских губерний, казаков, колонистов из числа иностранных выходцев, отставных военнослужащих, царан, переведенных из Молдавии боярами. Все они получили в общей сложности 260 тыс. десятин угодий в качестве щедрых «пожалований».
Вопрос о разрядности этих поселенцев, их социально-правовом статусе был однозначно решен вскоре после Ясского мира: весь наличный земельный фонд в южной зоне Приднестровья был объявлен казенным, а расселенные на нем крестьяне — государственными. Межевание земель выявило большие резервы пустующих участков, которые затем были отведены городам под поселение колонистов, переданы в ведение лесного ведомства либо сданы до поры до времени в аренду откупщикам как «оброчные статьи».
Непосредственно в приднестровской полосе частновладельческое землевладение не захватило доминирующих позиций. Оно концентрировалось восточнее, ближе к Побужью, так что в конце 50-х годов, т. е. накануне крестьянских реформ, из 241 помещичьего имения на территории Тираспольского уезда недалеко от Днестра находилось лишь шесть.
Как зафиксировала очередная ревизия, в результате миграционных процессов уже к середине 90-х годов приднестровские казенные селения становились более многолюдными (по меркам того времени). Это хорошо прослеживается по следующим статистическим данным о численности крестьян (душ обоего пола) по отдельным селам: Бутор — 554, Глиное — 394, Гоян — 273, Делакеу — 326, Дубово — 236, Карагаш — 204, Коржево — 269, Коротна — 464, Кочиеры — 336, Кошница — 779, Лунга — 1 160, Малаешты — 365, Моловата — 274, Незавертайловка — 462, Перерыта — 396, Погребя — 181, Роги — 116, Слободзея — 333, Спея — 213, Суклея — 312, Ташлык — 300, Терновка — 592, Тея — 284, Токмазея — 243, Черная — 345, Чобручи — 634, Шипка — 219, Ержово — 159 человек. Следует отметить, что некоторые села были малолюдными, но процесс вселения мигрантов в них проходил достаточно активно.
Сельские общины казенных селений пополнялись переселенцами из-за Днестра и с территории Украины, а также беглыми и представителями других сословий. Так, некоторое время отдельную группу в разряде государственных крестьян южной зоны представляли однодворцы, которые впоследствии слились с основной массой крестьян. По данным VII ревизии (1815 г.), в селах Слободзейской и Яской (центром ее являлось с. Яски, находившееся в Приднестровье, южнее Слободзеи) волостей их было зафиксировано около 700 ревизских душ. Другой группой являлись «отставные нижние чины» — солдаты, унтер-офицеры, матросы, члены их семей. В 50-е годы в Тираспольском округе насчитывалось до 260 человек, находящихся по «попечительстве» палаты государственных имуществ, к ним причислялись рекруты из государственных крестьян, возвращавшиеся по разным причинам в свои селения, а также солдатские и матросские дети.
Вливалась в общины часть «обязанных поселян», которым в конце 20-х годов было дозволено уходить из своих селений и устраиваться на казенных землях, но, естественно, по согласованию с общинами.
В конце 50-х годов, по Парижскому миру 1856 г., жителям отторгнутого Подунавья разрешалось в течение полутора лет переселяться за Днестр. Этой возможностью воспользовались государственные крестьяне и горожане, например г. Измаила, которых приняли общины сел Суклея, Незавертайловка, Дубово и г. Дубоссары. Одновременно в Приднестровье мигрировали и другие «выходцы из-за Дуная».
С 90-х годов XVIII столетия в южную зону стали прибывать крестьяне из крепостных селений не только северной зоны, но и со всей территории, ранее подвластной Речи Посполитой (до второго ее раздела). Документы, в частности материалы ревизии 1795 г., отражают статистические сведения о вселении крестьян в Дойбаны, Дубово, Малаешты и другие села.
Формирование разряда государственных крестьян в Приднестровье проходило одновременно с размежеванием и землеустройством в этой полосе. Так, в 90-е годы XVIII — начале XIX в., сразу после Ясского мира, по решению правительственных инстанций в этот разряд зачислили сельских жителей так называемого Дубоссарского округа (от р. Ягорлык до с. Терновка). Правда, не обошлось без борьбы крестьян против помещиков и чиновников разных рангов, которые присвоили себе часть казенных земель вместе с проживавшими на них крестьянами. Царские власти вынуждены были частично умерить интересы захватчиков и включить селения в казенное ведомство.
Южнее, на территории Тираспольского округа (от Терновки до Незавертайловки), вышла «накладка»: после Ясского мира этот район был объявлен казенным, однако его жители вместе с казаками вошли в состав Черноморского войска. Большая часть жителей попала в разряд его «подданных». С передислокацией войска на Кубань в 1792 г. «подданные» и другие поселенцы этой полосы, исключая район г. Тирасполя, были объявлены государственными крестьянами. Помещики, воспользовавшись нестабильностью Черноморского казачьего войска, вторглись в казенный земельный фонд и, заключив частные сделки с офицерами войска, приобрели их «ранговые» участки. Возникшая напряженность вынудила царское правительство вмешаться в конфликт и предписать властям Екатеринославской губернии, куда входил Тираспольский уезд, «блюсти, чтобы казенные селения не были смешаны с помещичьими». Таким образом в полосе от Ягорлыка до Днестровского лимана сплошное казенное землевладение было восстановлено и передано в пользование государственных крестьян, колонистов и горожан.
Государственные крестьяне южной зоны в социально-правовом отношении являлись собирательной категорией. Как и в других регионах страны, главным признаком их «сословного» единства была общность в поземельной зависимости от государства — верховного земельного собственника — и в административно-управленческой системе. Выше уже отмечалось, что структурной однородности и постоянства у них не было. Составные компоненты разряда подвергались изменениям в силу разных причин, и Украинский крестьянин — русин в первую очередь из-за направленности политики правящих кругов. Так, по их воле, обусловленной государственными интересами, в течение первой половины XIX столетия в состав разряда были включены поселенные солдаты, однодворцы, бывшие казаки, переселенцы из внутренних и украинских губерний, частично «обязанные поселяне», выходцы из духовенства, отпущенные на волю и осужденные крепостные крестьяне, иммигранты и др. Все эти категории были давно нивелированы и утратили первичные социальные особенности.
Некоторое время известным своеобразием отличались «отставные нижние чины». Более других оказались обособленными «вольные матросы». Как специфическая группа они возникли в 30-е годы и предназначались «для простейших работ» (на договорных началах) на судах коммерческого профиля. Комплектовались матросские товарищества, или «цеха вольных матросов», в основном из государственных крестьян приднестровских селений и мещан подунайских городов, что объяснялось их веками выработанной природной приспособляемостью к водному транспорту. Поступившие в цех крестьяне пользовались рядом налоговых и повинностных льгот: при сохранении наделов они освобождались на 20 лет от платежей, трудовых повинностей и рекрутчины. Их обязанности сводились к следующему: каждая семья должна была выделить одного мужчину для обучения сроком на 5 лет в экипаж военных судов, после чего ему предстояло еще столько же лет прослужить по найму на купеческих судах для обеспечения прибрежного плавания. Позже в набор стали включать каждого десятого женатого мужчину. Экипажи этих судов составлялись только из «вольных матросов», которые полностью обслуживали судоходство (в том числе и пароходство) на Днестровском лимане. Их жалованье значительно превышало доходы от крестьянского хозяйства.
В Приднестровье в цехи первоначально вступило 324 мужчины из 18 казенных сел и городов Тирасполя и Дубоссар, к концу 40-х годов их численность возросла до 620, а в 1858 г. — до 711 человек. «Вольные матросы» из государственных крестьян были и на правом берегу Днестра. По числу вступивших в цехи выделялись Спея, Бутор, Дубоссары, Слободзея, Кошница, Коржево, Лунга, Чобручи, Токмазея, Шипка и Суклея.
Кроме того, мобилизованные крестьяне активно участвовали в Крымской войне на кораблях Черноморского флота.
В административном отношении крестьяне-матросы были частично обособлены от учреждений Министерства государственных имуществ: у них были свои, матросские, старшины и старосты, подотчетные заведующему обществами «вольных матросов» в Новороссийском крае; заведующий, в свою очередь, подчинялся новороссийскому генерал-губернатору. Для обсуждения и решения текущих профессиональных дел практиковались «сборы» (собрания) и совещания в «сборных домах», главный дом размещался в г. Овидиополе. Однако как государственные крестьяне (особенно члены их семей) они полностью из-под «попечительства» палаты государственных имуществ не исключались. Немногочисленная обособленная группа «вольных матросов», состоящая из нескольких сотен крестьянских семей, продержалась в Приднестровье до 1866 г. — времени реформы в казенных селениях.
Согласно Правилам о распределении земель Новороссийского края, принятым в 1806 г., общинный 15-десятинный размер надела следовало дополнить запасными участками для будущих поселенцев и временно использовать, сдав в аренду в качестве земельных «оброчных статей». Из этого фонда должен был пополняться надельный массив. В конце 40-х годов Министерство государственных имуществ сократило величину подушного (мужского) надела до 8 дес., так что в канун реформы 1866 г. в Тираспольском округе государственных имуществ на 6 149 дворов приходилось 136 тыс. дес. всей земли, т. е. подворный надел в среднем составлял 22 дес., что свидетельствовало об удовлетворительной земельной обеспеченности. Однако не следует забывать, что преобладающей системой земледелия по-прежнему оставалась переложная, при которой под посевом находилась обычно треть надела, или чуть более 7 дес., а это по количеству пахоты уже приближалось к малоземелью. Спасали положение плодородные приднестровские земли, которые были лучшими во всей Херсонской губернии, поскольку находились недалеко от реки, и благоприятные климатические условия, что, безусловно, компенсировало сокращение надела.
Этнический состав крестьян — «вольных матросов» — отличался своеобразием и неоднородностью. Большую часть населения составляли молдаване, но по соседству или в одном и том же селении могли проживать и украинцы, и русские, и поляки, и гагаузы. Отмечались селения, в которых от 1/5 до 1/3 дворов были русскими либо украинскими, особенно в этом отношении отличались Слободзея, Незавертайловка, Коротное, Глиное, Терновка, Кошница, Дубово, Спея, Дороцкое, Перерыта. В ряде сел прижились и цыгане. Социально-правовое положение государственных крестьян определялось общероссийским законодательством, воплощавшим их юридическую зависимость от дворянского государства.
Феодальная собственность государства на землю создавала специфические производственные отношения, при которых этот разряд крестьян подвергался эксплуатации через феодально-податную систему: взимание феодальной ренты в виде подати, денежного оброка, земских и мирских сборов и других государственных налогов. Раскладка платежей и их погашение осуществлялись по принципу круговой поруки, выгодной и надежной для казны. Общины собирали платежи с «экономических дворов», которые вносили их за себя, за умерших, беспомощных, старцев, беглых и покрывали долги.
Размеры налогов возрастали, а фискальная политика ужесточалась. К середине века на ревизскую душу приходилось около 8,5 руб. серебром текущих платежей да 13,5 руб. накопившихся недоимок, т. е. всего 22 руб. Недоимки были вызваны главным образом слабым развитием денежных отношений в казенной деревне, стихийными бедствиями, чрезвычайными событиями, несоответствием растущих объемов налогообложения реальному хозяйственному потенциалу крестьянских дворов, невысокой их доходностью и рядом других причин. Взыскание очередных платежей и недоимок было похоже на поспешную расправу с неплательщиками: распродажа жизненно необходимого в хозяйстве имущества, передача части надела в пользование зажиточным семьям и другие тяжкие для крестьян меры, которые еще более усугубляли недоимочность. Так, на 1852 г. (канун Крымской войны) в Тираспольском округе оставалось 236 тыс. руб. серебром недоимок. К этому надо добавить местные налоги и большой перечень «натуральных повинностей» — подворной, дорожной, этапной, постойной, рекрутской, почтовой, на содержание бечевика на Днестре и общественные запашки. Кроме того, в период войн (1806-1812, 1812-1813, 1828-1829, 1848, 1853-1856 гг.) Приднестровье становилось прифронтовой полосой, что также приводило к материальному упадку.
Отметим, что население Бессарабской области около полувека не несло рекрутской повинности в отличие от Приднестровья, которое в течение всего этого периода ежегодно теряло значительный контингент молодых, трудоспособных и активных работников. Да и тяжесть чрезвычайных повинностей в большей степени несла именно южная зона. Все это приводило к падению платежеспособности, например в 1854 г. недоимки выросли на 25%.
Давление на крестьян осуществлялось государством через отлаженную административную систему — Министерство государственных имуществ, палаты, окружное управление, волостные и сельские управления, со всей их громоздкостью и неподотчетностью губернским учреждениям. В палате государственных имуществ и окружном управлении административные функции возлагались на дворян или ставленников дворянства.
Реформа П.Д. Киселева 1839 г. создала цепь учреждений и индивидуальных исполнителей, в обязанности которых входило детализированное «попечительство» над крестьянами. Фактически эти фискальные органы выполняли роль полицейских и контролировали каждый шаг своих «подопечных», включая и бытовую сторону жизни. И только в 40-50-е годы правовое положение государственных крестьян подверглось некоторым изменениям.
Развитие товарных отношений потребовало расширения экономических прав крестьян: были узаконены права собственности на купленную ими землю, расширены предпринимательские возможности, дозволено открывать торговые и мелкие промышленные предприятия в местах проживания и за их пределами, упрощена процедура получения паспортов не только для промысловой и коммерческой деятельности, но и при переходе в купечество, сняты ограничения по передвижению в разные места с предпринимательскими целями.
Социально-правовые условия государственных крестьян южной зоны Приднестровья, а также центра страны и Бессарабии были одинаковыми. Однако некоторое своеобразие — в земельной обеспеченности и формах землепользования, в размерах и способах налогообложения и трудовых повинностей, в отношении царского правительства к беглым и легальным переселенцам — было обусловлено особенностями политики царских властей в крае. От других разрядов крестьян, живших на казенных землях, — колонистов и казаков — государственные крестьяне отличались размерами наделов, системой административно-управленческих учреждений, степенью фискального гнета и более узкими возможностями в хозяйственно-предпринимательской деятельности. Осуществлявшаяся в казенной деревне система феодальных отношений была значительно мягче существовавших тогда отношений между крестьянами и помещиками в частновладельческих имениях северной зоны Приднестровья, где господствовало крепостничество в тягчайшей форме. Однако правовое положение крестьян казенных деревень было крайне неустойчивым: государство как непререкаемый хозяин могло в любой момент перевести в разряд мещан целые общины, в разряд военных — поселенцев, отдать помещикам и монастырям селения вместе с крестьянами, которые становились крепостными, приселять и переселять. Причем все эти акции «обжалованию не подлежали», поскольку некому было защищать права подневольных.
В несколько иных социально-правовых условиях оказались крестьяне, жившие на казенной земле в северной зоне. Именно с ними связано историческое прошлое этой части Приднестровья, когда она находилась в составе Речи Посполитой. До 90-х годов XVIII в. будущая северная зона приднестровского региона неоднократно подвергалась и роковым испытаниям вследствие непримиримой борьбы украинского народа со своими поработителями, и разорению селений «до Владелец земель в Приднестровье фундамента». Периодически она заселялась очередными беглыми крестьянами из Подолии и Волыни, а также молдаванами из-за Днестра, стихийное перемещение которых проходило через Польшу. В основном они переправлялись через Днестр севернее означенной полосы и продвигались по Приднестровью к югу. Многие, не достигнув р. Мокрый Ягорлык, останавливались в помещичьих вотчинах — западной окраине магнатских владений.
И украинских и молдавских крестьян, временно заселявших опустошенные места в Подольском и Брацлавском воеводствах, не покидала надежда в ближайшем будущем расселиться более свободно и обрести свой дом. Из монастырских земель Брацлавского воеводства, присоединенных к России по второму разделу Польши, особый интерес представляет полоса земли от г. Могилева до р. Мокрый Ягорлык.
Колонизация этих земель осуществлялась на крепостнической основе и проводилась в несколько этапов. Наиболее безлюдными они оказались в последние десятилетия XVII столетия, когда находились под властью ставленников Турции, победившей Польшу в начале 70-х годов. Затем, в конце века, с уходом оттуда турецких войск и администрации усилился приток переселенцев из Молдавского княжества, которые в большинстве своем приписывались к Подольскому казачьему полку, а позже — к Могилевскому, подчинявшимся польскому королю. В начале и в 30-е годы XVIII столетия это население участвовало в волнениях против возрождавшейся шляхетской крепостнической системы. Победа повстанцев вынудила шляхту восстановить «казацкое устройство», что послужило толчком к освоению новых «волошских слобод». Пополнялись и украинские селения.
В конце XVII — начале XVIII столетия в Северном Приднестровье утвердился клан князей Любомирских, которые играли большую роль в общегосударственных событиях Речи Посполитой, являлись королевскими наместниками в ряде зон Украины и командовали крупными войсковыми соединениями. Магнат Ксаверий Любомирский владел обширными землями, получившими наименование «Побережское имение» («Побережье»). Это имение площадью в 650 тыс. дес., простиравшееся от Ямполя до м. Ягорлык, к концу XVIII в. включало уже десятки больших сел. Действовавшая там феодальная система являлась типичной для Речи Посполитой. Задолжавший кредиторам Ксаверий Любомирский заложил им целые «ключи» (волости). Запутавшись в сложных взаимоотношениях с заимодавцами, дослужившийся до чина генерала магнат в 1795 г. продал имение царской казне, сделав таким образом самодержавие верховным земельным собственником бывшего «Побережского имения». Но эти «казенные» земли со всех сторон были окружены помещичьими имениями.
«Побережье» делилось на 4 экономии, в их числе непосредственно к реке примыкала Приднестровская экономия с четырьмя «ключами» — Рашковским, Рыбницким, Цыгановским и Ягорлыцким, где почти непрерывной цепью размещались приднестровские селения. Земля была куплена вместе с крепостными; дворовые, чиншевая шляхта и «вольные люди» не продавались.
На приобретенные волости было бы закономерно распространить порядки, присущие «государственному феодализму», как было всюду в России на казенных землях. Но в бывшем имении большинство селений оставались объектами частной собственности (мелкие участки, хутора, мельницы с землей, сады и др.) или были на арендном «держании» (сделки заключены до 1795 г.). Царское правительство приняло типичное для него решение: основной массив угодий «пожаловало» титулованным сановникам, которые в качестве государственных и практических деятелей сыграют позже заметную роль в судьбе северной зоны Приднестровья. Несколько селений на десятилетия остались в распоряжении казенных ведомств, благодаря чему крестьяне влились в разряд государственных. Со временем в него были включены и крестьяне бывших старост, ленных, монастырских и «конфискованных» имений. Однако массив казенных земель постепенно уменьшался, и в 1810 г. их пустили в распродажу для погашения накопившихся государственных долгов. Причем земля продавалась вместе с крестьянами, так что из государственных они вновь превращались в крепостных.
Практика такой продажи «казенных имуществ» повторялась и позже. Например, в 1859 г. опять-таки «вследствие неблагоприятного финансового положения государства» было продано в частные руки несколько казенных селений в Балтском округе государственных имуществ. Оставшиеся, т. е. непроданные, селения северной зоны побывали в распоряжении разных владельцев и ведомств. Такую «передачу» из рук в руки претерпели, в частности, крестьяне Чернянского сельского общества, в которое входили села Черное, Тысколунга, Ержово, Дубово, Воронково.
Из владения Любомирских крестьяне перешли в собственность казны, несколько лет находились на арендном положении у частных владельцев, затем их передали в ведение управления военных поселений, а в 1841 г. снова вернули в разряд государственных. Но и на этом их мытарства не закончились: Ержово и Воронково в качестве «ферм» по специальным оценочным описям — «люстрациям» — отдавались в арендное содержание высокопоставленным воинским чинам, которые с согласия властных инстанций были им же проданы в собственность. Крестьяне вновь оказались в крепостной зависимости. Села Кузьмин и Севериновка до 1858 г. непрерывно находились в аренде у разных лиц, периодически сменявших друг друга. Все это свидетельствовало о фактической и правовой нестабильности разряда государственных крестьян северной зоны. К 60-м годам селения этих крестьян сохранились лишь как вкрапления в массивах помещичьих сел.
Сложными и противоречивыми были аграрные отношения в казенных селениях Ольгопольского и Балтского уездов. Освободившись от крепостной зависимости, крестьяне вскоре вновь попали в феодальную зависимость от частных лиц: в качестве «хозяйственных имений» их передали в арендное (посессионное) содержание откупщикам. Данную форму извлечения доходов с казенных земель избрала казна. Таким образом, крестьяне фактически снова были ввергнуты в крепостническую систему эксплуатации, которая издавна практиковалась в Речи Посполитой.
Барщина («панщина») в пользу арендатора («посессора») формально определялась в один-два дня в неделю с семейства, на деле же объем барщинных повинностей назначался произвольно. Кроме этого крестьяне платили казне подати и разные местные налоги. Из-за нехватки денег они были вынуждены обращаться «к содействию владельцев», а став их должниками и не имея возможности расплатиться, обязывались отрабатывать долги за мизерную дневную оплату. В итоге число барщинных дней возрастало до 200 в год. Более того, от 2 до 12 дней в году они семьями работали в собственном хозяйстве арендатора и от 3 до 24 дней — на строительстве, заготовке леса и дров, доставке товаров в торговые места. Вдобавок к этому крестьяне обязаны были вносить посессору натуральный оброк («даницы») — ягоды, хлеб, сено, солому, птицу, скот.
В Приднестровье помимо всех перечисленных налогов и повинностей широко практиковалась субаренда, еще больше отягощавшая положение крестьян. Эта система работы на посессора продержалась в течение полувека, пока власти не провели мероприятия по «стандартизации» объема повинностей («уроков»), так как социально-экономическое состояние сел приближалось к критическому.
Селения доведенных до полной нищеты крестьян, которые уже никто не хотел брать в аренду, переводили на годичные административные управления по специальным описям угодий (инвентарям) с определением их доходности, десятую долю которой получал в свою пользу назначенный палатой администратор. После реформы П.Д. Киселева казенные селения в Подольской губернии по формам отбывания повинностей подразделялись на оброчные, платившие денежный оброк в казну, и находившиеся «на хозяйственном положении», т. е. выполнявшие денежные и трудовые повинности в пользу казны или арендатора. Подавляющее большинство крестьянских дворов перешло на оброчную подать.
С конца 1839 г. проводилась проверка хозяйственных возможностей дворов — «люстрация», в результате которой последние были подразделены на группы: тягловые, полутягловые, огородники и бобыли. Наличие в хозяйстве рабочего скота определяло размеры выделяемых угодий.
Если селение находилось «на хозяйственном положении» и сдавалось палатой государственных имуществ кому-то в аренду, то эксплуатировалось оно барщинным способом в пользу съемщика (срок аренды до 12 лет) — по «урочной» системе. Размер наделов в северной зоне изначально также не был фиксирован и колебался в зависимости от количества тягловых животных в крестьянском хозяйстве либо произвольно определялся временными землепользователями-арендаторами. Кроме того, эксплуатация крестьян частными лицами дополнялась государственным и местным налогообложением, очень обременительным в условиях двойного гнета.
Попробуем разобраться, из каких источников крестьяне могли накапливать денежные средства для уплаты податей, если посессоры и администраторы выкачивали из их хозяйств не только излишки продукции, но и самые жизненно необходимые ресурсы.
Используя обострение противоречий между крестьянами и хозяевами земли, а также преследуя политические цели (борьба с сепаратистами в среде шляхты), царское правительство осуществило в Подольской губернии ряд реформ, касавшихся экономического и социально-правового положения государственных крестьян, в частности оно изменило налогообложение. 30 августа 1844 г. введены в действие «Особые правила о переводе казенных имений на оброчное положение». К этому времени в арендном содержании оказались почти все казенные села балтского Приднестровья. В течение 1845- 1847 гг. большинство крестьянских дворов было переведено на денежный оброк, остальные по истечении сроков аренды завершили этот процесс к 1858 г. Затем, через 8 лет, благодаря окончательному реформированию государственной деревни, разряд государственных крестьян прекратил свое существование.
Некоторые социально-экономические черты — личная зависимость от землевладельца-государства, административное устройство и в какой-то мере правовое положение — были едиными для принадлежавших к одному разряду государственных крестьян обеих зон, однако исторические судьбы Тираспольского и Балтского округов оказались различными.
В северной зоне государственные крестьяне не отличались от крепостных крестьян по своему социально-экономическому уровню жизни, повинностям, нестабильному землепользованию и формам эксплуатации. Крестьяне южной зоны, несмотря на существовавшую там систему «государственного феодализма», пользовались широкими возможностями в предпринимательской деятельности, из их среды выделилась прослойка деловых, компетентных в коммерческих делах людей. В это же время полукрепостническое состояние их северных одноразрядцев не позволяло им вырваться из рамок натурального хозяйства до конца 50-х годов.
Колонисты. Особый разряд крестьян, расселенных на казенных землях, составляли колонисты — осевшие переселенцы из-за границы. По рескрипту Екатерины II от 27 января 1792 г., местным властям Новороссии вменялось в обязанность практическое содействие быстрейшему привлечению иностранных выходцев на земли Очаковской области.
Первая колония со статусом города, основанная в 1794 г. армянами на берегу Днестра и названная Григориополем, преследовала и хозяйственные, и политические цели: она должна была способствовать развитию торговли, сельскохозяйственного и промышленного производства на вновь присоединенной земле и отвечать внешнеполитическим интересам России — обеспечением «благоденствия» григориопольцев стимулировать переселение в Россию и тех армян, которые проживали за границей.
Город-колония Григориополь был основан переселенцами из разных мест, в том числе из бессарабских городов. Устройство его дорого стоило российской казне и потребовало больших усилий, терпения и благоразумия со стороны переселенцев. Часть жителей занималась сугубо коммерческой деятельностью, получая солидные прибыли от своих предприятий, другие отдавали предпочтение ремеслам и земледелию. Земли было много — более 30 тыс. дес., поэтому значительные площади сдавались в аренду в качестве пастбищно-сенокосных угодий. Наряду с собственно горожанами сельским хозяйством занимались и крестьяне нескольких сел, оказавшихся на городской земле.
Этнически пестрое население Григориополя к 20-м годам XIX в. насчитывало 3 110 жителей, в том числе 1 600 армян, остальные — украинцы, молдаване, русские, евреи, цыгане и др. В торговле и ремеслах были заняты около 400 человек.
В первом десятилетии XIX в. началось привлечение к поселению в Приднестровье болгар и немцев. В Херсонской губернии переселенцы-болгары сгруппировались в шести селениях, одним из которых были Парканы, а также в колониях Терновка и Катаржины. Локальные группы болгар отмечались и в приднестровских селениях государственных крестьян — Дороцком, Кошнице, Перерыте и др. Жители колоний в полном объеме пользовались всеми правами и льготами иностранных поселенцев. В 20-е годы группа прибывших из Херсонской губернии переселенцев основала Новые Парканы по соседству со Старыми Парканами (бывшее селение Варкан), которые впоследствии слились и получили название Парканы.
В 1808 г. было осуществлено землеустройство. Надельный и резервный земельные фонды составляли обширные территории — только удобной земли нарезано 27,5 тыс. дес. В конце 50-х годов на мужскую душу приходилось 12,5 дес. удобной земли. Расчет земельной обеспеченности на посемейные наделы к Парканам не применялся, так как там устойчиво удерживалась большесемейность — в 1858 г. при проведении учета населения (X ревизия) колонистская семья в среднем насчитывала 14 человек. Первое время населенность оставалась незначительной, однако в последующие годы численность жителей стала стремительно возрастать: по VI ревизии в 1811 г. учтены 182 человека, в 1846 г. — 887, а в 1858 г. — уже 1 155 человек, т. е. за 47 лет отмечено шестикратное увеличение населения.
По замыслу краевой администрации Парканы должны были стать «шелководческой колонией», поскольку основной сырьевой базой там являлись тутовые рощи, занимавшие в 1808 г. 350 дес. Планировалось расширить их до 600 дес. На деле же этот проект реализовался частично: основными занятиями стали земледелие и животноводство, а шелководство — дополнительным.
В течение дореформенного периода в Парканах оседали и болгары и неболгары, рассредоточенные по территории всей Херсонской губернии, в частности отслужившие воинский срок солдаты и разные «нижние чины».
Условия жизни в Парканах по своим природным факторам и по колонистскому статусу благоприятствовали скорому вживлению переселенцев в естественную среду обитания — колония превратилась в материально достаточное селение, значившееся в официальных документах как богатое, благополучное и даже образцовое. Оно не стало на путь отпочкования «дочерних» селений, как это широко практиковалось в округах немецких колонистов, а разрасталось вширь, хотя прирост молодых семей неминуемо сопровождался уменьшением размера надела на ревизскую мужскую душу. Население бережно хранило народные традиции, своеобразный быт, разговорный язык, этническую общность в качестве объекта диаспоры болгарского народа.
К заселению и хозяйственному освоению Приднестровья привлекались и другие колонисты. Оба эти процесса осуществлялись при поощрительном содействии центральных и губернских управленческих инстанций. Колонисты получали материальные и денежные безвозвратные пособия и беспроцентные долгосрочные ссуды, ряд налоговых льгот, инвентарь, тягловых животных и самый большой посемейный надел — 60 дес.
Миграционный процесс затянулся на десятилетия — с начала века до 40-х годов. Финансовая поддержка казны на устройство одной семьи колонистов превышала 1 тыс. руб. серебром (болгары получали 440 руб., русские и украинские крестьяне-переселенцы в Бессарабии — до 23,5 руб., а в Приднестровье и этого не давали). Отметим также, что Александр I подчеркнуто покровительствовал колонистам. Благосклонно относился к иностранным переселенцам и их попечитель генерал Инзов. Ради объективности отметим, что погашение огромных ссуд, хотя и беспроцентных, долгое время сдерживало денежные вложения в рационализацию хозяйств.
Привлекая переселенцев из Германии и польских воеводств, правительство руководствовалось соображениями не только гуманного характера (территория исхода являлась опасным для жизни театром военных действий и сосредоточения крупных сухопутных сил периода наполеоновских войн). В этом регионе предполагалось ввести в сельскохозяйственный оборот большие массивы степных земель и путем насаждения «образцовых поселений» колонистов воздействовать на крестьян других разрядов показательным примером. Распашка целины действительно шла успешно, однако образцово-показательными колонии не стали из-за корпоративной замкнутости новых поселенцев.
Для немецких колоний, как и для болгарских, была характерна территориальная разделенность селений. В Приднестровье к 40-м годам стабильно сложились 5 немецких селений: Глюксталь, Нейдорф, Кассель, Бергдорф и Гофнунгеталь. Все они располагались в приднестровской полосе Тираспольского уезда с земельным фондом около 30 тыс. дес. (в 40-е годы на 4 680 колонистов) и административно составили Глюкстальский округ (некоторое время к нему были приписаны и Парканы). Этнический состав немецких селений отличался однотипностью.
Большесемейность была присуща и немцам — средняя численность семьи достигала 10-13 человек. Традиционное подворное землепользование у немцев, с одной стороны, безусловно, до поры до времени сдерживало дробление наделов (их наследовал один член семьи), а с другой — вытесняло из колоний безнадельных. Однако колонии не удерживались на уставном размере наделов под давлением демографического фактора — к началу 50-х годов разброс величины наделов по всем пяти колониям выражался в следующих величинах: 37,7; 44; 45; 47,3 и 51 дес. Тогда же началось и отселение колонистов на купленные или арендуемые (долгосрочные) участки.
Оказавшись на новых местах, в непривычной социальной и географической обстановке, колонисты долго придерживались традиционных форм и способов общественной жизни и хозяйственной деятельности, чем выделялись из общей массы крестьян окружающих селений. Их устройством и поддержкой занимались контора опекунства иностранных поселенцев в Новороссийском крае (с 1800 г.) и органы местной администрации. В 1801-1804 гг. конторой были изданы подробные инструкции, регламентирующие всю хозяйственную деятельность и быт колонистов. В обязанности местной администрации входило наблюдение за ведением хозяйства, нравственностью (с чиновничьей точки зрения) с правом чинить над нарушителями «суд и расправу».
Прибывшие на поселение колонисты практически не располагали необходимыми хозяйственными средствами и продовольствием. Измученные длительной дорогой, больные, без нужной ориентации в природных условиях жаркой степи, они находились в крайне тяжелых условиях. До 1819 г. переселение проходило относительно организованно. После принятия в том же году российским правительством решения о прекращении приема колонистов они продолжали прибывать в Херсонскую губернию, но уже стихийно, малыми группами, поскольку правительство не желало нести большие переселенческие расходы.
По существовавшему законодательству колонисты могли селиться только на казенных землях, но с 1804 г. им разрешили устраиваться и в помещичьих имениях. Первым пригласил к себе колонистов владелец м. Каменка (Ольгопольского уезда) граф П.Х. Витгенштейн. Поселившиеся в имении виноградари основали близ Каменки поселок Антуанетовку. Граф наделил их усадьбами и полевыми участками; заложенные виноградные плантации снабжали продукцией его винодельческий завод.
Колонисты Тираспольского уезда обживали наделы с большим трудом. Стремясь внедрить и здесь традиционные для них методы землепользования, они эксплуатировали привезенные с собой земледельческие орудия, которые совершенно не годились для работы на целине. К тому же переселенцы не умели обращаться с волами.
Проходили годы, хозяйства их окрепли, возросло количество работоспособных крестьян. Общая их численность к концу 50-х годов в основных селениях достигла 9 тыс. человек, кроме того, 560 колонистов проживали по соседству в мелких селениях. Из-за хозяйственной слабости отдельных семей первое время колонисты не размежевывали угодья и большие участки сдавали в аренду посторонним скотовладельцам под пастбища. Опираясь на опыт и традиции землепользования в германских государствах — недробимость посемейных наделов, неотчуждаемость их и наследование только одним членом семьи, — им было трудно утвердить здесь свою систему распоряжения угодьями, что приводило к росту числа безнадельных колонистов. В результате к концу 50-х годов в Глюкстальском округе более половины семей уже не имели полевой земли. Однако выход был найден: угодья стали приобретаться за пределами колоний, и спустя несколько лет такие сделки совершались уже систематически.
Как отмечалось выше, в Приднестровье было основано всего 5 селений немецких колонистов, а по соседству, в Буджаке, — 24. Такое несоответствие было вызвано несколькими причинами: на территории бывшей Очаковской области царское правительство «пожаловало» помещикам сотни тысяч десятин, более широко распространилось землеобеспечение государственных крестьян и почти иссяк резерв неосвоенных угодий. Для немецких же колоний в 1826 г. едва набралось 30 тыс. дес. Власти даже потеснили государственных крестьян, урезав надельные земли и в некоторых казенных селах. Частично для тех же целей были куплены угодья у помещиков.
Внутрисельское землеустройство осуществляла колонистская община: выделялись угодья общего пользования — выпасы, леса, водоемы и др. Надельный массив распределялся в потомственное пользование между «дворами» и «хозяйствами» уравнительно, независимо от численности членов семьи, с учетом качества угодий, в силу чего пахотные и сенокосные участки дробились на множество делянок. Посемейные обособленные наделы нигде не нарезались. Уравнительные переделы угодий подворного пользования практиковались лишь при смене системы земледелия. Раздел «дворохозяйства» допускался при особых обстоятельствах и только с согласия схода и колонисткой администрации.
Оседавшие крестьяне особое внимание уделяли зернопроизводству и постепенно приспосабливались к непривычной для них хозяйственной системе. Своевременная и качественная обработка земли по всем сезонным циклам требовала содержания большого поголовья рабочего скота (и в конском поголовье, и в составе стада крупного рогатого скота 2/3 животных являлись тягловыми) — 6-8 единиц («полный плуг»). Этого уровня обеспеченности «дворохозяйств» рабочими животными колонистские общества достигали в течение довольно продолжительного срока, стараясь в то же время постепенно перейти на конную тягу.
Социально-правовое положение колонистов закреплено в различных законодательных актах и правительственных документах: их права, льготы и привилегии были изложены в царских манифестах и указах от 24 декабря 1751 г., 24 апреля 1752 г., 22 июля 1763 г. и 1 сентября 1807 г. Колонистами, по закону, признавались только иностранцы, которые поселились на казенных и частновладельческих землях и занимались сельским хозяйством или ремеслами. Вступая в этот разряд, переселенцы должны были дать присягу на подданство России и подписку о выполнении колонистского устава. При этом они теряли колонистские права при переходе в другие сословия, при выезде навсегда за границу и в случае, если сельские общества своим решением по каким-либо причинам удаляли их из колоний. Присягнувшие получали права гражданства на всей территории страны и с согласия местных властей могли свободно распоряжаться своим имуществом, покупать землю, строить на ней предприятия, заниматься торговлей, вступать в цехи и купеческие гильдии, заключать контракты, давать обязательства, векселя и счета. У колонистов действовала специфическая сеть административных учреждений.
Круг налогов и повинностей колонистов сводился к следующему: они платили поземельную подать, размер которой до реформ 60-х годов не был постоянным. Раскладка ее в немецких колониях отличалась от болгарской. Так, хозяйство — двор с наделом — облагалось посемейно (то же в отношении оброчной подати), а безнадельные взрослые мужчины (от 15 до 60 лет) — подушно. В болгарских колониях утвердилось только подворное обложение. В мирное время колонисты не несли военного бремени, т. е. рекрутчины и постоя. Ряд повинностей — дорожную, пожарную, этапную, подворную — выполняли только «натурально», с соблюдением принципа круговой поруки. Таким образом, валовую сумму налога уплачивала вся община, т. е. все пользовавшиеся землей, а также безземельные ремесленники, отходники, числившиеся в «обществе». С начала 50-х годов в налогообложении была проведена определенная унификация — основной фискальной единицей стала семья.
Помимо казенных налогов (подушной и оброчной подати) колонисты облагались местными сборами: «земской повинностью», общественным сбором на формирование запасного «продовольственного капитала», на содержание администрации и пр. «Попечительство» обрело форму сурового, порой неоправданного надзирательства и по хозяйственным, и по фискальным делам, что могло довести крестьянина до бедственного положения. Так, если с точки зрения «попечителей» кто-нибудь «без особых, достойных уважения причин» не засеял предписанных ему десятин пашни, то он подвергался либо штрафу, либо аресту, а то и вообще лишался надела. У недоимщиков конфисковывали земледельческие орудия, скот, пожитки и продавали для погашения долга. В обоих случаях колонист практически переставал быть крестьянином, так как отторгался от земли и хозяйства, т. е. обрекался на хроническую бедность.
Колонисты с большим уважением относились к собственным народным традициям, бытовому своеобразию, языку, манерам. Действовал также фактор привычек, укоренившийся со времен далекого прошлого, в частности обособленность от соседей. Но, как показало будущее, общение в целом было обоюдно полезным.
Уже к концу 40-х годов колонии выгодно отличались от селений других разрядов уровнем развития сельского хозяйства, рационализацией и специализацией, однако, по признанию царских властей, «образцом для подражаний» они так и не стали.
Крестьяне на помещичьих землях в северной зоне. Крепостные. Шляхта Подольской губернии была уравнена в правах с российским дворянством при сохранении сословно-корпоративной замкнутости, т. е. ее экономических и политических позиций времен Речи Посполитой. За шляхтой сохранялась также земля — основа экономического могущества и база феодальной эксплуатации крестьян. И по имущественному, и по социально-правовому положению дворянство Подолии было разнородным — от шляхтичей до титулованных магнатов и российских сановников. В 90-е годы XVIII в. и в первом десятилетии XIX столетия местное дворянство было потеснено целым слоем российских дворян, ставших землевладельцами «через пожалования» и покупку имений.
Наиболее богатыми магнатами в приднестровской полосе считались князья Любо-мирские. К началу 90-х годов им принадлежали половина Балтского и значительная часть Ольгопольского уезда, а также земли Ямпольского, Могилевского и других уездов. Огромным было пространство «любомирщины», примыкавшей к Днестру. Из приобретенных казной 650 тыс. дес. большая часть (вместе с крестьянами) была роздана при Екатерине II и Павле I высокопоставленным чиновникам и генералам. В Балтском и Ольгопольском уездах все помещичьи крестьяне являлись крепостными (барщинными). Степень эксплуатации в этих уездах существенно отличалась от таковой в Тираспольском уезде.
Феодально-зависимые крестьяне северной зоны до конца 40-х годов в соответствии с размером отведенной им земли подразделялись на имущественные группы — тягловых, пеших, огородников (халупников) и кутников (каморников). Тягловым и пешим владельцы имений выделяли полевые угодья, огородникам — только приусадебные участки, а двум последним группам — небольшие полоски. К тягловым относились дворы, располагавшие определенным количеством рабочего скота. В свою очередь, они распадались на более мелкие группы — плуговых, четвертных, потройных, паровых и поединков. К пешим относились крестьянские семьи без тягловых животных или с очень малым их числом, а также отбывавшие пешую барщину. За чертой бедности находились огородники и кутники.
По российским законам определялась трехдневная барщина в неделю, но местные землевладельцы не придерживались этой нормы. Объем повинностей («уроки») либо оформлялся документально (путем составления «инвентарей»), либо определялся по обычаю. Как правило, «уроки» превосходили физические возможности работника в течение дня, поэтому для выполнения повинностей обычно привлекались все трудоспособные члены семьи, нередко даже дети и престарелые. Виды барщинных «уроков», зафиксированных в инвентарях, а также неучтенные работы исчислялись десятками. В летне-осенний период полевых работ крестьяне находились на барщине 5 дней. Таким образом, на индивидуальное хозяйство им оставалось только 2 дня, включая праздники. Но и это еще не все: кроме поурочной барщины помещики принуждали крестьян выходить целой общиной на «толоку», «сгонные дни», «шарварки» (строительные работы в усадьбе) и другие дополнительные работы. Существовало много способов расширения повинностей: землевладельцы держали в своих руках жизненно важные угодья — лес, водоемы, каменоломни, за пользование которыми заставляли крестьян отрабатывать дополнительные «уроки».
Во второй половине 40-х годов по указаниям властей были проведены описание («люстрации») имений и подсчет объемов барщинных повинностей, который учитывался в денежном выражении. Оказалось, что тягловые дворы отрабатывали в год на помещика «уроков» и нефиксированных поручений на сумму более 80 руб., а пешие — до 30 руб. серебром. Однако трудовые повинности этим не ограничивались. Одновременно крестьяне были обязаны поставлять помещикам многочисленные натуральные поборы — «данины». В добавок к этому в большинстве имений они несли денежные повинности (денежный оброк).
Безусловно, при таком тяжелом комплексном гнете крестьянские дворы не могли располагать материальными средствами для успешного развития своих хозяйств — подольская крепостная деревня беднела, росло число пеших, огородников и халупников. К тому же ужесточился внеэкономический произвол — принуждение, избиения, порки, заточение в местные и уездные тюрьмы. Фактически шляхта присвоила себе полицейские и судебные функции, да и в официально учрежденных звеньях этих видов власти сидели те же дворяне. Помещики вмешивались в семейно-бытовые отношения своих крестьян. Наконец, в Подолии процветала купля-продажа крепостных людей.
Увеличение масштабов помещичьего беззакония и прогрессирующее обнищание крестьян крайне накаляли социальную обстановку — участились случаи расправы над властителями и членами их разветвленной администрации. Восстание 1830-1831 гг. на территории Правобережной Украины заставило царское правительство и его непосредственных ставленников в регионах (генерал-губернаторов, гражданских губернаторов, III собственное его императорского величества отделение и пр.) вплотную заняться крестьянским вопросом — взаимоотношениями крестьян с землевладельцами и регламентацией землеобеспечения и повинностей. Началась подготовка так называемой Инвентарной реформы 1847-1848 гг.
«Инвентари», или «поместные положения», существовали в Подолии издавна. В них фиксировались размеры полевых наделов, других угодий тягловых дворов и непременно — повинности крестьян. Однако эти отношения слабо регламентировались царским законодательством. И хотя 23 марта 1816 г. был опубликован указ о барщинной повинности крепостных на территории Правобережной Украины, по которому крестьяне обязывались работать на помещика столько дней, сколько было указано в инвентарях, последние продолжали обходить этот закон — определяли и фиксировали барщину произвольно.
Подготовка реформы заняла 7 лет. Главными ее разработчиками были киевский генерал-губернатор Д.Г. Бибиков и чиновники МВД и МГИ. 26 мая 1847 г. Николай I подписал подготовленный закон под названием «Правила для управления имениями по утвержденным для оных инвентарям в Киевском генерал-губернаторстве», т. е. в пределах Киевской, Подольской и Волынской губерний.
По закону основы феодальной системы эксплуатации оставались неизменными, однако частные уступки крестьянству все же были сделаны. Главные положения сводились к следующему: вводился унифицированный текст инвентарей; количество земли, находившейся в пользовании крестьян при составлении нового инвентаря, не уменьшалось (увеличивать разрешалось); барщина регламентировалась в пределах трех дней в неделю для тягловых и двух дней для пеших групп; все «дани» и денежные поборы в пользу землевладельцев отменялись; подробно определялись количество ежедневных работ, способ и время их выполнения; кроме барщины, крестьяне должны были в течение года отбывать 12 «сгонных дней» за определенную плату по специальной таксе; наконец, за предоставление помещиком «особых выгод» (топлива, пастбища и т. п.) крестьяне должны были отбывать 8 строительных дней и ночной караул в поместье. Разрешалось использовать труд крестьян на помещичьих промышленных предприятиях и на сверхбарщинных работах, но только с их согласия и за плату; за усадьбу и огороды крестьяне без полевых наделов обязаны были платить владельцу специальный денежный сбор.
Помещики противодействовали инвентарям — не хотели жертвовать неприкосновенностью феодальных отношений, с чем считалось царское правительство. К тому же поднявшаяся волна протестов крестьян и развернувшиеся в Европе революционные события заставили власти в 1847 г. пойти на пересмотр некоторых статей «Правил» в пользу помещиков. В декабре 1848 г. были опубликованы новые «Правила для управления имениями по утвержденным для оных инвентарям», по которым допускался обмен угодьями по воле помещиков, расширялись их права в отношении крестьян, устанавливался «нормальный размер» крестьянских участков исходя из местных угодий. Однако земельный вопрос толковался противоречиво: как и в редакции «Правил» 1847 г., здесь подчеркивалась нерушимость крестьянского землепользования — наделы, находившиеся в пользовании дворов в течение последних 6 лет, не могли быть отобраны и уменьшены. Несмотря на то что эти наделы считались неприкосновенной мирской землей, они составляли неотъемлемую собственность помещиков.
Новую реформу помещики трактовали достаточно вольно, но в свою пользу, поскольку за выполнением инвентарных правил не было надлежащего контроля. Вдобавок ко всему им предоставлялось право не только размежевания и обмена крестьянских земель, но и переселения самих крестьян без их ведома. Выкраивая себе такие угодья, без которых крестьянин не мог нормально вести хозяйство, помещики создали проблему так называемых «сервитутов» — пастбищ, сенокосов, лесных участков и др. Крестьяне, издавна привязанные к обжитым местам, крайне болезненно реагировали на замену освоенных ими земель малодоходными угодьями и на фактическую урезку наделов. Не менее тягостными были и правила о барщине, которую они должны были отрабатывать летом, т. е. в ущерб своим насущным интересам.
Словом, крестьяне считали себя обманутыми. Будучи безграмотными, они с трудом разобрались в ухищрениях законодателей, поэтому относились к реформе настороженно. Кстати, «Правила» 1848 г. даже не были доведены до их сведения «в отвращение от превратных толков».
В ходе реализации реформы была закреплена крайняя неравномерность земельной обеспеченности крестьян, изменилось состояние тягловых и пеших землепользователей при явном росте их численности, что усугубило процесс обеднения на селе. Объективно инвентарная реформа сопровождалась «чисткой» крестьянского землепользования, а крестьяне считали мирскую землю «инвентарной», т. е. в пределах площади кануна реформы. Помещики же стремились присвоить себе часть этой земли, несмотря на активные протесты крестьян.
И все же инвентарная реформа в той части, которая касалась земельной обеспеченности крестьянских дворов, оставила заметный след в последующей аграрной политике царского правительства. В «Высочайшем рескрипте» на имя киевского генерал-губернатора от 9 марта 1858 г. подчеркивалось: «Отнюдь не нарушать утвержденного за крестьянами по инвентарям поземельного надела». Этим должны были руководствоваться губернские комитеты, занимавшиеся выработкой проектов по «устройству крестьянского быта» (будущей реформы 1861 г.).
Другие категории крестьян на помещичьих землях. Среди феодально-зависимого, но не крепостного сельского населения северной зоны особое положение занимали чиншевики. Это были традиционно потомственные (наследные) землепользователи, «держатели» мелких наследственных наделов, включая усадебные участки, за которые они платили владельцу чинш — побор натурой или деньгами. В их составе различались собственно крестьяне на оброке и мелкие безземельные шляхтичи, обычно обособлявшиеся от первых и не вносившие землевладельцу натурального оброка. Взаимоотношения помещиков и чиншевиков строились на договорных началах. Форма аграрных отношений, сложившаяся в течение многих веков в пределах Речи Посполитой, была арендной.
Чиншевики не являлись барщинно-зависимыми и были теснее других разрядов крестьян связаны с денежными отношениями. До 1844 г. чиншевые отношения базировались на обычаях, а затем (по закону от 24 января того же года) — на письменных договорах: чиншевики уже должны были платить землевладельцу не только за угодья, но и за торгово-предпринимательскую деятельность (особенно это касалось местечек). Размер чинша, который подразделялся на вечный и договорной, определял землевладелец. Чиншевики проживали в местечках Рашков (несколько общин) и Ягорлык, селах Зозуляны, Подоймица, Выхватинцы, Окны.
Крестьян, желающих перейти на чинш, было много, но для помещиков более выгодной была барщинная эксплуатация, и они всеми возможными средствами препятствовали таким переходам. Отметим, кстати, что именно по этой причине лишь 1% дворов крепостных крестьян находился на оброке. Денежная рента в виде чинша давала им больше простора для хозяйственной деятельности. Сохранившиеся сведения о чиншевиках к началу 60-х годов зафиксировали в Балтском уезде 5 270 дворов и в их пользовании 26 740 дес. (усредненно на одну семью приходилось около 5,5 дес.), в Ольгопольском уезде — 2 310 дворов с 3 400 дес. (около 1,5 дес. на двор).
Были и другие мелкие разряды некрепостных крестьян. После событий 1830- 1831 гг. на Правобережной Украине проводилась проверка прав («разбор») дворянства в среде шляхты. Не сумевшие доказать это право письменными документами причислялись к сельскому податному населению — однодворцам. Последние хоть и могли проживать как на помещичьих, так и на казенных землях, пользовались особыми правилами: им дозволялось объединяться в некие общины со своей выборной администрацией. В налоговом отношении они также были обособлены. По сведениям за 1844 г., в Ольгопольском уезде в 13 селениях насчитывалось 1 110 однодворцев (наиболее компактно они проживали в Рашкове, Каменке, Загнитовке, Дмитрашковке), а в 26 приднестровских селах Балтского уезда — 830 однодворцев (в основном в Дубове, Гармацком, Окнах, Попенках, Журе, Рыбнице, Колбасне, Ганарате), т. е. всего в северной зоне в 39 селениях осели 1 940 человек этого разряда.
Еще один малочисленный разряд со своим социально-правовым статусом составляли «вольные люди», проживавшие в помещичьих селах на договорных началах (т. е. кратковременно). Пользовались они небольшими участками земли и административно не обособлялись. В 1839 г. в обоих уездах учтено около 300 человек.
Все названные разряды — чиншевики, однодворцы и «вольные люди» — по реформам 60-х годов полевых наделов не получили.
В южной зоне относительно большую категорию крестьян, поселившихся на помещичьих землях, составили «обязанные поселяне». Сформировалась эта категория в пределах Тираспольского уезда после 1791 г., когда в состав России была включена будущая южная зона Приднестровья; затем «обязанные поселяне» расселились частью и в Ананьевском уезде.
Пожалованные участки в пределах Очаковской области заселили молдавские бояре. В 90-е годы XVIII и начале XIX столетия в их распоряжении оказалось 20 селений с 8 200 жителями, большинство которых составляли крепостные крестьяне, переселенные туда из центральных и украинских губерний, и свыше 1 тыс. человек «укреплены» из числа молдавских беженцев, частью привезенных боярами. До конца 1796 г. новоселы и некоторые старожилые крестьянские семьи не чувствовали опасности закрепощения и занимались привычными для них земледелием и животноводством. В 1794-1795 гг. была проведена очередная перепись (ревизия) населения, а 12 декабря 1796 г. в интересах дворянства Сенат издал указ «О прекращении самовольного перехода поселян с места на место и способах удовлетворения владельцев, потерпевших от сих переходов и о штрафах за прием и держание беглых людей». Помещики и формирующееся местное дворянство Приднестровья, понимая этот закон как юридическое право закреплять за своими имениями живших там и зафиксированных в V ревизии крестьян, сумели закрепостить тысячи свободных людей.
В последующие годы здесь развернулись массовые крестьянские движения за сохранение личной свободы и хозяйственной самостоятельности. Привычные меры по подавлению сопротивления не давали желаемых результатов. Конфликт не угасал более восьми лет. Пришедший к власти Александр I повелел местным властям Херсонской губернии представить правительству мнение, «на каком положении удобнее будет оставить сих крестьян на землях, где они водворились», чтобы они не покинули помещичьи имения. На согласование разных точек зрения ушел не один год, и 20 сентября 1804 г. было издано «Положение об обязанных поселениях». Следует оговориться, что это «Положение» относилось только к крестьянам, пришедшим из Молдавского княжества и поселившимся на «пожалованных» 26 боярам землях. Так власти юридически оформили недолговечное существование нового разряда крестьян.
Все крестьяне, по «Положению», объявлялись лично-свободными, но без права покидать те помещичьи имения, где они записаны по V ревизии 1795 г. За пользование земельными угодьями они должны были нести повинности: работать на помещичьих землях 12 «урочных дней» в году, в том числе 4 дня в садах и на виноградниках, 3 дня на заготовке топлива, и давать «натуральный оброк» — десятину от всех продуктов земледелия, от собранного сена и дохода с овец. Правда, помещики лишались вотчиной власти над крестьянами: для каких-либо взысканий и наказаний требовалось решение специального «мирского» суда, состоящего из старост, выбранных от селений. В 1804 г. этот разряд крестьян составлял около 10 тыс. человек. Естественно, что их социально-правовое положение выгодно отличалось от тяжелой судьбы собратьев на землях Подольской губернии, а также крепостных крестьян в тех же Тираспольском и Ананьевском уездах.
И все же закон об «обязанных поселянах» был неточен: помещики, получив возможность по-своему истолковывать его содержание, стремились подчинить себе как можно больше крестьян. Особенно спорным был вопрос об объеме повинностей. Противоречия правового и аграрного характера между землевладельцами и обязанными поселянами обострялись и выливались в крестьянские волнения. В 1827 г. царское правительство было вынуждено отменить обязательное проживание крестьян в тех местах, где их застала V ревизия, предложило им либо заключить с землевладельцами договоры о взаимоотношениях, либо перейти на казенные земли. Таким образом закон 1827 г. освобождал «обязанных поселян» от прикрепления их к поместьям по месту жительства.
Оставшиеся на землях помещиков крестьяне превращались в свободных мелких арендаторов, часть переселилась в селения государственных крестьян, а большинство пополнило ряды десятинщиков — мелких арендаторов за пределами бывшей черты оседлости (некоторые предварительно переходили в разряд мещан). Собственно категория «обязанных поселян» в Тираспольском уезде к середине 30-х годов существенно сократилась. Некоторые ушли на помещичьи земли Балтского уезда, где зафиксированы в статистических сведениях даже в 50-е годы.
Наконец, в Тираспольском и Ананьевском уездах с конца 90-х годов сложилась временная неустойчивая прослойка помещичьих крестьян — так называемых «подданных» крестьян. Их возникновение явилось результатом ускоренного заселения и хозяйственного освоения крупных участков «пожалованных угодий» новыми помещиками. Правительство выдвинуло непременное условие их получения — заселение в кратчайшие сроки. Приглашенным крестьянам помещики обещали льготы и, безусловно, личную свободу. Возникали деревни, хутора и более крупные очаги заселения подданных крестьян, хоть и помещичьих, но не закрепощенных. Однако спустя некоторое время помещики забыли о своих обещаниях и постепенно лишали крестьян их прав. Не желавшие терять свою свободу бросали имения и становились десятинщиками.
. Казаки и военные переселенцы
Со второй половины XVIII в. российское правительство стало широко использовать казачьи формирования для охраны границ страны, далеко протянувшихся на юг и восток. Этим оно преследовало и другую государственную цель: закрепить окраины государства.
Приднестровский регион всегда являлся местом, где сталкивались интересы России, Турции, Речи Посполитой. Здесь почти беспрерывно противостояли крупные сухопутные и морские военные силы, часто возникали конфликтные ситуации.
Чтобы усилить регулярную армию, правительство предприняло ряд мер, направленных на образование новых казачьих войск. В Подунавье, Побужье и Приднестровье были сформированы и действовали Усть-Дунайско-Буджакское, Дунайское (Новороссийское), Екатеринославское, Черноморское, Бугское и Украинское казачьи войска. В их состав зачисляли собственно казаков, а также представителей разных сословий и групп (отставных солдат, «инородцев», государственных крестьян, мещан, старообрядцев и пр.). Вместе с перенесением границ передвигалось и казачье население для их охраны, которое одновременно заселяло свободные земли. На казачьи полки почти всецело была возложена сторожевая и карантинная служба, а с открытием военных действий они принимали непосредственное участие в боях, подчиняясь общеармейскому командованию. Отметим, что военные власти — Военная коллегия (с начала XIX в. — Военное министерство) — приступили к выработке правового положения казачьих войск только в конце XVIII столетия. Однако до 1835 г. удалось разработать лишь разовые юридические акты о порядке управления и внутреннем устройстве. Строевая служба, а также порядок комплектования и прохождения службы в казачьих войсках существенно отличались от общевойсковых. Казачество оставалось «иррегулярным» поселенным войском, со своими воинскими и боевыми традициями, нормами жизни и даже своей, казачьей, культурой.
В отличие от общевойсковых частей, для пополнения которых применялись рекрутские наборы, в казачьих войсках к воинской повинности привлекалось все способное носить оружие мужское население по очередному наряду (в возрасте от 18 до 38 лет). Казаки несли воинскую повинность с приобретением снаряжения боевого коня, вооружения и обмундирования за свой счет.
Из всех казачьих войск, находившихся в Приднестровье, лишь Черноморское оказалось относительно стабильным. Екатеринославское войско было расформировано, а Бугское и Украинское переведены в разряд военных поселенцев.
Казаки-некрасовцы. В результате поражения восставшего казачества под предводительством Кондратия Булавина в крестьянской войне 1707-1708 гг. часть повстанцев во главе с Игнатом Некрасовым (примерно 3 тыс. человек) вынуждена была под натиском более сильных царских войск уйти за границу — на Кубань, на территорию Крымского ханства — вассала Турецкой империи. Это ответвление донского казачества, получившее название «некрасовцы» (от фамилии атамана), продержалось там до конца 30-х годов XVIII столетия. Численность некрасовцев возрастала за счет естественного прироста и притока беглых казаков и старообрядцев, поселения которых существовали на Северном Кавказе с 80-х годов XVII в.
Предвидя реальную опасность разгрома повстанцев армией императрицы Анны Иоанновны, преемники И. Некрасова решили переместить войско в глубь турецких владений. Путь его оказался сложным и достаточно трудным. Основная часть казаков направилась в Крым, затем — на южное побережье Черного моря и далее — в Нижнее Подунавье. Другой многочисленный отряд отклонился к северу и остановился в Приднестровье. По времени это была середина XVIII в. О том, что некрасовцы-казаки проживали здесь долго и стабильно, говорит исторический документ — «берат» крымского хана Ислам-Гирея, направленный в 1781 г. дунайским некрасовцам. В нем отмечалось, что «игнатовцы», находящиеся в подданстве ханов, жили «при реке Днестре разными деревнями» с «давних пор» (с 40-х годов XVIII в.).
В 40-е годы XIX в. старообрядцы-поповцы, проживавшие за пределами России, пожелали обзавестись своим епископом (спустя несколько лет он был признан австрийским правительством и обосновался в Белой Кринице). Однако накануне этого события некий монах-старообрядец Анфим объявил себя епископом его единоверцев на территории Новороссии и начал «святительствовать». Его признали приднестровские некрасовцы, приняли со всеми почестями, а когда обнаружили самозванство, утопили в Днестре.
С началом русско-турецкой войны 1787- 1791 гг. часть приднестровских некрасовцев перешла за Дунай, а часть, как утверждают источники, — осталась. Так, в 1789 г. Черноморское казачье войско было отведено с фронта и размещено в Приднестровье на зимние квартиры: два полка вместе с войсковым правлением — в старообрядческом селе Слободзея, а третий полк — в старообрядческом селе Собручи (Чобручи). Судя по всему, оба селения были достаточно обширными, коль могли принять около двух тысяч казаков. Наряду с местными старообрядцами в них проживали некрасовцы, которые занимались рыболовством, охотой и другими промыслами. Земледелие и животноводство были в их среде непопулярны.
В 1799 г. путешествовавший по Приднестровью П. Сумароков встретил некрасовцев в Гура-Роже и Маяках.
Изложенное позволяет с известным основанием считать, что южная зона Приднестровья, т. е. от р. Мокрый Ягорлык к югу, являлась для некрасовцев полосой сравнительно традиционного проживания. Подчинялись они атаману подунайских некрасовцев. В отдельных селениях власть концентрировалась в руках местного атамана и совета стариков. Жили по «заветам Игната» — со всеми строгими требованиями патриархальности в быту и на службе. Приднестровские некрасовцы, как и поселившиеся в Левобережном Подунавье, постепенно переходили в разряд казенных крестьян. Правда, отдельного войскового формирования они здесь так и не создали. Названные и неназванные здесь селения последовательно являлись казачьими станицами некрасовцев, бугских, екатеринославских и черноморских казаков. Украинские казаки расселялись в северной зоне Приднестровья.
Бугское казачье войско. Судьба этого войска своеобразна и изменчива. Начало его формирования относится к 1769 г., когда шла очередная русско-турецкая война (1768-1774 гг.). Командование турецкой армии укомплектовало один кавалерийский полк некрасовцами, волохами, сербами, болгарами и другими представителями балканских христианских народов и двинулось под Хотин, где дислоцировалась русская армия прославленного полководца Румянцева. Однако полк отказался от сражения и в полном составе перешел «под знамена Румянцева», чтобы воевать против тур-ков «на собственном иждивении во все продолжение той же войны безотлучно». В ходе войны полк пополнялся конниками из местного украинского населения.
К окончанию военных действий полк превратился в казачье войско, которое было переведено на Украину и пополнено до установленных штатов. Румянцев, тогда уже фельдмаршал, заверил казаков, что «под покровительством Российской державы найдут они покойную жизнь и награждены будут выгодными для поселения и обзаведения землями». А специальным царским манифестом им была обещана 30-летняя льгота — освобождение от налогов и повинностей. Казакам действительно выделили земли на левобережье Буга, ставшего границей между Россией и Турцией, где они несли пограничную службу. Рядом размещался другой казачий полк, известный под названием «Новонавербованного», также сформированный в годы войны «из разных иностранцев» («иноплеменников»). Отведенные казакам обширные прилегающие к Бугу земли были достаточно отдалены от городов и обживались «с великим трудом» — на это ушло восемь лет. И только в 1783 г., с присоединением Крымского ханства к России, начальник Новороссии Г.А. Потемкин определил эти полки на боевую службу по Бугу, вблизи их очагов. Само войско (два полка) было усилено другими подразделениями.
В 1787 г. вспыхнула новая война с Турцией. Потемкин отвел Бугское войско в тыл, чтобы предоставить участок фронта полевой Екатерининской армии, выдвинутой из глубины страны. Затем казаков вновь подтянули к линии фронта, а их семьи возвратили в свои жилища. Войско постепенно укреплялось и было доведено до полутора тысяч казаков, т. е. составило фактически три казачьих пятисотенных полка. С этого времени и до конца войны оно находилось «в беспрерывном действии», в частности штурмовало Очаков и Измаил, воевало под Аккерманом и Бендерами. В середине 90-х годов началась война в Польше, и Бугское войско было передислоцировано. В 1796 г. его придвинули к Днестру и оно вселилось в бывшие станицы и хутора черноморцев.
Новороссия, к которой была присоединена территория бывшего Крымского ханства до Днестра (сюда, по Ясскому миру, была включена Очаковская область), приобрела особое стратегическое, экономическое и политическое значение в системе регионов Российской Империи. Первоначально сама Екатерина II взялась управлять этим огромным и очень важным краем, но вскоре передала свои функции Платону Зубову, который сосредоточил в своих руках полноту власти в стране, и в частности в Новороссии. В 1791 г. после смерти Г.А. Потемкина Зубов стал прямым начальником Бугского войска, которое было переименовано в Вознесенское казачье войско. Он имел непосредственное отношение к истории Срединной (Тираспольской) крепости и, следовательно, самого города Тирасполя. Объясняется это тем, что с переводом в 1794 г. А.В. Суворова с Украины на Польский фронт контроль за строительством крепости был возложен на Зубова как на «главноуправляющего инженерной частью». С завершением в 1795 г. строительства этой твердыни на Днестре, которая противостояла Бендерской крепости, благодарственный манифест был адресован именно ему.
По повелению императрицы Платон Зубов обязывался заняться благоустройством Бугского казачьего войска, а именно: оставить его навсегда на службе, «причислить к сословию его» 3 796 душ, купленных князем Потемкиным у разных помещиков, назначить ему при р. Днестр пограничную землю, офицеров наградить чинами, отвести им ранговые земельные дачи и «удовлетворить всеми прежде заслуженными суммами».
Бугские казаки пользовались в Приднестровье земельными угодьями — даже закладывали многолетние плодово-ягодные насаждения (сады, виноградники), что свидетельствовало о формировании устойчивых хозяйственно-военных казачьих поселений.
Правительственная покровительственная политика вселяла в казаков уверенность в стабильности надельного землепользования и обретении покоя, завоеванных страданиями и жертвами. Таким образом «иноплеменные» обретали родину. Однако вскоре в их судьбе произошел крутой перелом. Павел I как император, не ограниченный властью, встал на путь отрицания наследия Екатерины II во внутренней и внешней политике, с ненавистью относился к Потемкину и братьям Зубовым, а следовательно, и к их делам. В 1797 г. он отклонил намеченные мероприятия в отношении Бугского казачьего войска, более того, приступил к его расформированию: часть казаков распустил по домам, не определив даже их социального статуса, часть оставил на Днестре и у Черного моря для продолжения кордонной службы. Но в 1800 г. они также были распущены — их «поверстали в крестьянское состояние», т. е. перевели в разряд государственных крестьян. Общее число казаков, обращенных в эту категорию крестьян, достигло 6 383 мужчин.
После отвода казаков за Буг их постоянным местопребыванием стали Елисаветградский, Ольвиопольский и Херсонский уезды. Поселение было рассредоточено на большой территории, некоторые станицы отстояли друг от друга на 100 и более верст. Их численность составляла 1 595 семей с земельным фондом удобных угодий площадью в 169 738 дес., т. е. если считать с запасными юртовыми участками, то на семью в среднем приходилось 106 дес. Однако это деление можно назвать усредненным, так как казачья старшина получала «ранговые дачи» по несколько сотен десятин на офицера, младший командный состав (урядники) также пользовался более обширными наделами, чем рядовые казаки (по 15 дес. на мужскую душу).
Такая метаморфоза, конечно же, не устраивала казачество. Особенное недовольство вызывали налоги и повинности. Со вступлением на трон Александра I у казаков зародилась надежда на изменения к лучшему, тем более что новый царь прослыл большим либералом, чем его отец. Уже в сентябре 1801 г. группа ходатаев от бывшего войска обратилась к Александру I с просьбой об «обращении их паки на службу из крестьянского состояния».
Как и прежде, наступил период изматывающей кабинетной волокиты: вопрос обсуждался в кругах генерал-прокурора, военных ведомствах и узком окружении царя — Непременном комитете. Решили ходатайство не отклонять, но, прежде чем прийти к окончательному выводу, исследовать на месте все стороны этой проблемы. В итоге инстанции единодушно высказались в пользу казачества и предложили проект вновь сформированного сильного войска из трех полков, один из которых должен поочередно находиться на Днестре. Царь согласился с проектом и 28 апреля 1803 г. написал на нем долгожданное «быть по сему». Так в составе трех полков войско снова начало функционировать.
В законе о войске есть особая статья, которая касалась его будущего личного состава: «Предоставить бугским казакам право приумножать сословие их людьми из-за границы, или единоплеменными, как-то: молдаванами, валахами, болгарами и проч., к чему они, содержа на Днестре стражу, могут иметь всякую удобность; но строго запретить им для предупреждения могущих случиться злоупотреблений, принимать природных поселян в казаки, равно как и поселять крестьян на их земли». Кроме того, эта статья отразила внешнеполитические интересы царского правительства на Балканах и в Подунавье. Она предоставляла представителям названных народов (именно беженцам с Балкан) право вливаться в казачество — привилегированное воинское сословие. Таким образом для беженцев был открыт путь в Россию, что вытекало из всей системы балканской политики царского самодержавия.
В таком виде Бугское войско просуществовало до 1817 г. Оно участвовало в боевых операциях войн 1806-1812 гг., Отечественной войне 1812 г., в заграничном походе русской армии 1814 г. Войну казаки воспринимали как обычное дело. В мирные годы (1814-1817 гг.) войско базировалось за Бугом, а когда граница России в 1812 г. была перенесена на Прут и Дунай, ее охрану доверили полкам Донского войска.
В 1817 г. Александр I при прямом воздействии на него военного министра Аракчеева начал реформирование сухопутных сил страны путем насаждения дешевых для казны, но более тяжелых для личного состава оседлых войск военных поселений, в частности полуказацкой-полукрестьянской кавалерии. Эта позиция была реализована ревностным сторонником реформ Аракчеевым в ряде регионов страны, но наиболее широко на Украине. В 1817 г. Чугуйское, Бугское и Украинское казачьи войска были аннулированы и на их основе созданы три уланские дивизии (две постоянные и одна резервная), составившие корпус «поселенной кавалерии». Бугское войско с приписанными к его станицам и хуторам селениями государственных крестьян послужило базой для развертывания Бугской уланской дивизии. Военные поселения просуществовали почти до реформ 60-х годов.
Оставили ли бугские казаки след в истории Приднестровья? Безусловно. Какая-то часть их осела здесь навсегда еще в начале 90-х годов XVIII столетия, другая (по некоторым данным, более двух тысяч человек) вселилась в молдавские села в период с 1797 по 1803 г. По данным казачьей канцелярии на 1802 г., всего насчитывалось 26 станиц Бугского войска за Бугом, в частности в Елисаветградском уезде — 12, в Ольвиопольском — 6 и в Херсонском — 8, а за время пребывания на Днестре войско занимало 16 селений, включая Тирасполь, Овидиополь, Казаклею, Беляевку, Маяки, Яски, Троицкое, Градиницу, Чобручи, Коротное, Глиное, Завертайловку, Карагаш, Слободзею, Терновку, Суклею.
Этнический состав Бугского войска в 1769 г., когда оно перешло в русскую армию, был молдавско-валашско-болгаро-сербским. При передвижении в глубь Украины доведение его состава до штатного осуществлялось в основном за счет украинцев и отчасти молдаван и русских.
Некоторое время Бугский полк входил в крупное казачье соединение — Екатеринославский казачий корпус (он же: «Екатеринославское казачье войско», «Екатеринская конница», «Новодонское казачество»). В период войны 1806-1812 гг. войском командовал князь Кантакузен, а полками — Ельчанинов и Балаев.
Екатеринославское казачье войско. Это войско — одно из крупных соединений казачьих полков — начало формироваться по распоряжению Г.А. Потемкина в 1787 г. как Екатеринославский казачий корпус. Первыми в казачью службу были обращены однодворцы, ранее поселенные по бывшей Украинской линии той же губернии, затем и другие социальные группы. Окончательная его организация уже в качестве Екатеринославского казачьего войска относится к 1788 г., т. е. к периоду русско-турецкой войны 1787-1791 гг. В его состав входили жители Чугуева с окружающими селениями, старообрядцы (раскольники), вышедшие из Польши и поселившиеся в слободах на правом берегу Днепра, часть мещан и однодворцев Екатеринославской, Вознесенской и Харьковской губерний, а также уже известный Бугский полк, пополненный крестьянами, выкупленными царским правительством у помещиков ряда селений между Бугом и Ингульцом. Потемкин сумел отобрать в казну монастырские деревни в Курской, Воронежской, Харьковской губерниях и Екатеринославском наместничестве, крестьяне которых включились в комплектовавшийся казачий корпус. Всего в войско было зачислено более 50 тыс. человек, в том числе 13,5 тыс. казаков, выставлявших на службу до десяти полков.
Командование войска комплектовалось из старшины с Дона. Определенных законоположений о порядке службы казаков Екатеринославского войска не было — управление им осуществлялось по образцу Донского войска, но подчинялось оно и гражданскому начальству. И все-таки жизнь у казаков регламентировалась уставными положениями (в определенных «сословных» пределах).
Новообразованные полки всю войну провели на фронте: два пехотных и шесть конных полков сражались на Дунае. Особенно отличился полк Платова, который впоследствии прославился в военных операциях под Аккерманом, Килией и Измаилом. Войско находилось в непосредственном подчинении Г.А. Потемкина-Таврического как верховного гетмана и входило в Екатеринославскую армию (78 тыс. человек), командующим которой являлся тот же Потемкин.
Продолжительная война, целая серия крупных сражений обескровили казачьи полки, привели к оскудению станицы и хутора. С возвращением казаков в 1792-1793 гг. на места постоянного жительства обнаружилось полное неустройство Екатеринославского войска. Правительство приступило к постепенному его расформированию, да и часть самих казаков возбудила ходатайство перед верховной властью (Потемкина уже не было в живых) о их «возвращении в первобытное существование», т. е. в разряд казенных крестьян или мещан. Вопрос о статусе беженцев рассматривался долго. Наконец, в 1796 г. Екатерина II по представлению П. Зубова, который стал гетманом этого войска после Г.А. Потемкина, приказала расформировать его (за исключением Бугского и Чугуевского полков), а казаков перевести в разряды сельского и городского населения с предоставлением льготы по двухгодичной отсрочке платежа податей (налогов) государству.
После Ясского мира отношения между Турцией и Россией начали осложняться, что не исключало возможных военных столкновений. На определенных условиях Порта стремилась вернуть утраченные земли в Северном Причерноморье. На правобережье Днестра она располагала мощными крепостями и воинственными ногайцами, поэтому России необходимо было укрепить свои границы на Днестре и Черноморском побережье. Спешное укрепление пограничной линии и разработка стратегического плана войны с Турцией были поручены А.В. Суворову. В числе этих мероприятий предусматривалось формирование особого войска на территории Херсонской и Екатеринославской губерний под наименованием Вознесенского. Правительственные круги возложили эту миссию на того же околопрестольного вельможу П. Зубова. В армию должны были войти остатки Екатеринославского казачьего войска и добровольцы-казаки южных губерний. Разработанное канцелярией Зубова «Положение» об этом войске было утверждено Екатериной II. Однако оно не реализовалось, так как пришедший к власти Павел I отверг это начинание, а самого временщика удалил из Петербурга.
Какое же отношение имело Екатеринославское войско к судьбе Приднестровья? Во-первых, оно сменило Черноморское войско на Днестре и до своего расформирования занимало бывшие станицы черноморцев от Овидиополя до Терновки, несло кордонную охрану новой границы России (со времени Ясского мира 1791 г.). Во-вторых, с 1792 г. А.В. Суворов дважды командовал Екатеринославской (украинской) армией, а следовательно, и казачьими формированиями. Еще при возвращении из зарубежных походов часть казаков попросила прославленного полководца о разрешении поселиться в новостроящемся Тирасполе и окрестных селениях. Ходатайство их было уважено. Примерно в эти же годы (1792-1793 гг.) большая группа казаков, получившая увольнение из войска, осела в слободах Чорное, Глиное и Делакеу. С включением этих земель в 1794 г. в огромную земельную дачу (30 тыс. десятин) города-колонии Григориополя казаки селений остались в обжитых местах на договорных условиях с магистратом города. Отдельные их группы с разрешения А.В. Суворова расселились в Слободзее и тираспольских хуторах (Гребенники, Ермишкин и Тираспольский Ближний), отстоявших от города в 5-18 верстах.
Как известно, в старину города наделялись большими площадями различных земельных угодий — назывался весь этот фонд «выгонной» дачей. Тирасполю с пригородами принадлежало 24 тыс. десятин, поэтому городские власти охотно предоставляли их желающим заняться сельским хозяйством. Само устройство и обживание новых мест было связано с большими трудностями, однако закаленные невзгодами и боевой жизнью казаки сумели справиться и с ними. К тому же многие из новопоселенцев, являясь крестьянами или мещанами, временно изъятыми из обычной для них бытовой среды, с радостью возвращались к привычным занятиям. Часть казачьего населения была переведена в 1802 г. на Кубань и там послужила основой сформированного позже Кавказского полка (в составе Черноморского войска).
Черноморское казачье войско. История Приднестровья связана с пребыванием здесь еще одного крупного по тем временам войска — Черноморского. Наряду с Донским, Уральским и некоторыми другими это войско было долговечным и как самостоятельное казачье формирование просуществовало до Октябрьской революции (известное в истории с 1860 г. как Кубанское войско). Его возникновение и существование в первое десятилетие было связано с деятельностью крупнейшего начальника Новороссии Г.А. Потемкина-Таврического.
Войско прошло тяжелый ратный путь в войне 1787-1791 гг., активно участвовало в штурмах крепости на острове Березань (закрывавшей выход в море из Днепра), Очакова, Гаджибея (на его месте с 1794 г. строилась Одесса), Измаила, Килии, Бендер. Боевую силу войска можно оценить по той особой роли, которую оно играло в штурмах Очакова и Измаила. Под Измаилом в самом трудном военном секторе — со стороны Дуная — черноморцы выставили 4 тыс. человек (восемь полков) и всю флотилию с артиллерией.
На третий год войны, после взятия Гаджибея, Хаджибера (впоследствии Овидиополя) и Бендерской крепости, Черноморское войско на зиму было отведено за Днестр, где и несли пограничную службу его казаки. Возглавлял тогда войско Чепега, получивший воинское звание «бригадира» — бригадного генерала. Здесь оно получило в свое распоряжение земли к югу от Бендерского шляха (Бендеры-Вознесенск), активно приступило к устройству селений, хуторов, главного стана (коша) в Слободзее, подтянуло к реке с востока семьи, хозяйственные заведения, ремонтное конское поголовье и обозных лошадей.
Казаки охотно селились на отведенных им землях. В короткое время было основано 25 станиц с хуторами в полосе от берега Черного моря до с. Терновка (в окрестностях Тирасполя). Осваивались обширные пахотные и сенокосные участки, камышовые плавни, рыболовные, соляные и охотничьи угодья. Всего насчитывалось 1 759 дворов (около 10 тыс. человек). Кошевое правление распоряжалось тремя округами («паланками»). Но поскольку войско не имело сплошного расселения, создалась вынужденная чересполосность — казачьи поселения в ряде мест располагались по соседству с помещичьими, городскими землями и селами государственных крестьян. Царское правительство насаждало в то время помещичье землевладение через «пожалование» подчас огромных площадей, что впоследствии предопределило передислокацию войска на Таманский полуостров (низовья р. Кубань).
Численность войска была довольно внушительной — 12,5 тыс. человек (таким было Запорожское войско в год его упразднения). Состояло оно собственно из казаков и так называемых «подданных», т. е. коренных жителей Приднестровья — молдаван, украинцев, русских, в том числе и из жителей, осевших на Днестре до прихода и во время пребывания там Черноморского войска.
Война продолжалась, и в 1790-1791 гг. войско вновь принимало участие в боях на Дунае и за Дунаем, но не в полном составе, а частью выделенных подразделений. На левом берегу Днестра и на территории Очаковской области (земли между Днестром, Бугом, Черным морем и реками Ягорлык и Кодыма на севере) оставшиеся в паланках казаки, их семьи и «подданные» занимались хозяйственными делами. (Непосредственно прилегавшие к Днестру селения входили в Днестровскую паланку.)
Поселения Черноморского войска все больше притягивали бывших запорожцев, осевших на владельческих землях и частью уже закрепощенных, поэтому они устремились в «кош» на Днестре. Одновременно уходили и другие попавшие в зависимость от помещиков крестьяне, росла численность казаков и «подданных».
Войско находилось на самообеспечении, за исключением тех подразделений, которые воевали на фронте, — они получали государственное обеспечение в виде денежных пособий, фуража, пороха, свинца, обмундирования. За действия в боевых операциях войско заслужило лестные отзывы со стороны высшего командования, завоевав тем самым право на свое постоянное существование. И если Екатеринославское, а также частично Бугское и Украинское войска после войн полностью распускались и при необходимости повторно возрождались, то вопрос об упразднении Черноморского войска даже не поднимался. С заключением Ясского мира в декабре 1791 г. (в начале января 1792 г. по новому стилю) границей России стал Днестр. Черноморское войско было сосредоточено по левобережью и к востоку от него (вплоть до Еникале и Березани) и контролировало пограничье. Его личный состав усиленно занимался сельскохозяйственным производством: пчеловодством, бахчеводством, шелководством, закладкой садов и виноградников; строительством селений; богатыми промыслами (рыбными и соляными). Увеличивались стада и табуны, возрождалась роль промысловых традиций.
В этническом отношении Черноморское войско, как и другие казачьи войска, было многообразным. Основной его контингент составляли украинцы, на втором месте по численности стояли молдаване, затем — русские, болгары и др. Очень тесные отношения сложились у украинцев и молдаван — они совместно жили во многих станицах, или, как их тогда называли, слободах. Встречались украинско-русские селения, а в Слободзее («Кошевой резиденции») соседствовали украинцы, молдаване и русские.
Увеличивающееся войско закономерно хотело жить в благосостоянии и довольстве, проявляло пристальную заботу о раненых, пожилых, вдовах, детях. Для будущего была необходима прочная юридическая база (до 1835 г. в мирное и военное время казаки руководствовались обычаями и традициями) и нерушимое право на землю (со служилым землепользованием). Однако казаков крайне беспокоила определенная житейская нестабильность и неуверенность в завтрашнем дне. Их покровитель — великий гетман Г.А. Потемкин-Таврический к этому времени скончался, а новые сановники и вельможи, казалось, забыли о войске. Поэтому черноморцы, находясь в напряженном ожидании, должны были сами напоминать о себе. Их авторитетная делегация во главе с войсковым писарем Головатым не раз выезжала в Петербург для решения вопроса о своем будущем. Наконец, дальнейшая судьба Черноморского войска окончательно определилась: ему предписывалось в полном составе переселиться на Кубань, где выделялись около 4 млн. десятин (десятина равняется 1,1 га), большое пространство на берегу Азовского моря, предоставлялись все казачьи льготы и привилегии. Там должны были создаваться реальные условия для жизненной преемственности поколений.
В конце 1792 — начале 1793 г. войско с семьями и имуществом пятью колоннами перешло на новое и окончательно за ним закрепленное местожительство. Сама операция передислоцирования — примерно 13 тыс. человек, более 2 тыс. конников, артиллерии, 51 «лодки» (на них разместились 3 тыс. казаков) и многочисленного обоза с семьями — являлась выдающимся событием в миграционных процессах. Однако переселиться на новые места пожелали не все; кроме того, немалое число казаков было задержано помещиками, в имениях которых они зимовали. Оставшиеся на левом берегу Днестра 2 тыс. человек были позже включены в разряд государственных крестьян Приднестровья. И все же часть молдаван-казаков ушла на Кубань, где до сих пор сохранились их крупные селения.
Черноморское и Екатеринославское войска в конце 80-х годов XVIII в. представляли собой довольно внушительную силу — более 22 тыс. человек и уступали по численности лишь Донскому войску (28 125 человек). Во всех же казачьих войсках страны тогда значилось 73 650 человек, т. е. на эти два войска приходился 31%. И именно этот 31 процент непосредственно участвовал в составе главных сил при взятии крепостей Очаков, Бендеры, Измаил, Аккерман, проявлял удаль, смекалку, стойкость, бесстрашие, именно Черноморское и Екатеринославское войска оставили глубокий след в исторических событиях периода русско-турецкой войны 1787-1791 гг.
Украинское казачье войско. Военные поселенцы. Одну из ярких страниц истории северной зоны Приднестровья (Балтский и Ольгопольский уезды Подольской губернии) периода Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов 1813-1814 гг. занимают комплектование, снаряжение и отправка на фронт крупного отряда конных полков, объединенных в Украинское казачье войско.
Известно, что в Приднестровье, как и в Бессарабской области, в те годы население не поставляло рекрутов. Жители Подольской губернии несли лишь одну воинскую повинность — «конскую» — выделяли ремонтное поголовье для кавалерии и обозных лошадей для действующей армии. Однако желание широких кругов жителей Украины включиться в непосредственные боевые действия против «великой армии» Наполеона и его союзников было столь велико, что Александр I согласился на создание в пределах Киевской и Подольской губерний четырех конных полков.
Войско формировалось «из людей к казачьей службе способных и издавна навыком и охотой к ней известных». Наряду с реорганизацией традиционно-казачьего войска в нем сохранялась преемственность казачьего быта. Дивизией командовал полковник де Витт, ставший позже известным генералом, командиром корпуса «поселенной конницы», т. е. военных поселений.
Это внушительное по тем временам конное войско (4 700 человек и более того боевых коней) комплектовалось по территориальному принципу — каждый уезд полностью снаряжал и вооружал два эскадрона (300 человек). В числе таких уездов оказался и Балтский, непосредственно примыкавший к Днестру. Формирование войска на других территориях Херсонской губернии было невозможно из-за эпидемии чумы.
Патриотический порыв населения был настолько велик, что войско сумело полностью сформироваться за каких-нибудь два месяца, и уже 6 сентября 1812 г. двинулось на фронт. Напомним, что именно в сентябре прошло Бородинское сражение и отступление русской армии к Тарутино.
Войско комплектовалось только на период войны из казаков-добровольцев — поставка одного казака засчитывалась селениям за два рекрута. По достижении мира войско должно было распускаться. При этом не все его участники оставались потомственными казаками, но все должны были иметь наготове коня, обмундирование и оружие за свой счет, находиться в боевой готовности и по приказу являться в свой полк. Казаки пожизненно освобождались от всех налогов и государственных повинностей. Своеобразной была и структура войска: полки делились не на сотни, а на эскадроны (по восемь в полку), весь личный состав формировался по казацкой традиции из добровольцев, включая и командиров (с условием обладания качествами отличных конников).
Итак, в сентябре 1812 г. войско форсированным маршем приблизилось к огненной фронтовой линии — в район Луцка, в III обсервационную запасную армию прославленного генерала А. Тармасова, которая противостояла двум корпусам противника — Шварценберга (австрийцы) и Ренье (саксонцы). Это была левофланговая армия русских боевых сил, прикрывавшая юго-западную часть Российской Империи и действовавшая на коммуникационных линиях названных корпусов; кроме того, она глубоко охватывала правый фланг наполеоновских войск. С прибытием Украинского казачьего войска и других пополнений армия Тармасова превратилась во внушительную боевую силу, сковавшую крупную объединенную группировку противника. В сентябре в этот стратегический район прибыла еще одна армия — Дунайская под командованием П.В. Чичагова, которая разместилась вдоль р. Стырь. Обе армии прикрывали Подолию и Волынь.
Украинское казачье войско действовало на широком фронте — от г. Острога до г. Борисова, совершая боевые рейды в качестве «летучих отрядов» на территории Варшавского герцогства. Оно штурмовало Брест, Минск, Борисов и города далее до Вислы, Одера, где также отличилась дивизия де Витта.
В октябре Дунайская и III запасная армии были объединены под общим командованием Чичагова, а Тармасов, которого перевели на место Барклая де Толли, стал во главе пяти корпусов Главной армии. Группа войск Чичагова выдержала натиск отступавших корпусов Наполеона на Березине, где из 30 тыс. воинов император потерял 20 тыс. Сам он сумел вырваться с остатками гвардии и некоторых соединений.
В дальнейшем полки украинских казаков в составе корпуса под командованием генерала Сакена участвовали в преследовании отступавших остатков «великой армии». Затем сражались с новыми военными силами Наполеона за границей, в том числе под Варшавой и Лейпцигом, вошли в Париж. Наконец, в 1814 г. украинские казаки вернулись героями в родные места и пользовались своими завоеванными правами. Первоначально предполагалось распустить полки после войны, но позже решили навсегда оставить их как постоянные формирования. Казаков отпустили по домам с обязательством «по первому требованию» являться в полк. Офицеры числились на действительной службе и должны были иметь «полные сведения о состоянии и занятиях подчиненных им казаков» в мирное время. В 1817 г. казачество было упразднено и бывшие казаки вошли в состав военных поселенцев. На основе этого войска была сформирована Украинская уланская дивизия, которая стала стержнем созданного затем корпуса «поселенной конницы». Отчасти украинские казаки вошли во вторую дивизию — Бугскую уланскую.
Расселение округов военных поселенцев не было постоянным, однако в целом они расширялись как численно, так и территориально. Вначале «поселенная конница» занимала земли лишь ряда уездов Новороссии. Затем в их число попали некоторые уезды Киевской и Подольской губерний. Менялась система и структура командно-управленческих инстанций. Так, пять округов Киевской и Подольской губерний были выделены в отдельное Киево-Подольское управление военных поселений с центром в г. Умани. Отметим, что в Тираспольском уезде (Херсонская губерния) таких поселений не было.
Пребывание государственных крестьян в войске оставило неизгладимый след в их памяти: в течение четверти века переносили они все тяготы непривычного для них порядка царской солдатчины, когда каждый шаг поселенца и на службе, и в быту жестко контролировался начальством.
Военно-административная структура войска отличалась своеобразием: все селения группировались в более крупные подразделения — округа, каждый из которых дробился на «волости» (в среднем они состояли из 10 поселков) и «участки» (включающие менее 10 поселков). Округа, волости и участки возглавляли командиры соответствующих рангов, при которых находились «комитеты», т. е. штабы. Командование ведало не только военной подготовкой поселенцев, но и поддержанием на определенном уровне хозяйственного состояния поселков. Поэтому с 1827 г. наряду с «муштрой» командование занималось регулированием и регламентированием хозяйственной деятельности дворов, которые подразделялись на «хозяев» и «нехозяев». В свою очередь, в разряде «хозяев» различались «ранги»: к первому относились дворы с четырьмя волами, пятнадцатью десятинами запашки и пятью десятинами сенокоса, ко второму — бесскотные семьи.
В войске крестьяне и казаки также подвергались учету и распределению на ранги, разряды и группы. Учет велся в самих хозяйствах. Причудливо переплетались военный режим и общинные традиции. Так, общины распоряжались «общественными» земельными угодьями, денежными «вспомогательными капиталами» и «заемными суммами», которые создавались путем накопления взносов поселенцев. Из этих «капиталов» часть суммы расходовалась на приобретение скота, обмундирование конников, содержание поселянско-войсковой администрации и др. Поселенцы освобождались от государственных налогов — податей и земской повинности, а их дети пользовались казенным содержанием и обмундированием.
Неслужилые поселенцы в походах и учениях не участвовали, но обязаны были кормить постояльцев, действующих резервистов и кантонистов, помогать в строительстве, перевозить лес, косить сено, обрабатывать общественные поля для пополнения зерном запасных хлебных «магазинов», т. е. отбывать казенную барщину. Кроме того, они должны были кормить свои семьи и вовремя обрабатывать личные наделы и сенокосы. Все это делалось по строго регламентированному распорядку жизни. Неисполнение регламентов и предписаний начальства влекло за собой причисление поселенцев к категории «порочных» и соответствующее возмездие — телесные наказания, сдачу в арестантские роты и даже в рекруты.
В 1857 г. военные поселения были упразднены, а сами поселенцы обращены либо в государственных крестьян, либо в «пашенных солдат». На долю крестьян выпала еще одна неотложная задача: создать условия нового хозяйствования. Этот период перестройки занял в их жизни около 10 лет — в 1866 г. в казенных селениях была проведена крестьянская реформа и им предстояло перейти в «новое качественное состояние».
В 1817, 1818, 1819 и 1829 гг. в ответ на насильственное превращение украинских казаков и государственных крестьян в поселенцев прокатилась волна открытых протестов и выступлений, которые были жестоко подавлены кадровыми воинскими подразделениями. Участники волнений были переданы специальным судам: одни отделались поркой, другие были высланы на каторжные работы.
5. Города и местечки
приднестровье население крестьянин казачье войско
Тирасполь. Большинство городов на правом (Аккерман, Бендеры, Сороки, Хотин) и на левом (Овидиополь, Тирасполь, Дубоссары) берегах Днестра, а также местечки (Рашков, Ягорлык, Маяки) вырастали рядом с крепостями. Собственно, и те и другие начинались с крепостей, часть из которых были построены в отдаленные времена, другие сооружались в 90-е годы XVIII в.
После заключения Ясского мира (1791 г.) внешнеполитическая обстановка в Причерноморье на время стабилизировалась, что было очень выгодно для России. Однако ее потенциальный противник — Турция не примирилась с очередным поражением и в перспективе могла развязать новый вооруженный конфликт. В силу этого русское правительство приняло ряд мер по укреплению днестровского порубежья путем строительства Днестровской оборонительной линии и насыщения ее боеспособными войсками и казачьими полками. Для решения стратегических задач в этот регион был направлен А.В. Суворов в качестве командующего армией.
Причиной создания такой линии послужило предписание Екатерины II екатеринославскому губернатору В.В. Каховскому от 17 июня 1792 г. (западная граница губернии проходила по р. Днестр) о начале ремонта старых и строительстве новых крепостей на левом берегу Днестра от Ягорлыка до его устья и далее по побережью Черного моря. Осенью того же года была проведена закладка будущей Тираспольской крепости, неподалеку от селения Суклея, по проекту военного инженера Франу де Волана, числившейся в нем как «Главная Днестровская при устье р. Ботны».
Место для крепости выбрано не случайно. Это был стратегический пункт. При впадении Ботны в Днестр существовала удобная переправа, где приходилось держать большое число батальонов для оборонных целей, а по прямой линии дорога вела к другой переправе, охраняемой Бендерской крепостью с большим гарнизоном, значительными запасами продовольствия и боеприпасов и сильным артиллерийским прикрытием (до 1 тыс. стволов). По Днестру же проходила и пограничная черта. Через Тирасполь пролегал знаменитый Бендерско-Вознесенский тракт, служивший долгое время военно-транспортной коммуникацией Турции, а позже и России. Одновременно образовался ее форштадт (с ускоренным строительством жилья) из крестьян Суклеи, переселенцев из Паркан, мигрантов из Украины и с правого берега Днестра, казаков Екатеринославского казачьего войска, ветеранов войн. Таким образом, строительство крепости укрепило положение будущего Тирасполя. Руководил строительством А.В. Суворов.
Крепость должна была обеспечивать надежную охрану новой границы. Одновременно вблизи создавались многолюдные слободы-пригороды, из которых вырастал собственно город Тирасполь, не защищенный крепостными стенами. Этим он отличался от дунайских городов-крепостей, которые достигли своего наибольшего стратегического значения в период турецкого господства. Отметим, что разрушенные укрепления в местечках Рашков, Ягорлык и Маяки не восстанавливались.
Тираспольская (средняя, или срединная) крепость строилась с учетом военных, экономических и политических целей России, она обеспечивала защиту населения, поэтому неподалеку от нее горожане довольно быстро построили дома, лавки, церкви (как символ единства жителей), переправы через Днестр, мельницы и другие промышленные, а также транспортные и торговые предприятия. Таким образом, крепость сыграла важную роль в процессе увеличения численности населения, ускоренном расширении района городской застройки.
Некоторое время между крепостью и собственно городом (на его южной окраине) существовала незаселенная зона — «лагерное поле», где на летние месяцы можно было разместить бригаду (два полка). Впоследствии, с упразднением цитадели как первостепенного оборонительного объекта, это «поле» было освоено новыми застройщиками. До 1826 г. крепость числилась как первоклассная, однако в том же году ее разряд был понижен, а в 1835 г. — упразднен. Кстати, почти одновременно потеряла свое стратегическое значение и мощная Бендерская крепость.
О местности, где был заложен и построен г. Тирасполь с предместьями, известно следующее. В 1787 г., когда султанские власти направили часть буджакских ногайцев в Очаковскую область для ее опустошения, жители, узнав о надвигающейся катастрофе, разбежались. Тех, кто не успел покинуть насиженные места, каратели угнали в Турцию, а их жилища предали огню. В числе опустошенных и сожженных оказалось маленькое селение (хутор) Суклея. В нем числилось шесть небольших дворов, обитатели которых («бессарабские жители») занимались рыболовством. С присоединением области к России по Ясскому миру 1791 г. беженцы приднестровской полосы и оставшиеся суклейские жители начали возвращаться. Хутор с прежним названием Суклея вошел в территорию форштадта, называемого Средней крепостью.
Возрождение бывшего хутора и превращение его в большое селение происходило уже в годы русско-турецкой войны 1787-1791 гг., когда южная часть Приднестровья являлась далеким тылом. И Сугаклея (Суклея) в короткий срок становится довольно населенной: в 1793 г. там насчитывался 71 двор, где проживало 315 человек. Кроме того, в течение двух лет она являлась станицей Черноморского казачьего войска, а с передислокацией его на Кубань и в связи с начавшимся строительством Тираспольской крепости Суклея вошла в черту города. Часть ее жителей стали горожанами, а часть — остались в разряде государственных крестьян. Власти распорядились выделить крестьянам соответствующие земельные наделы и обширную сельскую усадьбу южнее города (в трех верстах) для основания нового села, с сохранением за ним прежнего названия.
Как известно из соответствующих документальных источников, в 1792 г. губернская администрация намеревалась сделать уездным центром г. Новые Дубоссары. До 1795 г. будущий Тираспольский уезд еще не имел наименования, а числился под номером третьим в пределах бывшей Очаковской области.
Видимо, наличие сильной крепости (ее сооружение закончилось в 1795 г.) и быстрый рост населения являлись определяющими моментами в закреплении за Тирасполем, а не за Дубоссарами статуса уездного города. Тирасполь стал уездным центром новообразованного Вознесенского наместничества. Затем последовательно вместе с уездом он относился к Новороссийской (1796 г.), Николаевской (1802 г.) и, наконец, Херсонской (1803 г.) губерниям; в последней находился более столетия. Новый город в качестве центра земельного округа был наделен большим массивом угодий.
Территория и население города быстро увеличивались. В 1820 г. в нем числилось 785 домов, в 1839 г. — 884, в 1858 г. — 1 006 (на его хуторах — 281) домов. За малым исключением город был застроен одноэтажными частными зданиями, улицы были широкими, немощеными, плотность жилья — невысокой.
Городское общество формировалось из различных сословий и сословных групп. В молодом еще городе статистические сведения зафиксировали (в 1820 г.) следующую социальную структуру. В Тирасполе числились 4 490 постоянных жителей, в том числе: дворян — 37, служащих — 23, купцов-христиан — 44, мещан-христиан — 2 804, евреев — 509, крестьян — 332, «причисляющихся в мещане, кои еще государственные крестьяне» — 512, старообрядцев — до 2 тыс. человек. Как видно, в городе проживало небольшое количество купцов, в то же время крестьяне составляли 2 700 человек, а вместе со старообрядцами (в своей основной массе — также крестьянами) — более половины жителей («жили от земли»). В дальнейшем, по мере укрепления позиций товарного, а также развития ремесленного и фабрично-заводского производства, технической реконструкции транспортных средств, пролетаризации городских низов, население Тирасполя, возросшее численно более чем в 10 раз, заметно изменилось: оно более четко подразделилось на классы и социальные прослойки, что было типично для буржуазного города.
О динамике численности населения г. Тирасполя можно судить по следующим статистическим сведениям за период с 1795 по 1897 г. (душ обоего пола): в 1795 г. — 2 440 человек, в 1799 г. — 3 040, в 1820 г. — 4 490, в 1823 г. — 5 500, в 1847 г. — 6 450, в 1851 г. — 6 120, в 1858 г. — 9 000, в 1897 г. — 31 616 человек.
Как видно из этих данных, примерно за столетие количество жителей Тирасполя увеличилось в 13 раз, однако прямолинейного прогрессирующего роста этого показателя не было. Так, в конце 20-х годов, в период войны 1828-1829 гг., когда Тирасполь служил крупной тыловой базой действующей армии, жители не выдерживали бремени взвалившихся на них чрезвычайных повинностей и иногда покидали обжитые места. А в конце 40-х годов город и весь уезд (как и соседние уезды Херсонской губернии и Бессарабской области) подверглись продолжительной засухе, эпидемиям и эпизоотии, в результате чего число горожан заметно сократилось. За 40 лет реформ (вторая половина столетия) и ускоренного развития экономики, транспорта и торговли, усиления процесса раскрестьянивания в деревне население в Тирасполе увеличилось в 3,5 раза, а за 52 года до этого (с 1795 по 1847 г.) — лишь в 2,6 раза.
Что касается этнической структуры населения Тирасполя, то при его основании большинство составляли русские (50,5%, или 1 431 человек из 2 440) и украинцы (12%). Спустя столетие Первая всеобщая перепись населения отразила происшедшие перемены в этнической структуре (табл. 2). Приведенные в таблице данные говорят о том, что абсолютная численность русских увеличилась почти в 10 раз, а относительная — снизилась на 11%, возрос удельный вес украинцев почти в 13 раз, а относительная их численность осталась на том же уровне. Существенно возросло количество молдаван — с 60 в 1795 г. до 3 611 человек в 1897 г., или в 60 раз, а в процентном отношении — с 2,5 до 11,4%. Евреев и поляков в 1795 г. не зафиксировано, в 1897 г. евреи составляли 27%, а поляки — более 3%.
Необходимо добавить, что из русских горожан занимались земледелием 5 442 человека (более одной четвертой), из украинцев — 2 830 (более половины) и почти все молдаване — 3 284 человека; подавляющее большинство евреев было занято в торговле, ремесле, промыслах и частично в обслуживании железнодорожного транспорта (230 человек). К концу XIX в. Тирасполь превратился в центр промышленно-ремесленного производства и торговли Приднестровья. Конечно, решающие изменения в этом отношении осуществлялись в пореформенное десятилетие.
Первыми предприятиями ремесленного типа были мельницы (нередко совмещенные с крупорушками). По статистическим данным за 1799 г., в Тираспольском уезде учтено 36 мельниц (19 ветряных, 11 водяных и 6 «земляных», т. е. приводимых в действие тягловыми животными). Часть из них располагалась в окрестностях города. Так было в течение всех дореформенных десятилетий. И перед реформой, как отмечал известный автор двухтомной монографии очеркового характера о Херсонской губернии А. Шмидт, к востоку от Тирасполя, в степи, находилась целая вереница ветряных мельниц. Другие отрасли промышленности были представлены мелкими предприятиями, работавшими на сельскохозяйственном сырье. В 1820 г. функционировали один пивоваренный и два свечных завода. К концу 50-х годов в городе и его пригородах действовали 40 ветряных мельниц, 4 салотопни, 5 свечных заводов, 1 пивоваренный, 1 шелкомотальный, 2 кирпичных завода и шерстомойное предприятие, мыловаренные мастерские. Все они характеризовались слабым технологическим оснащением. Помимо того, в городе работали 40 мастеров-одиночек (кирпичников, скорняков, тележников, сапожников, шапочников, портных, пекарей и пр.).
В пореформенный период Тирасполь, как и другие города Приднестровья, испытывал воздействие промышленной революции — осуществился переход на паровые котлы и двигатели внутреннего сгорания. Самая древняя отрасль — мукомольная — к концу века претерпела существенные изменения в связи с использованием паровых двигателей, вводом в эксплуатацию крупных предприятий (вальцовых мельниц) и новшествами в технологических процессах. В Тирасполе в 90-е годы XIX и начале XX столетия было 7 паровых мельниц, производивших 85% от общего количества продукции городской мукомольной промышленности Приднестровья. Появились крупные по тем временам предприятия.
Безусловно, по числу рабочих и по доходности выделялась шерстомойная мануфактура, действовавшая в черте города с середины XIX в. Мыли шерсть на овцах и снятую с них («волну»), проводили соответствующую сортировку. Готовая продукция сбывалась в Одессу. Разумеется, предприятие было с сезонным циклом производства, т. е. действовало только в теплое время года. Работали главным образом женщины, от 200 до 250 человек ежедневно, их поденная оплата составляла 25-30 коп. Предприятие приносило владельцу до 12 тыс. руб. серебром чистого дохода в сезон.
С начала 70-х годов и до конца столетия действовала табачная фабрика купца Ш. Рогового, в производственном процессе которой были заняты 22-26 рабочих. Выпускаемая продукция оценивалась в 25-30 тыс. руб. серебром в год. Сырье получали с плантаций Тираспольского уезда (около 36 тыс. пудов), частью с Кавказа, из Бессарабии, Черниговской губернии и из-за рубежа. А готовая продукция сбывалась на месте, а также в Одессе, Умани, Тульчине и других городах. В условиях конкуренции с крупными центрами табачной промышленности (Ростовом-на-Дону, Киевом, Черниговом) совершенствовалась технология получения табака.
В 1879 г. был открыт завод по производству спирта из виноградного вина и фруктов. За сезон перегонялось 3 тыс. ведер спирта (на 20 тыс. руб.), который поступал на винодельческие предприятия для изготовления крепленых вин и даже использовался в качестве сырья для производства коньяков.
С середины 70-х годов стали действовать предприятия первичной обработки древесины — 2 лесопильных завода (22 рабочих), которые производили готовую продукцию на 40 тыс. руб. в год. В 1900 г. работали уже 3 таких завода (35 рабочих) с объемом производства в 87 тыс. руб.; все они были оснащены паровыми двигателями. Тогда же, в начале XX в., был открыт новый завод (17 рабочих) комбинированного типа, совмещающий лесопилку и паровую мельницу.
И еще одно крупнейшее предприятие действовало в Тирасполе в 80-х — начале 90-х годов — картонная фабрика купца И. Бродского. Станки приводились в движение двумя мощными паровыми двигателями (100 лошадиных сил). К середине 90-х годов число рабочих было доведено до 200 человек, а стоимость выпускаемой продукции — до 250 тыс. руб. серебром.
Наряду с крупными предприятиями действовали и мелкие мастерские — по изготовлению восковых свечей, кирпича, земледельческого инвентаря (5 рабочих), а также 20 кузниц, 13 бондарных и 10 столярных мастерских, скотобойня, салотопни, типография (6 рабочих).
Помимо этого, в обслуживании железнодорожной станции и пристани на Днестре были заняты сотни рабочих и служащих (например, только на железной дороге в конце XIX в. работали около 1 700 человек).
Отметим, что освоение ископаемых ресурсов в Приднестровье было незначительным, добывали лишь брусчатку, плитняк, глину и т. п.
Уже в первые годы после основания города и в период его бурного роста формировалась постоянная торговля в лавочной форме. Так, в 1799 г. действовали 96 лавок (21 — каменная и 75 — деревянные), принадлежащих русским купцам, которые сбывали шелковые, пушные, железные изделия и продовольствие. В последующие десятилетия это число сократилось за счет укрупнения некоторых из них: в 1820 г. — 30, 1848 г. — 35. Одновременно увеличилось количество питейных заведений (погребов, трактиров и т. п.): в 1839 г. — 22, а в 1858 г. — 48.
О масштабах товарооборота в Тирасполе к 1900 г. свидетельствуют следующие показатели: зафиксировано 83 торговых предприятия с ежегодным оборотом в 2 млн. руб., для ярмарок и базаров этот показатель достигал 1 млн. 700 тыс. руб. серебром.
Такой размах торговых операций стал возможен только благодаря существенным изменениям в транспорте — к концу XIX в. произошла техническая реконструкция путей сообщения (ввод в действие железных дорог и пароходства на среднем и нижнем Днестре, появление участков дороги с твердым покрытием в Одесском направлении) и реорганизовалась система управления транспортом — в Тирасполе были открыты две транспортные конторы. Кроме того, расширилась паромная переправа через реку в районе города и у с. Парканы, через которую направлялись большие грузопотоки в обоих направлениях. Одновременно улучшились судоходные условия на Днестре — важной водной магистрали. Во второй половине XIX в. появилось еще одно техническое новшество, оказавшее прямое влияние на ускорение обменно-сбытовых операций, — проводная связь (телеграф и телефон). Поскольку Тирасполь и Бендеры входили в Одесский округ связи, создавались условия быстрого распространения информации о рыночной конъюнктуре во всех ее проявлениях. Что касается грунтовых дорог, по которым доставлялись грузы, то при распутице ранней весной, ливневых дождях, обильных снегопадах они становились непроходимыми.
В 1819 г. учреждены «годовые» ярмарки (всего 5) с различной продолжительностью торга (две — весной и по одной — летом, осенью и зимой), два дня в неделю действовали базары. И те и другие способствовали формированию широкой сферы общения производителей товаров и торговцев, игравших роль посредников между материальным производством и потребителями. Города Тирасполь и Бендеры, по существу, являлись центрами сложившейся единой рыночной зоны.
К концу XIX столетия Тирасполь стал не только крупным центром административной и экономической жизни южной зоны Приднестровья, но и важным очагом просвещения и культуры. В 1900 г. в городе действовали мужская и женская гимназии, уездное и приходское училища, женское городское училище, 5 городских школ, церковноприходские школы в предместьях, 3 частных училища, 2 еврейские школы, общество пособия бедным учащимся, типография, 4 библиотеки (при клубах), 4 книжные лавки. Медицина была представлена земской больницей (7 врачей, 3 фельдшера, 2 акушерки, дантист), двумя аптеками и аптекарским складом.
Вероисповедание опиралось на свою сеть культовых центров — 2 православные церкви, 1 единоверческую, 2 старообрядческие молельни, 2 синагоги и 4 еврейских молитвенных дома. В городе функционировал водопровод, работали гостиница, 7 постоялых дворов, 4 страховых общества, 2 транспортные конторы, 2 нотариуса.
Дубоссары. Древним городом в Приднестровье являлись Новые Дубоссары, или просто Дубоссары (от татарского названия «Тембосары», или «Дембосары», что означает «Желтые холмы»).
В пространном военно-статистическом обзоре Херсонской губернии А. Шмидта начала 60-х годов XIX в. содержится следующее свидетельство: «В одно время с Тираспольской крепостью заложена была в двух милях от польской границы другая крепость — возле находившегося здесь еще при турецком владычестве поселения молдаван и украинцев, известного под именем Новых Дубоссар, в отличие от бессарабских Дубоссар. В настоящее время нет и следов бывшей крепости». А признанный архитектор и автор большого исследования о градостроительстве в Молдавии В. Смирнов подтвердил этот исторический факт, хотя и без пояснений. Он писал: «Дубоссары построены при Турецкой земляной крепости, исчезнувшей к началу XIX в.»
Численность горожан Дубоссар неуклонно возрастала. В 1792 г. там насчитывалось 440 «обывательских домов» с населением в 2 045 человек, в 1820 г. — 3 290 человек, в 1846 г. — 5 320, в начале 50-х годов — 4 500, в начале 60-х — более 6 200, в 1905 г. — 11 600, а перед первой мировой войной — 15 тыс. человек.
К началу 60-х годов число домов превысило 580. Город располагался вдоль берега Днестра, длина его достигала 2,5 верст — фактически он сливался с пригородами. Поэтому в демографической статистике первых десятилетий XIX столетия в состав горожан включались и государственные крестьяне ближайших селений. Так, в 1820 г. в городе насчитывалось всего 1 080 человек, а собственно мещан — 984 человека, т. е. крестьяне составляли треть населения. Однако по сведениям 40-х годов, в Дубоссарах государственных крестьян уже не было — их включили в мещанское сословие. Город разрастался и к 1906 г. в нем насчитывалось 2 060 домов. За столетие число домов увеличилось в 6 раз, а население — в 5,5 раза, но город оставался в разряде безуездных (заштатных).
Что касается занятости дубоссарских жителей в сельскохозяйственном производстве, то следует отметить, что из всех приднестровских городов по земельной обеспеченности (около 3 тыс. дес.) Дубоссары находились на последнем месте. Однако жители довольно успешно занимались земледелием со специализацией на интенсивных отраслях — садоводстве, виноградарстве, огородничестве и особенно табаководстве. Росла прослойка торговых людей: если в 1799 г. лишь 3 семьи были заняты в оптовом товарообмене, а 60 торговали в розницу, то к концу 50-х годов купеческое сословие уже насчитывало около 300 человек (вместе с членами семей) — в большинстве своем евреев, а мещанское сословие — 2 250 человек.
Во внутренней торговле преобладал лавочный сбыт: к 60-м годам действовали 2 склада, 48 лавок, 8 погребов и 4 постоялых двора со своими питейными заведениями. И так же, как во всех приднестровских городах и местечках, большую роль в сфере местного рынка играли базары.
Значение Дубоссар в рыночных связях не ограничивалось локальным районом. В первой половине XIX столетия они выделялись (наряду с Могилевом-Подольским) своим особым положением в таможенной системе: здесь почти четыре десятилетия действовала одна из двух главных таможен с обширным карантинным участком, который сохранялся до 50-х годов XIX в. Кроме того, Дубоссары славились скототорговлей, табачными складами, виноградными винами, фруктами и овощами. Жители города занимались перепродажей соли, сбытом сплавлявшегося по Днестру леса с севера Бессарабской области, из Подолии и австрийских владений.
По сведениям источников середины 40-х годов, социальная структура населения г. Дубоссар оставалась неоднородной. Общая численность жителей составляла 4 860 человек, из которых 4 665 были мещане. Помимо этого главного социального пласта в городе проживали 62 дворянина, 47 духовных лиц, 76 купцов (с членами семей), 8 разночинцев, 20 помещичьих крестьян, 36 «вольных матросов» и 6 «бессрочноотпускных нижних чинов».
Этнический состав дубоссарцев, как и в других городах Приднестровья, отличался многообразием. Он был представлен молдаванами, евреями, русскими (преимущественно старообрядцами), украинцами; жили здесь и греки, но поскольку они переселились в Одессу и другие места, то по VIII, IX и X ревизиям их здесь уже не числилось.
Ремесленно-промысловая сфера деятельности горожан была невелика. В дореформенный период предприятия ремесленного типа — мельницы, кустарные мастерские по изготовлению шерстяного полотна, обработке табачного листа, мехового сырья, по камнедобыче, изготовлению поделок из дерева бытового назначения, виноделию — в основном осуществляли переработку сельскохозяйственной продукции. Промыслы были представлены рыболовством, извозничеством и отходом на соледобычу. Кроме того, жители города были заняты в сфере обслуживания сплавного судоходства на Днестре.
И в пореформенный период в Дубоссарах действовали лишь мелкие предприятия, занятые главным образом переработкой продукции сельского хозяйства.
Функционировали также мельницы — преимущественно ветряные, конные и водяные, а в пореформенный период — и паровые. Имелись в Дубоссарах маслобойки, крупорушки, винодельческие предприятия, в частности с 1804 г. действовал винодельческий завод. В сведениях не фигурируют предприятия лесопильные и по производству фруктовой и виноградной водки.
Дубоссарская пристань являлась важным пунктом лесосплава: здесь часть плотов расшивалась, а бревна и полуфабрикаты разгружались и продавались. Остальные плоты следовали до м. Маяки. В городе работали и местные мастера-одиночки: каменотесы, печники, столяры, колодезники, пекари и др.
Григориополь. Почти одновременно с Тирасполем в 1792 г. на берегу Днестра был основан г. Григориополь. Большинство его жителей составляли армяне. Рядом находились селения Черная, Глиное и Делакеу.
Еще в 1784 г. кумыкские, кабардинские и закубанские армяне, т. е. жители Северного Кавказа, просили Г.А. Потемкина — новороссийского властелина — предоставить им землю для поселения в пределах России на правах иностранных колонистов. Следует отметить, что у царских властей уже был определенный опыт устройства иностранных поселенцев: немцев — в Поволжье, греков — в Приазовье, армян — в Нахичевани (под Ростовом-на-Дону). Кроме того, задолго до основания Григориополя армяне проживали на левом берегу Днестра, в частности в Могилеве-Подольском, Ямполе, Рашкове и других городах.
Указанное ходатайство было частично удовлетворено: армяне покинули горы и переселились в степи, но учреждение самой колонии затянулось на долгие годы. Город-колонию с наименованием Григориополь начали строить в 1792 г. При этом произошла переориентация в вопросе привлечения переселенцев: главным образом стали вести переговоры о переезде в новый город армян из Кишинева, Измаила, Бендер, Аккермана, Каушан, Рашкова и даже из Тульчи, т. е. из-за Дуная. Возникли финансовые трудности и земельные проблемы, связанные с льготами переселенцев — требовались большие суммы и срочные решения по материальному их обеспечению.
Правительственными кругами было решено основать город-колонию, смешанный по своей функциональной направленности: торгово-ремесленный и земледельческий (садоводческий). Само строительство одновременно являлось многопрофильным. В короткий срок возводились стандартные жилые дома, управленческие учреждения, лавки, торговые площади с гужевыми подъездами, храмы, оборудовались колодцы, мастерские, складские помещения. А пока все это создавалось, мигранты временно расселялись в Дубоссарах и окрестных селах.
Первоначальное название колонии — Григориополь («Григориополис») — было дано с учетом нескольких мотивов. Главный из них — сочетание совпадающих имен основоположника григорианского вероисповедания армян и могущественного сановника екатерининских времен Григория Потемкина-Таврического, принимавшего непосредственное участие в начинаниях по основанию города. Но при Павле I городу присвоили название «Черный» — по одноименной речке и долине, входивших в массив примежеванных ему угодий. Затем при Александре I за городом вновь закрепилось (уже навсегда) прежнее название — Григориополь.
Выделенный городу земельный фонд превышал 30 тыс. дес. Кроме значительных пахотно-пастбищных земельных угодий в него входили побережье Днестра и лесистый остров, рощи в окрестностях и пойменные луга. Через город пролегала транзитная дорога, неподалеку находились карантин, таможня, пристань и паром. И город, и окрестности были достаточно обеспечены водой хорошего качества.
Перспективы для хозяйственной и коммерческой деятельности населения были обнадеживающими и стабильными. И неудивительно, что Григориополь быстро разросся, заняв территорию в 4 версты длиной и 1,5 версты шириной. Городские кварталы и окрестности за несколько лет покрылись садами, виноградниками и огородами. Щедрые и желанные поступления из казны, трудолюбие и разумное терпение, свойственные армянам, явились определяющими факторами несомненных успехов переселенцев в развитии экономики и культуры. Численность жителей через 3 года по основании колонии (1795 г.) достигла более 3 600 человек, в 1847 г. — 4 230, в середине века — свыше 5 100, в 1859 г. — 6 500, в 60-е годы — 7 тыс. и в начале XX в. — более 10 тыс. человек.
Отметим также, что важным условием несомненных сдвигов в хозяйственно-коммерческой сфере и общественной жизни являлись налоговые и повинностные льготы населению, особенно освобождение от рекрутского набора и воинского постоя. Другие категории населения (не колонисты) Приднестровья несли это тяжкое бремя в полном объеме.
Преобладающим этносом, естественно, являлись армяне. Но их удельный вес в течение нескольких десятилетий сократился из-за добровольного отселения в другие города, в частности в Измаил и Нахичевань под Ростовом. Росла абсолютная и относительная численность евреев, молдаван, украинцев и русских. Уместно отметить характерную черту этого этнического многообразия — добрососедство.
В 1799 г. в Григориополе проживали 2 360 армян, 1 132 молдаванина, 121 украинец и 17 евреев. К 20-м годам XIX в. произошло некоторое сокращение числа молдаван, которые вместе с землей были переданы в ведение немецких колоний.
В 1819 г. в городе проживало свыше 1 800 армян, в начале 20-х годов — всего 3 100 человек, из них 1 585 армян (51%), 945 молдаван (30,5%), 428 украинцев и русских (14%), 93 еврея и 54 цыгана (0,5%).
По Х ревизии (конец 50-х годов) численность армян достигла 2 тыс. человек. В дальнейшем заметно сократилось количество армян в этническом составе населения. В 1897 г. в городе проживало всего 7 605 человек, из которых армяне составляли только 406 человек, или 5,3%. Цифры говорят о том, что чисто армянского города не получилось — на то было много причин.
Собственно Григориополь, с его противоречивым двусторонним функциональным назначением согласно правительственным установкам, не сформировался как аграрно-ремесленно-торговый город. Сельским хозяйством преимущественно занимались крестьяне названных выше сел и деревень, включенных в городскую черту и находившихся с магистратом в договорных отношениях, феодальных по своему существу. Горожане — армяне и евреи предпочитали торговлю и ремесленно-промысловую деятельность.
Земельный фонд города, доведенный при Павле I до 34 тыс. дес., властями утилизировался главным образом для животноводческих целей, но только через сдачу в краткосрочную аренду посторонним скотопромышленникам. Впоследствии он был сокращен примерно наполовину — 15 тыс. дес. были переданы под поселение немцев-колонистов.
Григориополь располагал значительной прослойкой торговцев. По данным 1799 г., в городе действовали 108 лавок; купцов, «оптом торгующих», числилось 27 семей, а «в розницу торгующих» — 54 семьи; помимо лавок функционировали 3 постоялых двора и 17 винных погребов. Это были объекты и носители «стационарной» торговли, находящейся в самом городе. Но существовали еще коммерсанты, действовавшие на стороне, — скотопромышленники, виноторговцы, солеторговцы, лесоторговцы и много мелких предпринимателей, сбывавших товары «с возов» и «в разнос». В 1820 г. зарегистрированы 317 торговцев разных рангов. Крупнейшие из них еще в 1796 г. объединились в купеческую корпорацию (95 человек).
Со времени основания города еженедельно по воскресеньям собирались базары, а в 1848 г. были учреждены четыре семидневные ярмарки в году (в апреле, июле, сентябре и октябре), с которых за пределы Григориополя вывозились хлеб, свежие и сушеные фрукты, овощи, вино, сало, шерсть, т. е. товары сельскохозяйственного производства. Торговцы Григориополя были освобождены от уплаты промысловой подати до 1800 г. Но город со своим значительным контингентом торговцев в составе горожан оказался в противоречивых внешнеторговых условиях, которые предопределяли значительную реэмиграцию армян-предпринимателей. В течение всего XIX столетия сокращался их удельный вес в составе населения.
После присоединения в начале 90-х годов Приднестровья к России в 1793 г. была учреждена таможенно-карантинная линия на Днестре, состоявшая из двух карантинов (в Дубоссарах и Могилеве-Подольском), четырех таможен (Дубоссарской, Могилевской, Ягорлыцкой и Маякской) и двух таможенных застав (Исаковецкой и Парканской с 1820 г.); в 1829 г. была открыта еще одна таможенная застава — в Каменке. По существовавшему тарифу таможенная пошлина взималась в размере 3% от цены товара. Через карантины проходили и люди и товары с изоляцией в течение 10-12 дней.
До 1812 г. действовала Днестровская линия, а с присоединением к России Бессарабской области Министерство финансов основало вторую линию на западной границе — по Пруту и Дунаю, не упразднив первой. Обе линии действовали до 1831 г. и приносили казне немалый доход. Карантинная линия на Днестре просуществовала до конца 40-х годов. Было несколько причин их функционирования. Купцы-армяне, традиционно ввозившие на местные рынки огромное количество товаров из Турции, дважды подвергались взысканию пошлины и дважды оказывались в карантине. До 1812 г. пограничная черта проходила по Днестру. Она разобщала население, почти исключала регулярное судоходство и усложняла расчеты; торговые операции затягивались, что приводило к невыгодной рыночной конъюнктуре. Купцы терпели убытки, теряя интерес к своему делу. Существование этой линии позволяло только купцам 1-й гильдии торговать на иностранных рынках. Была еще и побочная причина усложнения товарообмена: часть таможен на Днестре (Маякская и Овидиопольская) входила в Одесский таможенный округ, а руководство остальных осуществлялось из Дубоссар; вторая линия — западная — относилась к Исаковецкому и Измаильскому округам. Эта громоздкая и дорогостоящая таможенно-карантинная система не благоприятствовала деятельности григориопольских мелких торговцев. Задуманная при основании Григориополя торгово-ремесленная функциональность его не сложилась и не выдерживала конкуренции с бессарабскими и одесскими торговыми кругами, находившимися в льготных условиях (до середины 30-х годов в Бессарабии не было гильдий, а в Одессе действовал режим порта). Словом, Григориополь оставался заштатным городом и не выполнял роли крупного торгового центра. Вместе с тем сокращался удельный вес армян и возрастала численность молдаван, украинцев, русских и евреев. Последние специализировались на мелком торге, а молдаване, украинцы и русские отдавали предпочтение занятиям сельским хозяйством. Григориополь все очевиднее приобретал черты небольшого города с явным преобладанием аграрности. Купеческая верхушка в большей степени ориентировалась на Одессу, где оседала львиная доля ее прибыли.
К середине XIX в. более или менее устойчиво принимали участие в торговых операциях до 280 коммерсантов различной градации. Постепенно в рыночной сфере укреплялись позиции магазинно-лавочного и базарного обмена, т. е. постоянных форм реализации товаров (через посредников).
Промышленно-ремесленная и промысловая деятельность горожан в пределах Григориополя была направлена главным образом на переработку сельскохозяйственной продукции. Часть ремесленников объединялась в цехи (таковых в XVIII в. насчитывалось 118 семей). Город славился своими сафьяновыми мастерами и становился локальным центром этого вида ремесленного производства. По сведениям 1820 г., там действовали пять таких мелких предприятий, продукция которых находила покупателей во всех городах Бессарабии, и прежде всего в Кишиневе. Затем были открыты две салотопни; сало вывозилось в Измаил, а оттуда — в Галац и Константинополь. Работали воскобойные, ткацкие, винодельческие, сушильные и другие мелкие фабрики и заводы с узким рынком сбыта. К числу таких предприятий следует отнести мельницы — конные, ветряные, водяные и так называемые земляные. В 1976 г. на этих предприятиях трудились 90 различных мастеров, но действовали еще и ремесленники-одиночки. В 1820 г. последних насчитывалось 44 человека: плотники, кожевенники, гончары, шерстобиты, кузнецы, печники, каменотесы, пекари, сапожники, портные. Словом, активно развивалось мелкое промышленное производство. Особое место в этих промыслах занимало извозничество.
В пореформенный период появились паровые мельницы (с тремя-пятью рабочими), на которых перемалывалось в рабочий сезон по несколько тысяч пудов зерна. Сохранились и мелкие предприятия ремесленного типа — салотопни, свечные заводы и мастерские по изготовлению сафьяна. По объему производства они находились на одном уровне с аналогичными мастерскими в Дубоссарах. Так, в 60-70-е годы работали салотопни (1-3), кожевенные (4-7) и свечные (1-2) мастерские. В конце 70-х годов в этих мастерских был занят 21 рабочий, производимая продукция в ценностном выражении чуть превышала 13,6 тыс. руб., а в конце 60-х годов достигала 48,5 тыс. руб. Таким образом, Григориополь долгое время оставался городом, слабо затронутым промышленным прогрессом. В 80-е годы стали появляться и более значительные предприятия: на двух лесопильнях с паровыми котлами 22 рабочих производили продукцию на 135 тыс. руб. в год.
Бендеры. Селение Тигина (славянское — тягин, тягинь) известно еще с XII в. Под турецким господством г. Тегин находился с 30-х годов XVI в. до 1806 г. В 1591 г. с крепостью и 12 селами он был передан турецким военным властям. За городом закреплено название Бендердере, или просто Бендеры, хотя употреблялись и прежние названия: Тегиня, Тегиния и др. Приписанные к крепости села составили «мухариз» (крепостной округ), жители которого несли натуральные повинности по обслуживанию турецких гарнизонов.
Неоднократно русские войска брали крепость без боя, хотя она и входила в разряд мощных фортификационных сооружений с большим числом артиллерийских орудий и гарнизонов, состоящих из 10 тыс. воинов. Лишь в сентябре 1770 г. русские войска под командованием генерала П. И. Панина взяли ее штурмом. В 1806 г. Бендерская крепость в очередной раз сдалась русским войскам и больше не возвращалась Турции. После 1812 г. она была усилена и перестроена по европейскому образцу. Однако с перенесением границ на Дунай и Прут крепость потеряла свое стратегическое значение.
Бывший Бендерский форштадт, не раз опустошаемый в ходе русско-турецких войн XVIII — начала XIX в., медленно развивался, постепенно превращаясь в город. В последней четверти XIX столетия он стал крупнейшим железнодорожным, судоходным и торговым центром в южной зоне Бессарабской губернии, тесно связанным экономически с Приднестровьем и непосредственно — с Тирасполем. В Бендеры вели гужевые дороги из Каушан (въезд через «Лагерное поле»), Кишинева, Тирасполя (через Парканы), Варницы.
Численность жителей в Бендерах прогрессивно росла: это был третий город в Бессарабской области после Кишинева и Аккермана. Более или менее точные статистические сведения известны с середины второго десятилетия XIX в.
Образование комплексного транспортного узла в 70-е годы дало дополнительный стимул экономическому и демографическому росту г. Бендеры. Соединенные воедино транспортные коммуникации стали главным генератором превращения Бендер во второй город Бессарабской губернии по величине и хозяйственному потенциалу.
Этнический состав населения, как и в других городах, оставался неоднородным. По данным за 1827 г., в мещанском сословии украинцы составляли 29%, молдаване — 26, русские — 23,3, евреи — 18%. В 1862 г. из 22 250 человек (100%) населения украинцев числилось 7 091 (32%), русских — 5 385 (24,2%), евреев — 4 849 (23,6%), молдаван — 4 470 (20%), кроме них в этой местности проживали болгары, немцы, цыгане.
В пореформенные десятилетия открываются средние и мелкие предприятия с паровыми двигателями: мельницы, лесопильни, табачные фабрики, кирпичные, черепичные, винокуренные и пивоваренные заводы. Сформировались крупные ремонтно-механические предприятия на железнодорожном узле (Бендерское депо) и в Варнице (пристань).
Большими по тем временам капиталистическими предприятиями совмещенного типа 1826 г. являлись мукомольно-лесопильные, мукомольно-крупяные и др. На отдельных комплексах устанавливалось по несколько стационарных паровых двигателей, а контингент рабочих исчислялся в 40-50 человек. Таковыми были лесопильный завод (с шестью локомобилями), паровая мукомольная мельница братьев Бланк, пивоваренный завод Барака и Гольденфельда, лесопильный завод Фирштенберга и др. Однако действовали и кустарные мастерские — кузницы, свечные, табачные, кирпичные, винодельческие, винокуренные, пивоваренные и хлебобулочные.
Как и в других приднестровских городах, значительное число жителей Бендер было занято сельскохозяйственным производством. В 1813 г. начальник контрольных таможен Департамента внешней торговли России Байков был направлен в Бессарабскую область для обследования ее границ. Он тщательно выполнил задание и в отчете о своих ознакомительных поездках писал о Бендерах: «Форштадт населен молдаванами, занимающимися хлебопашеством и садоводством, и разного звания торгующими греками и евреями». Горожане располагали с 1822 г. массивом выгонной земли в 5160 дес., которую использовали под сады, виноградники, огороды, зерновые культуры и животноводство (еще в начале 60-х годов жители содержали 150 лошадей, 400 голов крупного рогатого скота, 1 680 овец и 430 свиней).
В первой половине XIX в. промышленность в Бендерах находилась на стадии кустарных мастерских, хотя в официальной статистике их иногда классифицировали иначе — относили к разряду заводов. По численности первое место занимали мельницы согласно сведениям за 1822 г., в городе действовали 28 ветряных, 4 водяных и 9 «земляных» (конных) — всего 41, за 1848 г. — 39 (30 ветряных и 9 водяных). Численность других маломощных мастерских, реализовывавших свою продукцию на месте, в 40- 60-е годы была невелика: 5 кузниц, 3-4 кирпичных предприятия, 2 свечных завода, 1- 2 табачные фабрики и одна пивоварня.
Количество ремесленников различных специальностей возрастало: в 1828 г. их насчитывалось 88, в 1835 г. — 187, в 1844 г. — 282, в 1852 г. — 300, в 1862 г. — 373, а в конце XIX столетия — свыше 1,5 тыс. человек (без членов семей). К примеру, в сведениях за 1844 г. числилось 282 ремесленника 17 специальностей: больше всех было сапожников (57), затем шли плотники (41), каменщики (41) и седельники (38); но все они работали в одиночку. Количество остальных специалистов было незначительным. Как и в Тирасполе, корпораций они не создавали. Отметим также, что ремесленное производство во второй половине XIX в. не затухало, а еще больше развивалось. В 1897 г. на город с населением в 31,8 тыс. человек приходилось 1 553 ремесленника.
С 60-х годов, т. е. со времени ввода в эксплуатацию Одесской железной дороги и последующего продления ее от Тирасполя до Унген, а затем со строительством в конце 70-х годов новой магистрали Бендеры-Галац, в городе (с предместьями) формировался крупнейший транспортный узел, связавший Одессу, Тирасполь, Бендеры, Кишинев, Унгены, Рени (с выходом за границу). Дальнейшие технические совершенствования на водном транспорте позволили завершить процесс становления единой системы рельсовых, водных и гужевых путей. Так, станция Бендеры-Варница становилась перворазрядной перевалочной базой, где грузы перекантовывались с речных и гужевых путей на железные дороги с последующей доставкой в Одессу, на Дунай или в северо-западном направлении — в Австрию и Германию (конечный транспортный пункт — Кенигсберг). Особенно много перевозилось зерна. В частности, к 90-м годам с Варницкой пристани три четверти хлебных грузов (7-8 млн. пудов) перегружалось в вагоны для дальнейшего следования в Одессу. Об объеме этих операций можно судить и по тому, что в Варницу прибывали и разгружались в навигацию более 1 тыс. судов и 330 плотов с зерном и другой продукцией сельскохозяйственного производства. Всего с пристани перегружалось на железную дорогу до 10 млн. пудов разных грузов в год. Разумеется, такие крупные торгово-транспортные обороты привлекали сюда множество коммерсантов и рабочих (существовали даже артели из армян), а ведь еще в середине 30-х годов в отчетах губернаторов сообщалось: «Прихода и отхода судов в г. Бендеры не бывало».
Крупные обменные операции осуществлялись и по купле-продаже животноводческой продукции — скота, шерсти, кож, сала, яиц, — составившие в 1895-1900 гг. в среднем по 27 тыс. пудов. Через рынок проходило большое количество вина, фруктов и плодов, табака, леса и промышленных изделий. К тому же часть леса, сплавляемого по Днестру, перепродавалась для отправки в безлесный Буджак.
Бендеры находились в тесных рыночных связях с Тирасполем. По существу, у них были общие базары (два раза в неделю) с оживленным торгом и общие ярмарки, проходившие в основном в Тирасполе. На майские и покровские ярмарки в Бендеры съезжались тираспольские оптовые и мелкие торговцы для сбыта промышленных изделий. Большой приток в Бендеры и Варницу (железнодорожная станция «Бендеры-2» и ветка к пристани) торгового и рабочего люда стимулировал развитие лавочной и базарной торговли. К концу XIX столетия в Бендерах действовали 60 лавок с различным сортиментом товаров и сеть специализированных торговых пунктов, связанных непосредственно с местными предприятиями. Продукция табачной фабрики сбывалась в 35 пунктах, винодельческие и винокуренный заводы продавали напитки в 67 пунктах. О масштабах лавочной торговли в городе и предместьях свидетельствуют следующие показатели: в конце 30-х годов было реализовано товара на 0,5 млн., а в начале XX в. — уже на 1,9 млн. руб.
В Бендерах в течение пореформенного периода формировалась и крепла сильная прослойка коммерсантов и гильдейского купечества, обладавших официальными торгово-промысловыми свидетельствами на право торгово-закупочных операций. В 1860 г. их насчитывалось 874 человек, в 1876 г. — 902, в 1880 г. — 1 791, в 1885 г. — 1 301, в 1890 г. — 2 035, в 1895 г. — 2 164 и в 1899 г. — 2 643 человек, т. е. за четыре десятилетия численность их возросла в три раза (с известными колебаниями). Естественно, промышленно-торговая специализация части горожан, бурный рост торговых операций, особенно оптовых, требовали расширения кредитно-финансовых сделок. К концу XIX столетия в городах стали действовать Городской общественный банк, Общество взаимного кредита, филиал Одесской товарной биржи, отделения одесских торговых домов и экспортных контор.
Местечки. По официальной классификации населенных пунктов к местечкам относились большие сельские населенные пункты, в которых сосредоточивалась местная торговля и находились центры крупных частновладельческих хозяйств (вотчины, имения и т. п.). На территории Приднестровья все местечки, за исключением Маяков, были расположены на помещичьих землях.
В северной зоне непосредственно на берегу Днестра находились местечки Каменка, Рыбница, Рашков и Ягорлык. Два последних в период средневековья являлись городами-крепостями, но постепенно потеряли свой статус и к концу XVIII в. превратились в местечки, т. е. торговые селения. Аналогичные изменения претерпел и город Дмитрашков (восточнее с. Хрустовая).
Каменка. Наибольшей известностью в XIX столетии пользовалось местечко Каменка. В таком статусе она оказалась уже в начале XVIII в. и ничем особенным не выделялась. Важнейшими импульсами ее дальнейшего подъема явились включение Приднестровья в состав России и, безусловно, предпринимательская деятельность нового ее владельца (с начала XIX в.) — известного полководца П.Х. Витгенштейна. Каменка была превращена в образцовое имение Подолии и в отношении укрепления в нем позиций аграрного капитализма и как один из торгово-промышленных очагов в среднем течении Днестра.
В прошлом Каменка в качестве крупного селения зафиксирована на картах начала XVIII в., когда входила в обширные владения известных польских магнатов князей Любомирских. В середине 90-х годов XVIII столетия царской казной была куплена часть владений, известных под названием «Побережское имение» (650 тыс. дес.). Однако Каменка недолго оставалась собственностью российского государства. При Павле I ее пожаловали князю Долгорукому, который затем продал ее П.Х. Витгенштейну за 135 тыс. руб. ассигнациями. Селение было немноголюдным (для местечка) — в 1818 г. там числились 127 дворов.
К концу 20-х годов XIX в. Каменка становится крупным многоотраслевым, с ярко выраженной предпринимательской направленностью, процветающим имением. В невиданных до того масштабах здесь развернулось специализированное сельскохозяйственное производство (тонкорунное овцеводство, заводское коневодство и особенно виноградарство). Действовавшие промышленные предприятия — винодельческий, винокуренный и пивоваренный заводы, мыловаренная и воскобойно-свечные мастерские, три крупные мельницы — приносили прибыль.
Кроме того, в 1845 г. в местечке была построена большая паровая мельница, а в 60-е годы — мельница-крупчатка, также с паровым двигателем, которая в дальнейшем была переоборудована, что позволило в 90-е годы довести производство муки до 50 тыс. пудов в сезон.
Уже в начале 40-х годов в Каменке упразднена барщина, осуществлен переход на вольнонаемный труд, что стимулировало приток сюда населения из Украины и Бессарабии. К середине века число жителей достигло 1 600 человек (при земельной площади в 4 617 дес.), а в середине 60-х годов в местечке насчитывалось уже 388 дворов и 2 760 жителей.
С 30-х годов Каменка становится известным в Приднестровье торгово-транспортным узлом. Здесь собирались еженедельные многолюдные базары, периодические ярмарки, действовали 19 лавок и магазинов. В районе местечка на Днестре были оборудованы пристань, две переправы, таможенная застава и почтовая станция с 33 лошадьми.
Во второй половине XIX в. Каменка была превращена в прославленный на всю страну кумысно-помологический курорт. Подобный курорт функционировал тогда лишь на юге, в колонии Шабо (на правом берегу Днестровского лимана). Население местечка с 40-х годов становится полиэтническим: в нем проживают молдаване, евреи, немцы, русские, украинцы, поляки.
Рашков. Южнее Каменки на берегу Днестра с XIV в. сформировался город, превратившийся позже в частновладельческое местечко Рашков. Некоторое время он являлся форштадтом крепости «Каравул». Крепость была разрушена, а предместье выжило, и в XVIII в. здесь разместился постоянный гарнизон польских войск. По сравнению с Рыбницей и Ягорлыком Рашков был довольно населенным местечком. В конце XVIII столетия в нем проживали семьи поляков (37), украинцев и русских (201), молдаван (103), евреев (68), греков (15), армян (12), немцев (2) — всего 338 семей. К 1908 г. число их возросло до 554.
Рашков являлся крупным очагом обменных операций, фактически средоточием городской торговли. В начале XIX в. в нем действовали еженедельные базары на нескольких площадях и пять ярмарок в году. Сюда съезжались торговцы обширного региона — из Могилева-Подольского, Ольгополя, Балты, Проскурова, Тирасполя, Дубоссар, Тульчина, Шаргорода и многих местечек, а также из Бессарабии и Молдавского княжества. Торговали зерном, овощами, виноградом и вином, скотом и животноводческой продукцией, рыбой, солью, дегтем, шелковыми изделиями из турецких земель.
В XIX столетии Рашков стал видным центром ремесленного производства Приднестровья. В начале века здесь жили и работали профессиональные ремесленники — 50 сапожников, 19 «кожухарей», 15 сафьянщиков, 14 портных, 5 «кушниров», 4 пекаря, 5 бланарей (меховщиков) и другие мастера. Изделия сбывались на базарах и ярмарках в самом местечке. Для последующих десятилетий характерна расширенная специализация по обработке кож и овчин; готовые изделия сбывались на месте — в пределах Балтского и Ольгопольского уездов и Бессарабской области. С 60-х годов действовали паровые мельницы и табачная фабрика.
На развитие торговли и ремесел, безусловно, прямое воздействие оказывало выгодное транспортное расположение Рашкова — на пересечении водного и сухопутных транзитных путей. Издавна в местечке функционировала переправа через Днестр. Грузы сплавлялись также по реке, шли потоками по трассе Могилев-Тирасполь и далее на Одессу; с запада, из Бессарабии, «валки» фурщиков двигались по суше в обоих направлениях — к Балте и Пруту. Рашков богат историческими памятниками, в том числе и культовыми; здесь размещается армяно-католический собор, с историей которого связано возникновение селения Рашковская слобода.
На рашковскую пристань в XIX в. прибывало множество различных стройматериалов и дров (в виде плотов), часть которых вывозилась в южные безлесные селения. Местечко Рашков и с. Строенцы были пожалованы Павлом I известному генералу и сановнику Тутолмину (одно время он являлся наместником трех губерний, образованных из территорий, присоединенных к России по первому и второму разделам Польши). Но его сын не смог разумно распорядиться денежными средствами и из-за больших долгов вынужден был продать Рашков и Строенцы П.Х. Витгенштейну. Позже, в течение всего XIX в., местечко переходило от одного владельца к другому, теряя свое былое торгово-ремесленное значение и превращаясь в рядовое селение.
Рыбница. В составленном в 1800 г. статистическом описании Балтского уезда, куда входила и территория Рыбницы, отмечается, что это селение не раз уничтожалось в годы активных военных действий противоборствующих сторон — опустошительными набегами степняков из Буджака, во время схваток гайдамаков и казаков с силами Речи Посполитой. Селение исчезало и вновь возрождалось. Во второй половине XVIII в. владеть этой местностью стали князья Любомирские (вместо магнатов Конецпольских). В основанную ими слободу (потом местечко), названную по речке Рыбницей, стало прибывать население. Последний собственник этих земель А. Любомирский в 1795 г. продал Рыбницу российской казне. Так частновладельческое местечко стало казенным, но ненадолго.
С присоединением территории Правобережной Украины к России в 1793 г. в Рыбнице уже насчитывалось 74 двора, из которых 38 были населены молдаванами, 21 — украинцами, 6 — поляками и 9 — евреями, цыганами и др. Некоторое время селение было казенным, затем в большей своей доле пожаловано частному владельцу. В казенной части жители были переданы в ведомство «государственных имуществ», т. е. включены в общероссийский разряд государственных крестьян.
Рыбница в XIX в. более известна как частновладельческое местечко. Благодаря своему расположению на Днестре, вдоль которого проходил и сухопутный тракт на Одессу (а в северном направлении — на Могилев-Подольский) с ответвлениями в Бессарабию и Балту, она стала играть заметную роль в товарооборотах. В конце XIX столетия в экономическом положении Рыбницы произошли два существенных изменения, связанные с сооружением «Новоселицких ветвей», позволившим связать ее с главной магистралью Юго-Западной железной дороги, и строительством в 1898-1899 гг. товариществом предпринимателей Рыбницкого сахарного завода, объем производства которого в денежном выражении составил в 1899 г. 316,7 тыс., а в 1908 г. — уже 453 тыс. руб. Соответственно расширялись свекольные плантации в ближайшей полосе Приднестровья. Эта часть земли вместе с заводом включилась в юго-западный регион пищевой промышленности на территории Подолии. Создавались условия для превращения Рыбницы в исторической перспективе в город.
Рыбница (в 1808 г. 201 двор) входила в Балтский уезд Подольской губернии. Крепостные за пользование наделами отбывали в пользу землевладельца повинности, в основном по «инвентарям». Сохранился детальный «инвентарь» конца 50-х годов помещичьей части, принадлежавшей Л.И. Коржуховскому, где числилось 168 дворов (388 мужчин по X ревизии, т. е. в 1858 г.). По данным 1862 г., крестьяне располагали угодьями на площади 1686 дес. Как и в других помещичьих селениях, здесь господствовала система феодальных отношений, в основном унаследованная от времен Речи Посполитой. В зависимости от обеспеченности рабочим скотом крестьянские дворы подразделялись на огородников (не пользовавшихся полевыми угодьями), пеших, составлявших большинство (хозяйства с малым количеством волов и лошадей) и тяглых (имевших четырех и более волов или лошадей). Пешие наделялись 7,5 дес. полевых угодий, а тяглые — 13 дес. на двор. Практиковались смешанные (барщинная, продуктовая и денежная) повинности в пользу помещиков.
Население в этническом отношении было неоднородным: поляки-шляхтичи, молдаване, украинцы, евреи, русские и представители других национальностей, часть из них являлась «вольнопроживающими», т. е. незакрепощенными. С вводом в эксплуатацию железной дороги и завода численность русских и украинцев стала возрастать.
Ягорлык. Местечко Ягорлык, расположенное на одноименной реке, в XVIII в. считалось городом Речи Посполитой, который находился на границе с Крымским ханством и имел казачий гарнизон. Жили там главным образом молдаване, евреи, украинцы и болгары. Городок принадлежал князьям Любомирским. С включением Очаковской области и Приднестровских земель к северу от р. Ягорлык в начале 90-х годов XVIII столетия в состав Российской Империи город ненадолго стал казенным местечком.
По сведениям местных властей, в начале XIX в. (1802 г.) в м. Ягорлык зафиксировано всего 34 двора (15 дворов евреев-мещан, 18 дворов государственных крестьян и 1 двор чиншевого шляхтича), в них проживало 115 человек (спустя несколько лет было уже 55 дворов). Помимо того, здесь находились бывшие каменные казармы Московского полка, 2 казенных дома, лавка, 2 мельницы, рыболовный ставок. Каждые две недели собирались базары (по полдня), куда приезжали торговцы из Рашкова, Крутых, Дубоссар и Новороссийской губернии. Крестьяне окрестных сел привозили «довольное количество» пшеницы, проса, ржи и овощей. На базары пригоняли рогатый скот, лошадей, овец из Ольгопольского уезда, а также привозили деготь. Купцы из Новороссийской губернии доставляли промышленные изделия и муку, которые выменивали на масло, сыр и другие продукты. Ягорлыкские мещане торговали также водкой на месте и в небольших количествах в других селениях. Ремесленников в Ягорлыке, кроме цирюльника и портного «простого мастерства», не было. Казенные крестьяне занимались сельским хозяйством.
До военных действий 1768 г. местечко располагалось несколько в стороне от торговых трактов, позже оно было разорено и сожжено до основания. Лишь в 1775 г., с позволения владельца князя Любомирского, началось основание на пепелище небольшой слободы «людьми, из Волощины привозимыми». До 1784 г. число мещан росло, так как князь дал им «привилей на право мещанства». Местечко стало называться Ягорлык. Однако жителей здесь было настолько мало, что удержать статус местечка не представлялось возможным. Фактически Ягорлык оставался малодворным селением. Его торговое назначение снижалось в силу близости городов Новые Дубоссары, Григориополь и м. Рыбница.
Заключение
Заканчивая исследование о городах и местечках Приднестровья, следует отметить, что построенные в разные исторические периоды крепости хотя и лишались постепенно своего стратегического назначения, но все же сохраняли роль развивающихся селений как торгово-промышленных очагов и транспортных узлов. До 20% от общей численности населения (особенно в южной зоне) концентрировалось в городах. Потребности этого развития обеспечивались наличием свободных земель, углублявшимся процессом общественного разделения труда, успехами в народном хозяйстве, торговых оборотах, усиливавшимся спросом на продукцию промышленного производства, формированием капиталистического рынка. По последнему показателю в конце XIX в. регион уже превосходил Бессарабскую губернию. Однако города и местечки Приднестровья оставались по-прежнему немноголюдными. Характерной демографической чертой их являлась полиэтничность.
В мелкотоварном производстве наблюдалась большая профессиональная дробность ремесленной прослойки и ее относительная малочисленность, что обусловило отсутствие корпоративных ассоциаций ремесленников — цехов. В пореформенные десятилетия в соответствии с городской реформой и по специальному закону (от 4 июля 1866 г.) была гарантирована свобода ремесла и промышленного производства, и хотя возможность появления цехов практически исключалась, предпринимательская деятельность в городах Приднестровья развивалась достаточно интенсивно, особенно в последней четверти XIX в. (в первую очередь, в Тирасполе и Бендерах). Одновременно шло формирование мощного транспортного узла.
Однако промышленно-ремесленная и торговая деятельность горожан региона не являлась исключительной: довольно значительное число их занималось земледелием. В то же время часть крестьян и «посадских» жителей местечек вовлекались в ремесленное и фабричное производство в качестве владельцев мелких предприятий. На местном рынке они вступали в неизбежную конкуренцию с другими товаропроизводителями, борясь за надежные и выгодные условия реализации продуктов своего труда.
Известно, что и по социально-исторической ситуации, и по уровню развития отраслей народного хозяйства северная зона Приднестровья заметно отличалось от южной. Лишь реформы 60-70-х годов XIX в. открыли и здесь путь к более прогрессивному развитию экономики и социально-правовых процессов, но окончательного выравнивания не произошло. Это сказалось и на исторической судьбе городов: два из них — Рашков и Дмитрашков — перешли в разряд местечек, лишь Балта преуспела и в торговле, и в промышленности. Каменка и Ягорлык городами также не стали. В то же время Тирасполь, Рыбница, Дубоссары, Григориополь, Бендеры и Овидиополь успешно развивались и в короткий исторический срок вошли в число важных очагов промышленности, торговли и транспорта Приднестровья.
Литература
1. Аврех А.Я. Столыпин и судьбы реформ в России. — М., 1991.
. Боханов А.Н. Николай II. — М., 1997.
. Ганелин Р.Ш. Российское самодержавие в 1905 году: Реформа и революция. — СПб., 1991.
. Миронов Б.Н. Социальная история России. В 2 т. — СПб., 1999.
. Политические партии России. История и современность. — М., 2000.
. Политические партии России первой трети ХХ века: Энциклопедия. — М., 1996.
. Становление российского парламентаризма начала ХХ века / Под ред. Н.Б. Селунской. — М., 1996.
. Урилов И.Х. История российской социал-демократии (меньшевизма). — М., 2000.
. Уткин А.И. Россия и Запад: История цивилизаций. — М., 2000.
. Шанин Т. Революция как момент истины: Россия 1905-1907 гг. — М., 1997.
. Шилов Д. Н. Государственные деятели Российской империи: Главы высших и центр. учреждений: Биобиблиогр. справ. СПб., 2001. 830 с.; 2-е изд. 2002. 936 с.
. Кузьмин Ю. А. Российский императорский дом: Биобиблиогр. слов. СПб., 2003. 17 авт. л. (в печати).
. Подробнее о проекте см.: Шилов Д. Н. Биобиблиографический справочник о членах Государственного совета Российской империи: Проспект книги // Клио. 2001. №3. С. 178-183.
. Подробнее о проекте см.: Балацкая Н. М. Раздорский А. И. Наследие регионов — достояние нации: Программа РНБ "Памятные книжки губерний и областей Российской империи" // Библиотека. 1996. №5. С. 13-15; Балацкая Н. М. Проект "Памятные книжки губерний и областей Российской империи" // Клио. 1999. №3. С. 62-68.
. Балацкая Н. М., Раздорский А. И. Памятные книжки губерний и областей Российской империи (1836-1917): Предвар. список. СПб., 1994. 500 с.
. Подробнее о библиографировании памятных книжек см.: Балацкая Н. М. Раздорский А. И. История библиографирования памятных книжек губерний и областей Российской империи: (Опыт воссоздания репертуара) // Историко-библиографические исследования: Сб. науч. тр. СПб., 1996. Вып. 6. С. 7-44.
. См. об этом, например: Раздорский А. И. Губернские и епархиальные справочники XIX-начала XX века из киевских собраний // Библиотековедение. 2001. №4. С. 56-63.
. Подробнее об этом см.: Раздорский А. И. Из опыта выявления губернских и епархиальных справочных изданий посредством письменных запросов // Библиотека и краеведение: Библиогр. указ. лит. 1999-2000 гг. СПб., 2003. С. 336-352.
. Памятные книжки губерний и областей Российской империи: Указ. содерж. СПб. Т. 1: Европейский Север (Архангельская, Вологодская и Олонецкая губ.). 2002. 820 с.; Т. 2: Северо-Запад (Новгородская, Псковская и Санкт-Петербургская губ.). 2003. 1045 с.
. Раздорский А. И. Общие печатные списки должностных лиц губерний и областей Российской империи (1841-1908): Библиогр. указ. СПб., 1999. 94 с.
. #»justify»>. Раздорский А. И. Справочные издания епархий Русской православной церкви (1861-1915): Свод. кат. и указ. содерж. СПб., 2002. 567 с.
. Об описаниях отдельных епархий см., напр.: Раздорский А. И.: 1) Из истории составления описания Вятской епархии (1850-е гг.) // VIII Герценовские чтения: (Материалы науч. конф.). Киров, 2002. С. 99-102; 2) Церковно-историческое и статистическое описание Курской епархии 1850-х гг. // События и люди в документах курских архивов. Вып. 2. Курск, 2003. С. 61-74; 3) "Историко-статистические сведения о С.-Петербургской епархии": Из истории создания // Невский архив: Ист.-краевед. сб. СПб., 2003. Вып. 6. С. 600-609; 4) Церковно-историческое и статистическое описание Владимирской епархии 1853 г. иеромонаха Иоасафа (В. С. Гапонова) // Уваровские чтения — V: К 1140-летию г. Мурома. Муром, 2003. С. 161-169; 5) О составлении историко-статистических описаний Ярославской и сопредельных с ней епархий в середине XIX в. (по материалам рапортов архиереев в Св. Синод) // Сборник материалов VIII Тихомировских краеведческих чтений. Ярославль. 0,7 авт. л. (в печати); 6) Историко-статистическое описание Полоцкой епархии Ксенофонта Говорского и судьба древнего Полоцкого архива // Археографический ежегодник за 2002 г. М. 0,6 а. л. (в печати); 7) Неизданное "Церковное историко-статистическое описание Оренбургской епархии" 1850-х гг. // Уральский археографический ежегодник за 2003 г. Екатеринбург. 1 а. л. (в печати).
. Раздорский А. И. Обзоры губерний, областей и градоначальств Российской империи: Общие сведения и предвар. список // Историко-библиографические исследования: Сб. науч. тр. СПб., 2002. Вып. 9. С. 217-226.