Содержание
Введение.3
1.История Зимнего дворца. .. 3
2.Создание музея. Эрмитаж. 6
3.Малый Эрмитаж. 9
4.Новый Эрмитаж..10
5.Эрмитажный театр. …12
6.Висячие сады. 13
7.Основные коллекции. 14
Заключение15
Библиографический список .16
Выдержка из текста работы
Аполлону Григорьеву судьба отпустила всего 42 года жизни, то есть около 20 лет творчества. Сделал за это время он очень много: стал одним из самых главных литературных критиков и уж явно самым главным театральным критиком России тех лет, известным поэтом и переводчиком, писал интересные очерки, воспоминания, драмы.
Но Григорьев был чрезвычайно противоречив как человек и как творческая личность, что вызывало у современников и потомков изумление, раздражение, отталкивание. "Мистик, атеист, масон, петрашевец, славянофил, артист, поэт, редактор, критик, драматург, фельетонист, певец, гитарист, оратор, чистый и честный юноша, запойный пьяница, душевный, но безалаберный человек, добрый товарищ и непримиримый противник, страстный фанатик убеждения, напоминающий этим Белинского, — таков облик Григорьева, мозаично рассыпавшийся на несоизмеримые элементы"
Григорьев соединил в себе три творческих ипостаси: критика, поэта и прозаика. Он писал об искусстве, сам являясь художником, понимая на собственном опыте хрупкость и ценность истинного творчества. Для Григорьева непреложной точкой отсчета был литературный факт.А.И. Журавлева в статье ""Органическая критика" Аполлона Григорьева" пишет: "Как-то Григорьев сказал о Пушкине, что ему была присуща "религиозная боязнь солгать на народ". Самому Григорьеву была присуща такая же боязнь солгать на искусство. Живой факт искусства — это самое главное, самый неопровержимый, не допускающий ни отмены, ни замалчивания аргумент".
Актуальность темы:
Объект исследования — творчество Аполлона Григорьева
Предмет исследования — национальное своеобразие русской культуры в творчестве Аполлона Григорьева
Цель контрольной работы — раскрыть тему национального своеобразия русской культуры в творчестве Аполлона Григорьева
Задачи контрольной работы:
Провести отбор литературы по данной тематике;
Проанализировать тему национального своеобразия в творчестве Аполлона Григорьева.
В последнее время наблюдается повышение интереса к личности и творчеству Аполлона Григорьева. Если в предреволюционный и советский периоды наследие Григорьева, его критика, поэзия, проза и биография изучались, в основном, изолированно, то теперь назрела необходимость их комплексного исследования. Свидетельство тому — появление серьезных монографий (С.Н. Носов, Б.Ф. Егоров, Р. Виттакер).
Феномен Григорьева — в неразрывной связи его произведений и личности их автора. Одной из основных характеристик его творчества является автобиографизм, что отмечают многие исследователи (А.А. Блок, В.А. Княжнин, Р.В. Иванов-Разумник, П.П. Громов, Б.Ф. Егоров, В.П. Раков, А.И. Журавлева).
Практическая значимость — материалы и выводы данной работы могут применяться в качестве дополнительного материала при изучении творчества Аполлона Григорьева.
теоретический анализ специальной литературы;
изучение критической литературы;
Новизна темы: специальных исследований по творчеству Аполлона Григорьева в современном литературоведении нет, в связи с этим мы попытаемся создать целостный анализ его критических статей и писем.
Структура контрольной работы: состоит из введения, где обусловлены цель и задачи исследования, двух глав, заключения, списка используемых источников.
I. Роль литературной критики в творчестве Аполлона Александровича Григорьева
Аполлон Григорьев — один из самых выдающихся русских критиков. Родился в 1822 году в Москве, где отец его был секретарем городского магистрата. Получив хорошее домашнее воспитание, он окончил Московский университет первым кандидатом юридического факультета и тотчас же получил место секретаря университетского правления. Не такова, однако, была натура Григорьева, чтобы прочно осесть где бы то ни было. Потерпев неудачу в любви, он внезапно уехал в Петербург, пробовал устроиться и в Управе Благочиния, и в сенате, но, по вполне артистическому отношению к службе, быстро терял ее.
В 1847 г. он переселяется обратно в Москву, становится учителем законоведения в 1-й Московской гимназии, деятельно сотрудничает в "Московском Городском Листке" и пробует остепениться. Женитьба на Л.Ф. Корш, сестре известных литераторов, ненадолго сделала его человеком правильного образа жизни.
В 1850 г. Аполлон Григорьев устраивается в "Москвитянине" и становится во главе замечательного кружка, известного под именем "молодой редакции Москвитянина". Без всяких усилий со стороны представителей "старой редакции" — Погодина и Шевырева, как-то сам собою вокруг их журнала собрался, по выражению Григорьева, "молодой, смелый, пьяный, но честный и блестящий дарованиями" дружеский кружок, в состав которого входили: Островский, Писемский, Борис Алмазов, Алексей Потехин, Печерский-Мельников, Эдельсон, Лев Александрович Мей, Ник. Берг, Горбунов и др. Никто из них не был славянофилом правоверного толка, но всех их "Москвитянин" привлекал тем, что здесь они могли свободно обосновывать свое общественно-политическое миросозерцание на фундаменте русской действительности.
критик григорьев русская культура
Григорьев был главным теоретиком и знаменосцем кружка. В завязавшейся борьбе с петербургскими журналами оружие противников всего чаще направлялось именно против него. Борьба эта Григорьевым велась на принципиальной почве, но ему обыкновенно отвечали на почве насмешек, как потому, что петербургская критика, в промежуток между Виссарионом Белинским и Николаем Чернышевским, не могла выставить людей, способных к идейному спору, так и потому, что Григорьев своими преувеличениями и странностями сам давал повод к насмешкам. Особенные глумления вызывали его ни с чем несообразные восторги Островским, который был для него не простой талантливый писатель, а "глашатай правды новой" и которого он комментировал не только статьями, но и стихами, и притом очень плохими — например, "элегией — одой — сатирой".
Один из ведущих сотрудников журналов "Время" и "Эпоха" — литературный критик и поэт Аполлон Александрович Григорьев был видным теоретиком "почвеничества". Не только при его ближайшем участии, но в какой-то мере и под его влиянием формировалось направление журналов братьев Достоевских, определялась их идейная программа. Ап. Григорьев активно сотрудничал во "Времени" в первые месяцы 1861 г. Но уже в июне из-за разногласий с редакторами он уехал в Оренбург и оттуда в своих письмах выражал резкое недовольство по поводу симпатий "Времени" к "Современнику".
В 1863 г. "Время" было запрещено. Аполлон Григорьев перекочевал в еженедельный "Якорь". Он редактировал газету и писал театральные рецензии, неожиданно имевшие большой успех, благодаря необыкновенному одушевлению, которое Григорьев внес в репортерскую рутину и сушь театральных отметок. Игру актеров он разбирал с такой же тщательностью и с таким же страстным пафосом, с каким относился к явлениям остальных искусств. При этом он, кроме тонкого вкуса, проявлял большое знакомство с немецкими и французскими теоретиками сценического искусства. В 1864 г. "Время" воскресло в форме"Эпохи". Григорьев опять берется за амплуа "первого критика", но уже ненадолго.
в своих наблюдениях за ходом развития русской историографии времен "великих реформ" Аполлон Григорьев приходит к весьма смелой мысли о рождении новой исторической "школы федералистов", с которой он связывал большие надежды на будущее отечественной исторической науки. Обнаруживаемые им у представителей этой школы попытки преодолеть фатализм, свойственный построениям С.М. Соловьева и его единомышленников, скепсис в отношении централизации, нивелировавшей черты местного своеобразия, отвечали романтическим пристрастиям Григорьева. Но, очевидно, больше всего в работах этих ученых критика привлекала постановка в них вопроса об органических началах русской истории. Эти поиски, сблизившие на рубеже 1850-1860-х гг. Костомарова и Иловайского, Павлова и Щапова, были созвучны самым заветным убеждениям Аполлона Григорьева, отстаивавшего незыблемую, несмотря на драматические перипетии отечественного прошлого и настоящего, прочность основных стихий народной жизни.
Истинное значение Григорьева — в красоте его собственной духовной личности, в глубоко искреннем стремлении к безграничному и светлому идеалу. Сильнее всех путаных и туманных рассуждений Аполлон Григорьев действует обаяние его нравственного существа, представляющего собой истинно"органическое" проникновение лучшими началами высокого и возвышенного.
II. Анализ темы национального своеобразия русской культуры в творчестве Аполлона Григорьева
Григорьеву долго в нашем литературоведении "не везло": почти не появлялись о нем работы советских литературоведов. Вследствие этого, конечно, обеднялось представление о русской критике, о разнообразии ее школ и о ее внутренних противоречиях.
Н. Страхов заявлял, что не Белинский, Добролюбов и Писарев, а именно Григорьев является "лучшим нашим критиком, действительным основателем русской критики. Ему принадлежит единственный существующий у нас "полный взгляд на русскую литературу.".
Григорьев очень любил Москву, он воспел родное Замоскворечье ("Мои литературные и нравственные скитальчества"). Григорьев сочувствовал скромным людям, символически связывал их тип с образом Ивана Петровича Белкина. Развитие таких героев он внимательно прослеживал в русской литературе и особенно в творчестве "натуральной школы". Филантропическую линию в ней он броско назвал "школой сентиментального натурализма.
Один из первых в русской и мировой литературе, Григорьев заговорил о важности страдания для человека, о его положительном качестве. Уже писалось нашими учёными, что страдание для Григорьева — "чрезвычайно сложное и ёмкое понятие: это и боль, и болезнь, и интенсивность, и этическая высокость — видение страдания других, и вообще признак настоящих человеческих чувств в противовес бездушию, тупому безразличию, серенькому бесстрастному существованию".
Свою концепцию "органического взгляда" русский мыслитель характеризует "как простой, не — теоретический взгляд на жизнь и ее выражения или проявления в науке, искусстве и истории народов". Правомерность своей "нетеоретической" позиции критик мотивирует тем, что она основана на понятии жизни как основной характеристики объективной реальности, не поддающейся осмыслению в логических формах и потому выходящей за рамки теоретического объяснения. И в этой связи, сама жизнь понимается Григорьевым как нечто таинственное — это неисчерпаемый, безграничный феномен, "необъятная ширь, в которой нередко исчезает, как волна в океане, логический вывод.".
И в духе своего "почвенничества" критик любил подчеркивать "органичность" народной жизни и вообще всячески выдвигал идею "органической целостности". Но эта органическая целостность имела для него скорее высший духовный, чем биологический смысл. Даже русский быт как таковой Аполлон Александрович ценил именно за эту "органичность". По его мнению, не только крестьянство, но и купечество, в целом, сохранило православный уклад жизни.
Во многом соглашаясь с ранними славянофилами в том, что смирение и дух братства составляют отличительные черты русского православного духа, русский мыслитель обращал особое внимание и на другие русские черты, недостаточно отмеченные славянофилами, как на "широту" русского характера, на его размах — черту, которая была столь ярко выражена близким почвенникам поэтом А.К. Толстым:
Идеи Григорьева во многом были рождены "на острие пера", от разнообразных впечатлений: это и обсуждение театральной премьеры, последний роман Ж. Санд или Л.Н. Толстого — раздумья, сами по себе неотделимые как от страстных сочувствий, так и столь страстных ниспровержений. В то же самое время он ощущал себя одним из представителей формирующегося общенационального стремления преодолеть духовный кризис эпохи.
Философские и социально-политические взгляды Аполлона Александровича формировались в его противостоянии утвердившемуся тогда в России революционно-демократическому направлению, которое он считал "практическим приложением", причем неудачным и во многом поспешным, гегелевской философии в России. Вместе с тем он во многом не принимал и славянофильские идеи А.С. Хомякова и И.В. Киреевского.
Русский мыслитель считал себя поборником "исторической критики", представляющей литературу (так же как и философию, искусство, религию)"как органический продукт века и народа в связи с развитием государственных, общественных и моральных понятий", а также как своеобразный отголосок эпохи, понятий и убеждений. При этом, сама культура отмечена, по Григорьеву, яркой печатью национальной принадлежности. Она и творится народом на интуитивно-бессознательном уровне в эпоху первоначального формирования национальной общности, которая уже в дальнейшем, расцветая и укрепляясь может проявить себя вполне на более высоком уровне развития.
Такое тесное соприкосновение культур, а также рационалистические установки со все более нарастающими сомнениями в значимости своей собственной культуры в итоге ведут к полной утрате способности "воспроизводить" этот идеал в новых формах и к подрыву самой сути национальной культуры. Возврат же к прежним формам не возможен, и тогда появляются те самые разрушительные и разлагающие любое традиционное общество теории, объявляющие единственной ценностью поступательное движение в одном направлении, которое они с пафосом называют прогрессом.
В России эти теории нашли свое отражение в западничестве, находящемся под сильным влиянием гегелевской философии в более извращенном понимании и отягченном порочной идеей предпочтения общего (идеи централизма и отвлеченного человечества) в ущерб единичному (идее самоуправления и национальной самобытности). Кроме этого, по мнению самого Григорьева, современный литературный процесс свидетельствует об увлеченности многих русских писателей теорией упрощенного детерминизма, когда решающее значение при объяснении духовных явлений приписывается непосредственному влиянию среды. И в итоге, в подобного роде литературе явно просматривается "отрыв от почвы", чрезмерное увлечение идеями европейской цивилизации, которая ни по своему историческому опыту, ни по реалиям общественной и духовной жизни не сходна с русской жизнью. Т.о., русские писатели, с точки зрения русского критика, должны обратиться к изучению и отображению родной "почвы", быта, нравов и преданий русского народа и тем самым достичь своего основного предназначения, ибо "поэты суть голоса масс, народностей, местностей, глашатаи великих истин и великих тайн жизни".
В период кризисного состояния русской нации все-таки существует истинная, "живая" тенденция, которой, в отличие от "искусственной", "неспособной к дальнейшему развитию", свойственны самобытность, укорененность в истории, слиянность с народным миропониманием, а также наличие идеала и "ясного сознания простых начал". И хотя данный идеал может быть затерян и скрыт вековыми наслоениями привнесенных извне чужеродных влияний, но не смотря на это, в самих народных глубинах всегда существуют слои, в быте, в преданиях и нравственном строе которых он прибывает, сохраняя способность к возрождению. По Григорьеву, только в купечестве и простонародье еще сохранился народный быт, потому что там удержались язык, понятия и "типы общей, родовой национальности, которой существенные, коренные черты одинаково общи всем слоям" как признаки кровного родства, а также племенного единства. Увековечение этих ценностей "плоти и крови", из которых проистекает весь образ жизни нации, есть призвание литературы, а удержание их — ее общественное служение. Но чтобы все это увековечить, мыслитель, писатель, художник должен сначала, снимая "наносные слои", "дорыться до почвы", до простых основ, до "первоначальных слоев", т.е. всех этих верных хранителей национальных традиций, каждый представитель которых — "органический продукт почвы и народности".
Григорьев старается определить суть народного идеала, а также раскрыть тайны "русской души", пристально обращаясь к столь сложной и многострадальной истории России, но не просто к древним мифическим ее истокам, которые уже необыкновенно ярко опоэтизировали славянофилы, а к истории в целом, со всеми ее зигзагами и вражескими нашествиями, оставившими неизгладимый след в душе народа, которые также мучили своим беспамятством Чаадаева, а Карамзина и Погодина — бездумным легким заимствованием. И тогда обнаруживается, что эта душа и ее идеал состоит из парадоксального совмещения смиренного и мятежного, славянского и татарского с варяжским и еще много неисповедимого.
Сутью же философских размышлений Григорьева — в противостоянии просветительской философии, с ее пафосом всесилия человеческого разума, уверенностью в праве и способности человека преобразовывать действительность и изменять ее в соответствии со своими планами. Современная философия, в этом отношении, по его убеждению, дошла до крайности в возвеличивании многих рациональных начал, науки, приписывая им абсолютное, исключительное значение. Однако, отрицая правомерность восторгов просветительства, уверенного в том, что найдено простое решение всех вопросов, Аполлон Александрович предостерегает и против опасности чрезмерного увлечения скептицизмом и сомнением, доводящим до "бездны, поглощающий всякий конечный разум". Позитивным же моментом он считает крепнущее движение, в целом ориентированное на реальное, которое обладает внутренней мощью вне и помимо человеческого вмешательства, а также на "жизнь", которая властно все более и более заявляет о себе, "кричит разными своими голосами, голосами почв, местностей, народностей, настроений нравственных, в созданиях искусств". И человеческая мысль, вполне обоснованно считал он, должна быть соединена с чувством, слитым с народным миропониманием.
Идеи Аполлона Григорьева о народах и эпохах как организмах во времени и пространстве, о самобытности национальных культур, развивающихся и дифференцирующихся в ходе своей эволюции, а также о значении национального фактора в истории и о характере "русской души" попали в России на плодородную почву. Во второй половине XIX века эта проблематика фактически стала центральной в теоретических построениях многих русских философов. Сильное влияние Григорьев оказал на Н.Н. Страхова, в атмосфере обсуждения занимавших его вопросов складывалось мировоззрение Н.Я. Данилевского, а позднее и К.Н. Леонтьева, В.В. Розанова, В.Ф. Эрна, А.А. Блока. Но при этом влияние мыслителя не ограничивается только теоретическими параллелями. От почвенничества отталкивался антипод Григорьева — Л. Шестов, создавая свою "философию беспочвенности".
Сам А.А. Григорьев в жизни был "широкой русской натурой". Он то занимался днями и ночами, лихорадочно работая, то "прожигал жизнь" в кутежах. При этом Аполлон Александрович превосходно играл на гитаре и был автором таких популярных романсов, как "Поговори хоть ты со мной, гитара семиструнная." и "Две гитары за стеной жалобно заныли". Умер он сравнительно рано, в 42 года, в основном из-за последствий невоздержанной жизни. По-русски широкоталантливая натура, он слишком сильно разбрасывался и, наверное, дал гораздо меньше, чем мог бы. Однако, как справедливо считает С.А. Левицкий, "он оставил более чем заметный след в русской философской и общественной мысли".
Заключение
В ходе данной работы были рассмотрены вопросы, связанные творчеством русского поэта, прозаика, литературного и театрального критика Аполлона Александровича Григорьева, его вкладов в развитие журналистики в России.
Также следует отметить, что философская мысль Григорьева — это развитие его первичных интуиций, изначальных верований, или, чтó то же самое, его изначально двуединой веры. Той веры, о которой он говорит буквально в каждой своей статье (и во множестве писем) как о вере в душу и как о вере в народ.
Таким образом, можно сделать вывод, что несмотря на огромный вклад в национальную философию — а может быть, именно из-за обширности этого вклада, а в еще большей степени из-за его потрясающей новизны — Аполлон Григорьев еще не был классиком русской философии XIX века.
Список литературы
1. Благой Д. Д.А. Блок и А. Григорьев // От Кантемира до наших дней. Т.1 М., 1979. с.506-535
. Глебов В.Д. Аполлон Григорьев. М., 1996.281 С.
Крупич В. Об особенностях поэзии А. Григорьева. // Грани. 1968. т.68. с.169 — 231
. Носов С. Аполлон Григорьев. Судьба и творчество. М., 1990.189 С.
. Раков В. Аполлон Григорьев — литературный критик. Иваново, 1980.203 С.
. Федоров Г.А. Новые материалы о ранних годах жизни Ап. Григорьева. М., 1982. с.368 — 373
. http://grigorev. ouc.ru/apollon-grigorev-i-popytka-vozrodit-moskvityanin.html
8. Научная библиотека КиберЛенинка: http://cyberleninka.ru/article/n/apollon-grigoriev-o-rossiyskoy-istoriografii-v-epohu-velikih-reform#ixzz2rBrUEilN <http://cyberleninka.ru/article/n/apollon-grigoriev-o-rossiyskoy-istoriografii-v-epohu-velikih-reform>
