Выдержка из текста работы
Написана в 1926, предисловие – 28г. Рассказ не политический. Автору интереснее то, что глубже, все внутреннее. человеческое. Верить автору в предисловии не стоит, это вариант некоего розыгрыша («Фабула этого рассказа наталкивает на мысль, что поводом к написанию его и материалом послужила смерть Фрунзе.. чтобы читатель не искал подлинных фактов и живых лиц»). Пильняк выносит события в плоскость человеческих взаимоотношений, обращается в психологию бессознательного. Постоянное ожидание смерти главного героя, ощущение, что должно произойти что-то страшное. Причем герой не боится смерти, этот образ симпатичен автору: он побывал на войне, это мужество перед лицом смерти.
Композиция повести — кольцевая: в самом начале повести мы читаем: «и было совершенно понятно, что этими гудками воет город, городская душа, залапанная ныне туманной мутью». Туманная муть — это удушающее воздействие тоталитарного государства, губящего все живое, творческое, немеханистичное, что вытекает из дальнейшего повествования. Луна в финале, будучи включенной в процитированную фразу, придает событиям космический, апокалиптический характер, только творец этого возможного апокалипсиса — человек: он может погубить свою колыбель — природный мир, «погасить луну», а тем самым — и себя.
В произведениях Б. Пильняка название, наряду с композицией, выступает, как правило, главной скрепой, смысловым стержнем произведения. Само название «Повесть непогашенной луны» в данном случае содержит установку на эпичность, общезначимость описываемого. Срабатывает память жанра, и в сознании читателя актуализируются названия древнерусских летописных повестей («Повесть временных лет», «Повесть о разорении Рязани Батыем» и др.; известно также пристрастие Б. Пильняка к древнерусской старине) с их эпической лаконичностью и обобщенностью образов героев. Лаконизм и обобщенность свойственны и повести Пильняка, они определяют и принципы создания характеров.
Подлинное же название — «Повесть непогашенной луны» — существенно меняет угол зрения: повествование ведется как бы от имени луны — со стороны мы наблюдаем за всем тем, что происходит на земле. Перед нами, таким образом, не локальное место действия (хотя бы и огромное государство), а, по сути, весь земной шар, вся история человечества в конкретный период ее развития. Этот вариант названия подразумевает нахождение автора-повествователя вне «города» — технической цивилизации. Из этой физической точки зрения виднее судьбы человечества, конфликт цивилизации с ее механистичностью, губительным воздействием на человека и — природожизни. Действие, конфликт, таким образом, приобретают глобальный, космический характер. Повествование в конечном итоге театрализуется, остраняется, приобретает характер объективного свидетельства, некоей летописи, описывающей историю человечества. «Сторонность» физической точки зрения позволяет убедительнее раскрыть суть конфликта и изнутри, и в то же время увидеть его со стороны.
Финал «Повести…», ее последняя фраза вроде бы характеризует луну как злую, жестокую, даже кровавую, которая будто бы заморозила душу города: «Было совершенно понятно, что этими гудками воет городская душа, замороженная ныне луною». Но совершенно также очевидно, что финальная фраза противоречит логике движения образа луны в произведении. В самом деле, этот образ до финала нигде не сопровождается отрицательной оценочностью. Луна дана либо в нейтральном эмоциональном ключе (в меньшинстве случаев: «над городом шла луна», «луна скользила по рельсам», «луна спешила над городом», «лес замер в снегу и над ним спешила луна»), либо, и это гораздо чаще, оказывается в такой ситуации, которая вызывает сочувствие, сопереживание читателя («поднялась ненужная городу луна», «на горизонте умирала за снегами в синей мгле луна», «торопилась полная, устающая торопиться луна», «машина сломала скорости,.. погнав за облаками луну», «от луны осталась… тающая ледяная глышка», «белая луна, уставшая спешить», «луна скользила по рельсам; пробежала собака, визгнула и скрылась в простор черной рельсовой тишины»). Очевидно, что отношение повествователя явно сочувственное по отношению к луне, и предшествующее поведение и экспрессивный ореол луны не готовят финальную фразу о луне, «заморозившей» город, а скорее противоречат ей.
Луна сама как бы испытывает воздействие Первого человека. И не только луна, но и солнце, и город испытывают одинаково угнетенное состояние — оно связано с «холодным взором» негорбящегося человека из дома номер первый: «Красное, багровое, холодное на Востоке подымалось солнце. Там внизу — в лиловом синем — в светлом дыму — во мгле — лежал город. Человек окинул его холодным взором. От луны в небе — в этот час — осталась мало заметная, тающая ледяная глышка. В снежной тишине не было слышно рокота города».
При кажущейся неупорядоченности сюжета и композиции в прозе Б. Пильняка есть своя логика и его проза близка, как это ни неожиданно на первый взгляд звучит, прозе Е. Замятина — гроссмейстера литературы — в своей рационалистичности, математической упорядоченности, взаимосвязи и взаимозависимости всех элементов текста, прежде всего композиции, продуманности в отборе лексики (в первую очередь опорных смысловых единиц), репрезентирующих дорогую авторскую идею, точности, рассчитанности названия. Классический тому пример — «Повесть непогашенной луны».
Если эту повесть рассматривать как всего лишь противостояние двух центральных героев — командарма Гаврилова и негорбящегося человека из дома номер первый, то ее композиция будет выглядеть хаотичной, понятый таким образом центральный конфликт — частным, а образная структура и в первую очередь образ луны — совершенно излишними. На этом пути приближение к пониманию образного, идейно-художественного единства текста невозможно — он разваливается на фрагменты.
Во многих критических работах Гаврилов противопоставляется «негорбящемуся» человеку, по сути, как положительный герой — отрицательному. Да, это противопоставление имеет место на уровне сюжета. Но и тот и другой в принципе не противостоят друг другу, а выступают единомышленниками. Они оба — лики одного исторического времени, оба творят историческое движение, время, торопят, «рвут» его, и в этом они оба противостоят «луне», т.е. природному времени, естественному природному движению. Суть противостояния «луны» и «человека», природного движения и революционного насилия представлена с метафорической яркостью и убедительностью в ключевой фразе: «В облаках торопилась, суматошилась луна, и, как хлыст, стлался по улицам автомобиль».
«Повесть непогашенной луны» (26 г.)
В 27 г. – отрывки из дневника: коммунисты для России, а не наоборот – эту мысль ему не простили (роман «Красное дерево», «Соляной амбар», «расплеснутое время» — есть эта мысль). Попытка быть честным с собой и с Россией → «Повесть непогашенной луны». Ее тираж полностью сняли. Вышла в разгар спора о том может ли писатель быть толкователем или только фиксатором => этот роман ругать не могли, т.к. он как бы не вышел → критика «красного дерева».
В «Повести непогашенной луны» — Пильняк прозрел некоторые черты культа Сталина. Это история Фрундзе. Негорбящийся человек – это Сталин. Фрундзе, не желая ложиться на операцию, вынужден, т.к. приказывает негорбящийся человек → умер от наркоза (якобы). Пильняк обнажает механизм диверсии против своих (девиз: верность партии во всем). В художественом произведении изложены факты. Этот механизм был назван впервые. Ни Сталин ни Фрундзе не были названы по имени, но все их сразу узнали.
37 год – арест → 38 год – приговорен к расстрелу → расстрел.
