Пример дипломной работы по журналистике: Газета — учебник

Выдержка из текста работы

В первые годы XIX в. представления о журналистике формиро­вались преимущественно в самой прессе под влиянием суждений Н. И. Новикова, А. Н. Радищева, Н. М. Карамзина.

Приступая в 1802 г. к изданию «Вестника Европы», Карамзин изло­жил свое понимание назначения журналистики: «Мы издаем журнал для всей русской публики и хотим не учить, а единственно занимать ее приятным образом, не оскорбляя вкуса ни грубым невежеством, ни варварским слогом». Этому суждению о периодическом издании, удовлетворяющем разнообразные вкусы читателей, соответствовали его нововведения типологического характера.

Вводя отдел политики в состав журнала, Карамзин желал предоста­вить занимательное и полезное чтение широкому кругу читателей и в особенности тем, кто не имел возможности самостоятельно следить за иностранной периодикой: «Не многие получают иностранные журна­лы, а многие хотят знать, что и как пишут в Европе: Вестник может удов­летворять сему любопытству, и притом с некоторою пользою для языка и вкуса».

При общей установке на приятное чтение Карамзин отказывался от признания той роли критики, которую он отводил ей в пору издания «Московского журнала». Полагая, что последняя обращена, главным образом, к писателям и должна отмечать преимущественно их успехи, он не считал ее насущной потребностью современной словесности: «Хорошая критика есть роскошь литературы; она рождается от велико­го богатства, а мы еще не Крезы». Вместе с тем он не отрицал целесо­образности критических статей в журнале: «Но если выйдет нечто из­рядное, для чего не похвалить? Самая умеренная похвала бывает часто великим ободрением для юного таланта». Карамзин полагал, что предпочтительнее воспитывать писателей на примерах и одновремен­но доставлять удовольствие читателям, публикуя лучшие образцы сло­весности в журнале. В своих суждениях о «разнообразии» и «хорошем выборе» сочинений для журнала он проявлял заботу о языке и стиле, ориентируясь на разговорный язык образованного общества.

Мысли Карамзина о политике, критике и языке вызвали в периоди­ке начала века острую полемику. Характерной чертой последней ста­ла тесная связь рассматриваемых проблем о современной обществен­ной жизнью и идейное размежевание журналистов. Сам Карамзин в спорах не участвовал; его заслуга заключалась в постановке вопро­сов, выдвинутых на передний план политическим и культурным раз­витием нации.

Выход в 1803 г. книги А. С. Шишкова «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка» послужил началом борьбы меж­ду «карамзинистами» и «шишковистами». Вопросы языка и стиля оказались в центре внимания русской периодики. Ориентацию Шишкова на церковнославянский язык и его неприязнь к ино­странным заимствованиям некоторые журналисты расценили как реакционную общественную тенденцию. По словам издателя «Московского Меркурия» П. Макарова, Шишков «для удобнейше­го восстановления старинного языка хочет возвратить нас и к обы­чаям, и к понятиям старинным». Макаров считал, что иностран­ными словами «не должно пестрить языка без крайней осторожности», и увязывал слог с «содержанием, мыслями» и общественными потребностями.

В связи с дискуссией о роли критики в периодическом издании В. А. Жуковский писал в 1808 г. в «Вестнике Европы»: «В русском журнале критика не может занимать почетного места». Он поддер­живал традиционную идею о пользе и увеселении как главном назна­чении прессы: «Обязанность журналиста — иод маскою заниматель­ного и приятного скрывать полезное и наставительное». При этом Жуковский высказывал, правда мимоходом, мысль о том, что журна­лист, удовлетворяя потребности читателя, не должен идти на поводу у него: «Имея в виду пользу, но угождая общему вкусу читателей, хотя не подчиняясь ему с рабскою робостию, предлагает он им хорошие мысли». В статье «О критике (Письмо к издателям Вестника))» он при­знавал полезность такой критики, которая останавливается более «на красотах, нежели на погрешностях».

В защиту боевой критики, адресованной читателю, в 1803 г. высту­пил П. Макаров в «Московском Меркурии»: «Наша критика не для авторов и переводчиков, а единственно в пользу тех любителей чте­ния, которые для выбора книг не имеют другого руководства, кроме газетных объявлений». Вслед за ним Д. В. Дашков в статье «Нечто о журналах», напечатанной в «Санкт-Петербургском вестнике» в 1812 г., отметил необходимость критики в литературном издании: «Все мо­жет входить в состав такого журнала: словесность, известия о важных

открытиях в науках и искусствах и проч., но главною целию оного должна быть — критика». Однако адресовал он ее преимущественно писателям.

Дашков не только обосновал структуру журнала с отделом крити­ки во главе, но и определил обязанности сотрудника такого издания. Он считал, что «хороший журналист» должен иметь «основательные познания во всех частях», так как «все науки, искусства и художества принадлежат к обширному кругу его занятий». Дашков обратил вни­мание на нравственные качества журналиста: «Более всего журна­лист должен остерегаться пристрастия или гнусной зависти к вели­ким дарованиям». В суждениях о книгах журналист помимо основательных познаний должен показать также умение говорить «с приятностию»: «Журнал не должен быть курсом какой-нибудь на­уки; и то, что мы с большим вниманием слушали на лекциях, не все­гда нравится нам в срочном издании, где приятное часто предпочита­ется полезному».

Макаров и Дашков отметили общественную пользу наступатель­ной критики. Настаивая на ее целесообразности в литературном жур­нале в качестве важнейшей части, они по-разному называли ее адре­сатов: либо писателей, либо любителей чтения. Не без влияния этой полемики критика укрепила свои позиции в литературных журналах и сама способствовала становлению журналистики.

Утверждение в частном издании отдела политики — нововве­дения «Вестника Европы» Карамзина — зависело от состояния общественного движения и колебаний правительственного курса между либерализмом и реакцией. Показательна в этом отноше­нии точка зрения самого журнала, который после ухода Карам­зина то открывал отдел политики, то отказывался от него. Цити­руя доклад министра народного просвещения (1805 г.), новый редактор М. Каченовский одобрял политический курс правитель­ства и его действия в области печати, которыми «нимало не сте­сняется свобода мыслить и писать и которые суть не что иное, как только необходимые меры, принятые против злоупотребле­ния сей свободой». Жуковский с осторожностью определял роль политики в журнале: «Политика в такой земле, где общее мнение покорно деятельной власти правительства, не может иметь осо­бенной привлекательности для умов беззаботных и миролюбивых; она питает одно любопытство».

Связь словесности и журналистики с общественной жизнью, от­четливо проявившаяся в полемике о критике, политике и языке, полу­чила реальное подтверждение и продолжение в создании литератур-

ных обществ с более или менее ясно выраженными политическими позициями, для изложения и защиты которых они использовали пери­одические издания. Вольное общество любителей словесности, наук и художеств (1801-1812), объединявшее в основном разночинную интеллигенцию, либерально и демократически настроенную, издава­ло «Свиток муз» (1802-1803) и «Периодическое издание Вольного общества любителей словесности, наук и художеств» (1804). Печат­ным органом Беседы любителей русского слова были «Ч гения в Бе­седе любителей русского слова» (1811-1816), где объединились «шиш-ковисты». Подчеркивая свою тесную связь с обществами, эти периодические издания публиковали речи, прочитанные и одобрен­ные на заседаниях литературных объединений. Создание нового об­щества и принадлежащего ему журнала рассматривались как равно­значимые части единого плана. Члены обществ, сотрудничая в периодических изданиях, оказывали влияние на содержание и харак­тер последних.

Из признания связи журналистики с общественной жизнью, сделанного на заседаниях литературных объединений и на страни­цах прессы, следовал вывод о том, что периодическая печать изме­няется сообразно политическому развитию страны. В статьях и ис­следованиях первой четверти XIX в. мы видим пробуждение интереса к таким вопросам, как причины и закономерности разви­тия журналистики, направление издания и его влияние на обществен­ное мнение. Само возникновение этих вопросов и поиски путей решения обусловливались событиями политической и культурной жизни России, важнейшие среди которых — освободительная борь­ба народа во время Отечественной войны и общественная деятель­ность будущих участников заговора 14 декабря 1825 г.

В «Обозрении русской литературы 1814 года», напечатанном в 1815 г. в «Сыне Отечества», Н. И. Греч связывал развитие словесности с государственным развитием, а журналистику воспринимал как состав­ную часть словесности. При этом прогресс в области журналистики он трактовал как непосредственный результат попечительской деятельно­сти правительства. Подобный вывод Греч сделал и в своем научном труде «Опыт краткой истории русской литературы» (1822), перечисли» в хронологической последовательности современные издания от их возникновения до последнего времени. Описание этапов роста «бла­госостояния государства», предшествовавшее в его книге характери­стике определенных периодов отечественной словесности и журнали­стики, провозглашало связь последней с жизнью общества.

Не случайно Греч в «Опыте краткой истории русской литературы»

упомянул труд В. С. Сопикова «Опыт российской библиографии» (1813), в котором наряду с книгами в алфавитном порядке были пере­числены выходившие в России периодические издания, а из их числа особо выделены ведомости.

Начавшаяся работа по библиографическому описанию русской периодической печати свидетельствовала о стремлении представить последнюю как самостоятельное явление. В большей степени этой задачей руководствовался В. Г. Анастасевич в «Кратком известии о всех с 1707-го по 1823-й год выходивших в России повременных изда­ниях и ведомостях» (1822), где назвал 178 периодических изданий с указанием года и места основания.

Проведенная вслед за ним П. И. Кеппеном в статье «О повремен­ных изданиях и трудах ученых сословий на 1825 год» классификация выходивших в России повременных изданий по языкам данный прин­цип деления соединяла с тематическим. Автор приводил минималь­ные сведения об изданиях: название, место выхода, периодичность, издатель, цена. Основанием для этой работы могли послужить объяв­ления изданий о подписке. Кеппен указал на необходимость «соби­рания подробных сведений обо всех статьях, напечатанных по сие время в русских журналах», а также на целесообразность их система­тизации: «Одни заглавия оных, будучи приведены в систематический порядок, принесли бы немалую пользу ученым всякого рода, зани­мающимся своими науками».

Первые классификации и библиографии Соиикова, Анастасевича, Кенпена создавали предпосылки для систематического изучения пе­риодической печати в России. Обращение к историческому прошло­му отечественной журналистики сочеталось с познанием ее сущно­сти в проектах и программах изданий, в статьях журналистов.

В проекте журнала 1817 г. П. А. Вяземский охарактеризовал тради­ции отечественной прессы и деятельность ее виднейших представите­лей: «Мы можем считать у себя двух только журналистов: Новикова и Карамзина… Нам остается сочетать в журнале примеры двух наших журналистов и разделить издание на три разряда: Нравы, Словесность и Политика». Попытка Вяземского соединить карамзинскую и нови-ковскую тенденции на практике не осуществилась.

В рукописи «Мой сон о русском журнале», местами дословно повторявшей названный журнальный проект, он размышлял над функ­циями печати: «Долго спорили о том, как достичь до желаемой пользы. Наконец, согласились, что лучшее средство есть действовать на общее мнение, направлять его, образовывать язык, приохотить к нему жен­щин и, наконец, дать состоянию писателей законное существование,

признанное покровительством правительства и уважением общества. По большинству голосов решили, что надлежащий способ похитить сие владычество есть издавать журнал». Задачами журнала Вяземский считал просветительское воздействие на общество и влияние на прави­тельство с целью признания им нрав писателей.

В «Известии о жизни и стихотворениях Ивана Ивановича Дмитри­ева» Вяземский вновь отметил журнал «Живописец» Новикова и «Ве­стник Европы» Карамзина, которые «пробуждали в публике охоту к чтению и разливали из столицы свет образованности и просвещения по отдаленным областям обширного государства». Признав, что ЭТИ журналы выражали общественные потребности, он высказал мысль о необходимости для издания четкого направления: «Конечно, жур­нал, чтобы быть журналом, должен иметь свой решительный цвет, голос, свое исповедание, свое постоянное направление и не быть, по выражению поэта, „без образа лицо»».

В «Проекте устава для Арзамасского общества безвестных лю­дей», в составлении которого деятельное участие принимал декаб­рист М. Ф. Орлов, определялось назначение прессы и подчеркивалось стремление следовать ее лучшим традициям. Цель общества, совпа­давшая с программой журнала, понималась как «польза отечества, со­стоящая в образовании общего мнения, то есть в распространении по­знаний изящной словесности, и вообще мнений ясных и правильных».

Вместе с типологическим развитием прессы изменялась ее жанро­вая палитра, становившаяся предметом осмысления прежде всего на страницах самой периодики.

В суждениях журналистов о роли и месте информационных и аналитических жанров учитывался вил периодики. Допуская на стра­ницы «Вестника Европы» политическую информацию, Карамзин уведомлял читателей, что его журнал не соревнуется с ведомостями, а лишь дополняет их: «В политическом отделении будут как известия, так и рассуждения; постараемся, чтобы читатели русских ведомо­стей не находили его излишним». Он видел специфику журнала в публикации «рассуждений», но не отказывался совершенно от «из­вестий», составлявших содержание газеты.

Различие между газетой и журналом по линии «известия — рассуж­дения» проводили Ф. Шредер и И. Делакруа в объявлении в 1807 г. об издании журнала «Гений времен»: «Не ведомость мы писать пред­принимаем, а потому и не должно ожидать в нашем издании реляций о сражениях, победах, завоеваниях и проч., но читатели наших листов найдут в них примечания и рассуждения о тех важных происшестви­ях, которые решат жребий целых народов».

Из жанров литературной критики толкование в печати получили рецензия, библиографическая заметка, литературное обозрение. В примечании к статье «О рецензии», переведенной с французского и помещенной в 1804 г. в «Северном вестнике», И. Мартынов тракто­вал последнюю как «разбор». Через несколько номеров А. Писарев в статье «Рассмотрение всех рецензий, помещенных в ежемесячном издании под названием: „Московский журнал», изданный на 1797 и 1799 год Н. Карамзиным» значение жанра определил следующим об­разом: «…помощию спасительных советов рецензии, словесность наша может скорее и надежнее укрепляться при своем усовершен­ствовании». Он охарактеризовал обязанности рецензента: «Хотя до сих пор нет еще общих правил для рецензии (ибо вкус медленнее идет всякого дарования), однако же непростительно будет, если кто возьмется писать рецензию, как ему угодно. Большие сведения, стро­гая благопристойность, общий вкус служат вместо правил всякому рецензенту».

Жанр библиографической заметки Н. И. Греч определял в после­словии (1814 г.) к «Письму к издателям „Сына Отечества»» как «заме­чание» и указал на его отличительные особенности: «Сочинитель за­мечания изъявляет в нем общее мнение свое о каком-нибудь литературном произведении, не входя в его рассмотрение».

Новым жанром русской прессы стало обозрение — политическое и литературное. Разнообразные факты, системно изложенные, пред­ставляли в политическом обозрении картину современной действи­тельности. Связывающая их авторская мысль, анализ и открытая оцен­ка происходящего составляла его отличительные признаки. В «Систематическом обозрении литературы в России в течение пяти­летия, с 1801 по 1806 год» А. Шторх и Ф. Аделунг увидели цель и задачи литературного обозрения в осмыслении развития точных и изящных наук и сопоставительном анализе этапов этого развития. Они приветствовали такие периодические издания у немцев, французов, англичан и итальянцев, которые «не токмо имеют целию объявления и суждения о нововышедших книгах, но служат также и к тому, что из оных можно обозревать состояние всей литературы вообще в тече­ние какого-либо периода и сравнивать оное с состоянием другого периода».

Справедливо указывая на «Опыт исторического словаря о россий­ских писателях» Новикова как на предпосылку к историческому по­знанию русской словесности, Шторх и Аделунг предлагали перейти от «азбучного порядка» в описании литературного процесса к «си­стематически расположенному обозрению литературы», к хроноло-

гически последовательному изучению ее развития. Эта идея нашла воплощение в литературных обозрениях декабристов.

Намереваясь воздействовать на общественное мнение, декабри­сты стремились расширить сферу распространения своих идей с по­мощью печати. Согласно уставу Союза благоденствия члены обще­ства участвовали в издании «повременных сочинений, сообразных степени просвещения каждого сословия». Добродетельный гражда­нин, говорилось в уставе, должен всегда предпочитать приятному полезное и чужеземному отечественное.

Декабристы высказывались за разнообразие содержания перио­дического издания и за увеличение в нем удельного веса словесно­сти, насыщенной современными социальными идеями. В их пони­мании словесность была неотделима от политики, а ее история самым непосредственным образом связана с историей народа. По словам А. А. Бестужева, «под политическою печатью словесность кружится в обществе». Журналистику он рассматривал в контексте развития словесности.

Показательно в этом отношении замечание Бестужева в «Полярной звезде» об усилении роли печати в общественно-литературном движе­нии: «Вся наша словесность заключалась в журнальных, притом весь­ма немногих статьях». Отмечая, что «Вестник Европы» после редак­торства Карамзина толковал о старине и измерял новое «заржавленным циркулем», он хотел не столько указать место журнала в хронологи­ческом ряду явлений словесности, как это делал Греч, сколько выяс­нить общественную позицию издания и соотнести ее с запросами вре­мени. Бестужев-обозреватель выступал против сосредоточения журнальной критики на малозначительных литературных фактах и ори­ентировал ее на постановку актуальных общественных проблем: «Же­лательно только, чтобы критика сия отвергла все личности, все ча­стности, все расчетные виды; чтобы она не корпела над запятыми, а имела бы взор более общий, правила более стихийные. Лица и случайности проходят, но народы и стихии остаются вечно».

К середине 1820-х годов сформировался новый тип издания — литературный альманах декабристов. Политической направленно­стью и публицистическим звучанием литературной критики и сло­весности, тяготением к журнальному разнообразию материалов он существенно отличался от первых альманахов Карамзина с их чисто литературным содержанием и ориентацией на круг любителей, а больше любительниц изящной словесности.

По замыслу декабристов, периодическая печать должна была под­готовить общественное мнение к переменам и тем самым обеспе-

чить их понимание и поддержку. На первый план выступала мысль о единстве слова и дела. Так, Н. И. Тургенев отмечал в своем дневнике: «Мы теряемся в мечтаниях, в фразах. Действуй, действуй но воз­можности! — и тогда только получишь право говорить… Словам верить нельзя и не должно. Должно верить делам». Накануне вос­стания А. А. Бестужев признавал в «Полярной звезде» необходимость перехода от слов к делу: «Жизнь необходимо требует движения, а развивающийся ум — дела».

Изложенные языком романтической эстетики, недоговоренные из-за опасений перед цензурой, не всегда единодушно одобренные уча­стниками тайных обществ политические лозунги декабристов не мог­ли глубоко проникнуть в общество. Их слово было доступно образованному, преимущественно дворянскому читателю, пропаган­да среди солдат имела ограниченный характер, попытки наладить не­легальную печать не увенчались успехом.

Разработка концепций печати и осмысление ее типологического раз­вития были неразрывно связаны со становлением специальной терминологии, которая на первых норах формировалась в текущей пери­одике, а затем получала закрепление в словарях. Ключевыми терминами в ЭТОТ период стали: газета, журча.!, журналист, журналистика.

По отношению к газетам, отличавшимся частой периодичностью (не реже одного раза в неделю), преобладанием информационных жанров и традиционным оформлением (формат в 4-ю долю листа, страница разделена на две колонки), употреблялись в качестве сино­нимов термины: газета, журнал, листки, а применительно к офи­циальным — еще и ведомости. Термин газета словарь Н. Яновско­го «Новый словотолкователь, расположенный но алфавиту» толковал как равнозначный понятию «ведомости»: «Под сим словом разуме­ются ведомости; листы печатные, выходящие но известным дням и содержащие в себе любопытные известия, действия военные, проис­шествия, политические и проч. в разных областях случившиеся».

Одинаковое использование терминов .журнал и газета примени­тельно к одному печатному органу обусловливалось характером са­мих изданий — сочетанием у некоторых из них в равной степени как газетных, так и журнальных признаков. Иные официальные и частные газеты выходили в виде тетрадок (от 4 до 20 страниц в 4-ю долю печат­ного листа) с продолжавшейся нумерацией страниц, так что через год или полгода они представляли собой сборники-комплекты. Это подчеркивали сами издатели, рассылая подписчикам в конце года или полугодия листки с общим оглавлением.

Некоторые журналы, наоборот, имели характерные газетные при-

знаки. Они издавались листками (на 4-8 полосах) раз пли два раза в неделю и содержали оперативную информацию. Внешний вид их (формат в 8-ю долю листа, отсутствие разделения текста на колонки) оставался журнальным, но частая периодичность, небольшой объем и преобладание информационных жанров существенно сближали их С газетами.

Словари в определении терминов отставали от журнальной прак­тики. Примером может служить толкование термина журналист, данное словарем «Новый словотолкователь, расположенный по ал­фавиту»: «Тот, кто ведет ежедневные записи, издает журналы; изда­тель журналов». Однако в периодической печати журналистом име­новали участника, сотрудника издания. В 1825 г. редактор журнала «Московский телеграф» Н. А. Полевой впервые употребил на стра­ницах своего издания термин .-журналистика, понимая под этим всю совокупность периодических изданий.

В первой четверти XIX в. закрепился приоритет журнала перед другими видами периодики —газетами и альманахами, утвердился общественный и профессиональный статус журналиста. Журнали­стика стала выделяться из словесности как объект самостоятельного историко-теоретического осмысления.